Откусываем шампанское, или Что нам делать с российским Севером?
Александр Зотин
Многие люди до сих пор остаются заложниками нерационального территориального размещения, осуществленного еще СССР. Когда мы перестанем строить леденеющие воздушные замки?
Зима в Норильске, 1970-е © GettyImages/Fotobank/Олег Моисеенко
Новости последних недель, касающиеся российского Севера и Дальнего Востока, создают ощущение географического и экономического абсурда. Есть ли у России долговременная стратегия развития более чем половины страны или же и дальше будет тянуться бесконечная цепочка вынужденных решений? Россия ушла от централизованной, плановой экономики, но так и может решиться перейти на правила рыночной экономики. Из-за попыток сидеть на двух стульях теряется вера в реальность и выполнимость декларируемых задач. Возможно, чтобы ответить на главный вопрос, вынесенный в заголовок этой статьи, нужно сначала откровенно ответить на несколько других неприятных, но важных вопросов. А для начала...
Сколько стоит Север?
В конце октября Минэнерго подготовило проект постановления правительства, в котором предлагает продлить действие механизма финансирования из федерального бюджета мер по ликвидации межтерриториального перекрестного субсидирования в электроэнергетике для Чукотки до 2021 года.
В переводе на русский: налогоплательщики должны платить в год чуть меньше миллиарда рублей, чтобы около 5,5 тысячи жителей чукотского города Билибино получали электроэнергию с местной АЭС. По $5 тысяч в год на человека. Билибинская АЭС, построенная для электроснабжения золоторудных месторождений в регионе (теперь в основном закрытых), исторически недозагружена: коэффициент использования установленной мощности составляет лишь 40%. $5 тысяч в год на человека – это только на электроэнергию. А во сколько обходится субсидирование Северного завоза, социалки, бензина, транспорта, ЖКХ? С 1989-го две трети жителей покинули Билибино. Может, проще (и дешевле) переселить оставшихся билибинцев в Сочи, где инфраструктуры настроено на века?
Брошенный рыболовецкий траулер у озера Байкал © GettyImages/Fotobank/Dominik Staszowski
Другой пример. «Во вторник 5 ноября очередной груз продовольствия доставлен самолетом Ил-76 МЧС России в город Якутск. Всего авиацией МЧС России в Республику Саха (Якутия) доставлено более 100 тонн продовольствия», – сообщает РИА «Новости». «В северных районах Якутии сложилась напряженная обстановка с обеспечением продовольствием и предметами первой необходимости, так как не в полном объеме завершен северный завоз», – объясняет ситуацию глава МЧС Владимир Пучков.
Теперь побудем немного циниками и подумаем, сколько стоит завозить продукты самолетами МЧС? В обычные времена северный завоз проходит тоже не как по маслу. Президент Якутии Егор Борисов отмечает, что период доставки грузов в рамках северного завоза – от момента закупки до доставки конечному грузополучателю – может длиться до 420 дней. И сколько в таком случае должны стоить завезенные продукты и товары? Приблизительно на вес золота. Людей жалко. Но опять же не дешевле ли предложить жителям отдаленных районов Якутии переселиться если не в Сочи, то хотя бы во Владивосток?
Изотермическая карта России. Январь
Научный обозреватель Slon Константин Ранкс в своей книге «Пустыня Россия» пишет, что мало кто задумывается в Москве о рекордах сибирского климата: очень коротким летом там бывает до +35 °С, а зимой до –65 °С: вот вам и вилка в 100 градусов. Примените это к Западной Европе: тогда в Севилье при ее летних +45 °С зимой должно было бы быть –55 °С, а в Лондоне с его зимними –5 °С летом воздух должен был бы прогреваться до +95 °С. Жизнь на Севере – это существование на краю Ойкумены, возможного обитаемого мира. В течение примерно шести месяцев в году достаточно провести меньше получаса на открытом воздухе без одежды, чтобы погибнуть, – даже при наличии пищи и воды. Это самые суровые условия на Земле: ни в одной пустыне здоровый человек не умрет после 30 минут пребывания на открытом воздухе. А от холода страдают не только люди, но и техника.
«Магирусы» на морозе
Наиболее ярко конфликт северного климата и техники проявился в период ударного освоения БАМа (Байкало-Амурской магистрали). За ценой не стояли! Очевидцы вспоминают: «...Большая часть техники и механизмов были закуплены за рубежом, в этом ненавистном советскому строю капиталистическом Западе. Прежде всего позаботились о техническом обеспечении. Землеройная техника – экскаваторы, бульдозеры, буровые станки из Японии и США. Четырнадцатитонные автомобили самосвалы «Магирус» на воздушном охлаждении. Глубинные насосы закупили в ФРГ». Дорогая техника такого климата не выдерживала, таблицы морозоустойчивости говорили о предельной эксплуатации любого стандартного оборудования при –30 градусах.
Однако, как тогда говорили, «Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть!» Люди продолжали работать и при еще больших морозах. Еще из воспоминаний очевидцев: «Грузовики часто ломались, и их приходилось ремонтировать прямо на дороге, ложась на холодную, сырую землю, а вокруг ни души, на сотни километров тайга. Одна надежда: товарищи по работе. Как правило, шофера организовывали звенья, в которые входило как минимум две машины. Шофера приобретали целый букет разных болезней и рано уходили из жизни».
По данным американского экономиста Виктора Моута (опубликованным в 1983 году), в Сибири «строительные расходы в 2–3 раза превышают норму в сравнительно развитых регионах близ Транссибирской железнодорожной магистрали и в 4–8 раз в отдаленных добывающих центрах, куда можно добраться только по воздуху, зимнику или летом – по воде. На треть капиталовложения состоят из затрат на инфраструктуру (коммуникации, услуги, коммунальные удобства), которые часто превышают базовые промышленные нормы в умеренно развитых регионах в 10 раз... Затраты на труд превышают норму в 1,7–7 раз. Наконец, затраты на оборудование значительно выше, чем в среднем по стране, расходы на ремонт и обслуживание тоже высоки... Ежегодные затраты на все виды ремонта составляют от 25 до 30 процентов общей стоимости оборудования, используемого сегодня на Севере. Капитальный ремонт некоторых единиц техники превышает стоимость самих машин».
Разумеется, такое могло происходить только при директивно-командном управлении. И стоило начать шататься советскому колоссу, как начался процесс бегства «покорителей» в привычные места проживания.
Люди едут за деньгами?
В царской России люди ехали в Сибирь, чтобы добывать там полезные ископаемые. У всех на слуху слова Михаила Ломоносова, что «богатство России будет прирастать Сибирью». Но Ломоносов вряд ли имел ввиду такой инструмент освоения Севера, как ГУЛАГ. С началом индустриализации в 30-е годы именно заключенные стали главной силой промышленного развития и урбанизации Сибири.
Канадские ученые Фиона Хилл и Клиффорд Гэдди написали не особо популярную, к сожалению, в России книгу «The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia Out in the Cold» (в русском переводе – «Сибирское бремя. Просчеты советского планирования и будущее России»). По их мнению, вся советская концепция развития северных регионов (где концентрируется основное количество моногородов вроде Билибино) была ошибочной, а во многом – преступной.
Норильск и подобные ему города обречены быть под покрывалом выбросов градообразующих предприятий. Нужно ли здесь оставаться пенсионерам и детям?
Фото: © GettyImages / Fotobank / Олег Никишин
В итоге воспринимаемые партийной номенклатурой через призму «холодной войны» цели и интересы государства привели к заселению плохо пригодных для постоянного проживания территорий. Поскольку нормальные люди не горели желанием ехать в эти недружелюбные для человека места, началось заманивание людей «северными надбавками» и разнообразными льготами, установление искусственных (нерыночных) цен и субсидий на тепло, энергию и другие ресурсы, за которые расплачивались, по сути, все остальные жители СССР.
В то время как во многих городах Советского Союза снабжение даже товарами и продуктами первой необходимости было крайне скудным, в «нужных» городах можно было найти что угодно. Очевидцы описывают это так: «Снабжение Тынды («столицы» БАМа. – Прим. Slon) было просто потрясающим. При тогдашнем тотальном дефиците в магазинах было все! Кто не жил тогда и не помнит перманентного отсутствия в магазинах лампочек, мыла, стирального порошка, колбасы и прочего, тот не поймет роскошь тындинских магазинов. Как в Москву шли «колбасные эшелоны» из Рязани и Подмосковья, так и в Тынду ехали за сгущенкой, тушенкой, той же колбасой. А знаменитые бамовские дубленки! За этими дубленками гонялся весь Советский Союз. Единственный периодический дефицит – водка. Зато почти всегда был спирт и коньяк. А шампанское из горлышка на морозе (Масленица, конец апреля, температура до –25 °С) не пробовали? Потрясающая вещь. Особенно если не успеваешь глотать, оно пенится, проливается на дубленку и замерзает минут через 10. Можно отламывать по кусочку и сосать. А погода! Зимой месяцами не видели столбик термометра. То бишь он есть, но уютно свернулся внизу и показываться не желает. Зимой 1978–1979 года температура по утрам падала до –56 °С».
Еще из тындинских воспоминаний: «Многие отгрохали себе целые поместья (за счет предприятия) с многочисленными комнатами и хозяйственными постройками (бани, теплицы, курятники, свинарники, огородики и пр.). За все это платили смехотворные копейки». «Многочисленные временные поселки как в Тынде, так и по всей трассе оборудовались всеми удобствами. Были закопаны в землю сотни километров труб различного диаметра, тонны сантехнического оборудования. Были также закопаны в землю в виде бесчисленных септиков сотни тонн листового металла. Если бы кто-нибудь посчитал цену этой безграмотной жилищной политики, мы бы просто пришли в ужас».
Улан-Удэ © GettyImages / Fotobank / Aaron Huey
Как пишут Хилл и Гэдди, «России Сибирь предоставила большой простор для ошибок. Административные центры и города разрастались до огромных размеров там, где этого никогда бы не произошло, действуй там законы свободного рынка».
Где россиянину жить хорошо?
Поскольку советская командно-директивная экономика канула в прошлое, самое время посмотреть: а где же естественный ареал проживания россиян на территории страны? Можно обратиться к историческим примерам. В XIX веке географическое расселение Российской империи следовало естественной траектории: наибольший рост населения приходился на регионы с благоприятным климатом: юг России, Новороссия (прежде всего порт Одесса), а также регионы низовий Дона.
Если посмотреть на карту распространения крупнейших городов Российской Федерации, то заметно, что большинство населения России сосредоточено в сравнительно небольшой зоне: от Санкт-Петербурга на севере и Сочи на юге она тянется на восток сужающейся полосой и упирается в Иркутск. В этом треугольнике живет 9/10 населения России. А по площади эта благодатная территория составляет менее 1/3 площади страны, то есть около 5 млн кв. км.
Эти цифры очень хорошо соотносятся с данными о площади сельскохозяйственных земель в России – их около 4 млн кв. км. Оставшийся миллион составляют лесополосы и города. Это и есть эффективная территория, то есть место, где российский человек может жить плодами своей земли. И плотность населения тогда уже получается более 24 человек на 1 кв. км. Это выше, чем в Скандинавии, Прибалтике и некоторых странах Восточной Европы.
Плодородные земли в России
На картах распространения пашни (коричневая) и пастбищ (зеленая) видно, как мало в России земли, где можно прокормиться без завоза извне
Весь мировой опыт показывает, что люди предпочитают жить в комфортных климатических условиях. Те же Канада и Австралия имеют гигантские территории, малочисленное население и среднюю плотность населения даже меньшую, чем Россия. Однако, в отличие от России, власть не старалась загнать население в пустыни или в холод: концентрация населения довольно компактна, люди живут в климатически комфортных зонах. Например, 85% населения Канады проживает в пределах 300-километровой зоны на границе с США (в относительно теплых регионах предпочитает жить и население Швеции, Норвегии и Финляндии).
Большинство австралийцев живет на восточном и юго-восточном побережьях, а внутри страны в условиях сухих пустынь проживают считанные проценты населения. Специальные программы развития малозаселенных регионов Канады и Австралии направлены не на привлечение туда населения, а на рациональное экономическое освоение имеющихся в регионах ресурсов (в основном вахтовым методом), а также на помощь национальным меньшинствам, традиционно живущим на этих территориях.
Что продавать будем?
Развивать сибирские просторы мешает не только климат, но и расстояния, которые делают добычу многих ресурсов не очень то и выгодной. Например, как отмечает в недавнем интервью радио «Эхо Москвы» президент Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев, весь прирост потребления угля за несколько недавних лет Европа покрыла за счет поставок из Колумбии и Северной Америки:
«Доставка через океан гораздо дешевле, чем доставка по железной дороге из Кузбасса. Это не вина железной дороги, потому что железная дорога предоставляет пониженный тариф по углю. Просто мы везем уголь за 3–4 тысячи километров, и это гораздо дороже. Морские перевозки на то же расстояние многократно дешевле, чем сухопутные. Вообще в мире мало кто возит уголь на то расстояние, на которое его возит Россия».
Европейские цены уже не покрывают издержки по добыче и транспортировке угля для многих шахт на Кузбассе. При этом четыре кузбасских моногорода – Юрга, Прокопьевск, Анжеро-Судженск и Таштагол – претендуют на государственную поддержку в 2014 году. Что с ними будет, если спрос на кузбасский уголь будет падать и дальше?
Куда мигрирует население России
Прогнозы изменения демографической ситуации в Сибири и на Дальнем Востоке, а также основные потоки переселения. Данные Росстата за 1998-2008 годы
Нереальными выглядят рассуждения о переориентации моногородов Сибири на «высокие технологии». Хилл и Гэдди пишут: «Высокая степень концентрации исследователей и ученых в прежних закрытых советских ядерных городах позволяют некоторым оптимистам усматривать в Сибири российскую версию калифорнийской Кремниевой долины... Предложение по «Сибирской Кремниевой долине» целиком и полностью зависит от привлечения федеральных средств, которых в России немного. Даже если бы их было достаточно, представляется маловероятным, что одних только интернет-кафе в каждом административном центре и городе России, доступа к интернету в каждом сельском почтовом отделении и школе или притока новых промышленных технологий в Сибирь будет достаточно для обеспечения экономического развития и удержания населения на месте – особенно там, где людей вообще не должно было быть в большом количестве с точки зрения экономической географии». Можно добавить, что американская Кремниевая долина расположена южнее Сочи и знаменита своим средиземноморским климатом.
Демографическая ситуация на Дальнем Востоке и в России в период с 1990 по 2030 годы, 1990 = 100%
Источник: Росстат
Столь же нереалистичны и идеи развития малого и среднего бизнеса в моногородах. Географ, директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич в книге «Крупный бизнес в регионах России: территориальные стратегии развития и социальные интересы» пишет: «...объективными барьерами развития являются низкий спрос на товары и услуги в слаборазвитых регионах с низкими доходами населения, а также неразвитость сети крупных городов и низкая плотность населения, то есть пониженная концентрация потребителей».
Не сидеть между стульями
Это очень важно осознать: систему моногородов около месторождений, заводов, строек века создавали в условиях командной системы, которая совершенно не соотносится с экономикой современной России. И правительство все еще поддерживает устаревшую систему размещения трудовых ресурсов и капитала, которая остается нерыночной, хотя параллельно ей существует вполне «рыночная» естественная миграция населения из климатически неблагоприятных регионов.
Многие люди до сих пор остаются заложниками нерационального территориального и даже температурного размещения, осуществленного еще СССР. Советская реальность оставила в наследство современной России сильно деформированную экономическую географию. И разумеется, российские специальные программы развития малозаселенных регионов должны отличаться от канадских или австралийских.
Согласно официальному списку, сформированному Рабочей группой по модернизации моногородов при Правительственной комиссии по экономическому развитию и интеграции, весной 2010 года в России насчитывалось 335 моногородов (в основном в неблагоприятном климате), в них проживает около 16 млн человек. Россия не может просто так бросить уже созданные моногорода. Некоторые успешны, но многие нет. И что с ними делать – неясно. Продолжать субсидировать можно, но рационально ли это?
Нефтеюганск, Январь, 2004 © GettyImages / Fotobank / Олег Никишин
Тупиковый характер содержания моногородов осознавался даже во времена СССР, где с 70-х годов все активнее стал внедряться вахтовый метод освоения нефтегазовых месторождений Западной Сибири и Ямала. Вахтовикам, вылетающим на две недели, было гораздо проще обеспечить качественные условия жизни, работы и отдыха за гораздо меньшие деньги, чем создавать целый город, в котором реально могут работать на предприятии менее четверти жителей.
Разумная региональная политика – это оказание поддержки успешным моногородам с большим присутствием крупного бизнеса, прежде всего сырьевого, и переселение избыточного населения в климатически благоприятные районы. Только бизнес может и должен определять жизнеспособность и перспективность моногородов, иначе за все будут платить налогоплательщики. Тот же «Норникель» уже запустил программу по переселению более чем 11 тысяч семей из Норильска и Дудинки в районы с благоприятным климатом в течение 2011–2020 годов.
Вместо построения воздушных замков, рискующих быстро обледенеть, правительству РФ лучше обратиться к более прозаичным вещам. Исходя из исторического опыта, нынешняя цель государства должна заключаться не в борьбе с естественной депопуляцией Сибири и Дальнего Востока, а в помощи бизнесу, там, где это оправдано, и в предоставлении возможности переселения там, где все надежды уже замерзли.
Автор — корреспондент журнала «КоммерсантЪ-Деньги».
