Александр Марков: «Человек не отдает себе отчета в том, что влюбляется в запах»
Анна Кузьминская
В Валентинов день доктор биологических наук Александр Марков, автор книг по эволюционной биологии, удостоенных премии «Просветитель», проводит в Политехническом музее лекцию «Зачем нам любовь?» На эту волнующую тему ученый согласился поговорить и со Slon.
– Ваша лекция в Политехническом музее названа «Зачем нам любовь?» И каков ответ? Неужели все сводится к банальному размножению?
– Нет, конечно. Размножение возможно в самых разных условиях. Эмоциональная привязанность, длительные взаимоотношения между самцом и самкой – это редкость в биологии. Гораздо чаще самка заботится о потомстве одна – либо вообще никто не заботится о потомстве. Образование постоянных пар – это достаточно редкое явление. И любовь – если понимать ее как эмоциональную связь и совместную жизнь – вовсе не сводится к размножению. Кстати, у людей такая эмоциональная привязанность к партнеру не столь сильна, строга и нерушима, как, скажем, у некоторых видов полевок – те хранят верность партнеру до конца жизни и не испытывают вообще никакого интереса к другим представителям противоположного пола. Так что люди не самые склонные к любви существа.
– С точки зрения биологии – любовь важна для выживаемости?
– Если, как считают антропологи, любовь возникла, значит, она была необходима для успешного размножения наших предков. Формулируя более корректно: раз у наших предков развилась склонность испытывать данные эмоции в отношении своих брачных партнеров, значит, с точки зрения эволюции, те наши предки, которые испытывали данные эмоции, в среднем оставляли больше потомков, чем те, которые данных эмоций не испытывали. Соответственно гены, склоняющие к любви, распространялись в популяции, а частота генов безразличия к своему партнеру в генофонде уменьшались.
Почему для наших предков именно такая брачная стратегия оказалась выгодной – это вопрос. Ведь у других человекообразных обезьян семьи устроены по-другому. У горилл это гаремные группы из нескольких самок и одного могучего самца, который охраняет самок от других самцов. У орангутанов тоже гаремная система, но самки живут не группой, у каждой своя территория, и самец охраняет территории нескольких самок. Эмоционально гориллы и орангутаны относятся друг к друг довольно холодно, сексом тоже не слишком интересуются.
Другое дело шимпанзе. У них большие группы, в которых много и самцов, и самок и достаточно свободные половые отношения. Конечно, речь не идет о том, что все спариваются со всеми, и у самцов, и у самок есть какие-то предпочтения, и есть конкуренция. Однако если самка в период, когда она готова к зачатию, спаривается с несколькими самцами, это в порядке вещей. У шимпанзе довольно грубые отношения – и самки, и самцы часто конфликтуют друг с другом, могут даже детенышей чужих убивать. Случаются межгрупповые конфликты, похожие на войны у людей.
У бонобо – карликовых шимпанзе – тоже большие многосамцовые-многосамковые группы, но там агрессии гораздо меньше. Самки дружат, кооперируются и даже могут дать отпор зарвавшемуся самцу. Не то чтобы у них матриархат, но социальная роль самок больше. И у бонобо очень много секса. Причем секс служит не только для размножения, но и для поддержки хороших отношений, выражения дружеских чувств, примирения. Распространен и гомосексуализм, и всякие такие вещи, которые в человеческом обществе осуждаются, – секс с детьми, например. Но, опять же, никаких пар и никаких постоянных эмоциональных привязанностей у них нет.
Наконец у гиббонов моногамия. Но не такая, как у людей. Группа состоит только из одной пары и ее детей. Ни с какими другими парами гиббоны ужиться не могут; если самка видит, что к ее мужу приближается другая гиббониха, она ее свирепо атакует.
Таким образом ситуация людей уникальна. Только у нашего вида – по-видимому, с очень древних времен – в одной группе всегда жило несколько парных семей. Конечно, строгой моногамии никогда не было, всегда были возможны ситуации, когда у одного мужчины две, три жены и так далее. Но тем не менее.
– Почему же у людей возникла именно такая форма семьи?
– Это связывают прежде всего с тем, что у людей очень долгое детство, медленное развитие. Дети рождаются, во-первых, с трудом, во-вторых, недоразвитыми – по сравнению с другими обезьянами. И каждому детенышу нужно очень много родительской заботы. Матери должны испытывать к своим детям гораздо больше любви и иметь гораздо больше терпения, чем обезьяны. Никакая обезьяна не смогла бы ухаживать за детенышами так долго, жертвуя всеми собственными удовольствиями.
В связи с этим становится крайне важен мужской вклад в потомство. Самец тоже должен помогать. В условиях первобытной жизни женщине было малореально вырастить детей одной. Поэтому потомство оставляли только те пары, где отец активно помогал матери. В ситуации, когда мужской вклад в потомство довольно высокий, создаются предпосылки для формирования устойчивых пар. В ходе эволюции люди захотели все время быть рядом со своими любимыми.
– А откуда взялось это хотение?
– Судя по нейробиологическим данным, супружеская любовь развивалась на основе любви, конечно же, родительской. В мозгу уже был модуль, который работал у самок по отношению к детенышам. Эволюция редко и с большим трудом создает что-то новое – обычно берется что-то старое и перекраивается под новые задачи. Так и в этом случае. Модуль родительской любви был немного подтесан, подструган, модифицирован и стал использоваться для супружеской любви.
Это, опять же, может быть связано и с ювенилизацией. Известно, что по ряду признаков люди больше похожи на детенышей, чем на взрослых. Скажем, у нас короткая морда, маленькие челюсти, высокий лобик, волосяной покров тоже детский. Черты характера – любопытство, игривость, чувство юмора. Взрослые животные обычно угрюмые и нелюбопытные, любопытство и игривость – это детские черты. Но у людей они сохраняются и во взрослом состоянии. Эти как бы детские черты могли развиться в связи с изменением в семейных отношениях для укрепления супружеских уз.
– А вот выбор конкретного партнера – насколько он обусловлен биологически?
– О, это передний край науки. Это только начинают сейчас всерьез исследовать. Наши брачные предпочтения, по-видимому, зависят от генов, хотя большее влияние на нас оказывает культурная среда. То есть, например, если сегодня в моде тощенькие – это влияет на выбор. В другую эпоху считается, что толстенькие – это красиво, и это точно так же влияет на выбор. Многое зависит от культуры. Но некоторые вещи зависят от генов.
Для людей самых разных культур – если говорить о предпочтениях по каким-то поведенческим, духовным характеристикам – важны некоторые общие вещи. Например, в любой культуре в партнере ценятся доброта и понимание.
– Но бывает же, что женщины выбирают довольно агрессивных особей?
– Это тонкий вопрос. У людей всегда была очень гибкая половая стратегия. Одно дело – партнер для постоянных отношений: тут от него нужны доброта, понимание, надежность, чтоб не изменял, чтоб приносил зарплату в семью и хорошо заботился о детях. Но всегда где-то рядом есть другие мужчины: более агрессивные, с высоким тестостероном – они плохо заботятся о детях, но хорошо соблазняют женщин.
– Казалось бы, то, что они агрессивные, должно наоборот отпугивать?
– Выигрыш тут такой: если женщина рожает от соблазнителя сына, то этот сын унаследует качества отца и тоже будет хорошо соблазнять. И оставит много внебрачных детей. Но такая стратегия в моногамном обществе возможна только как паразитизм на широких массах честных мужей и отцов, которые позаботятся об этих внебрачных детях. Если все дети будут внебрачными, то честные мужья начнут вымирать, и соблазнителям станет сложнее – их станет слишком много, им будет не на ком будет паразитировать, общество будет состоять из брошенных матерей-одиночек. В такой ситуации репродуктивное преимущество будет на стороне честных мужей.
– То есть некоторый баланс сохраняется.
– Да, и он есть у многих животных. У некоторых животных самцы даже делятся на две категории, различимые на глаз. У жуков-навозников, например, одни, крупные самцы, играют роль хороших мужей, защищают самок, заботятся о потомстве, но есть другие – маленькие проныры, которые тайком залезают в чужие норы и пытаются спариться с чужими самками. Очевидно, им это время от времени удается. Поскольку те и другие самцы успешно сосуществуют, между ними, видимо, есть баланс.
У некоторых видов рыб есть крупные самцы, охраняющие гаремы самок, и мелкие самцы, похожие на самок. Они притворяются самками, пробираются в гарем и оплодотворяют там настоящих самок.
Что до женских предпочтений – проводился такой эксперимент: брали мужские лица и в компьютере у них усиливали то маскулинные черты, то феминные. Оказалось, что женщины чрезвычайно зависят в своих предпочтениях от репродуктивного цикла. В период, когда они способны к зачатию, они выбирают наиболее мужественные лица. В реальной жизни такие лица коррелируют с высокой агрессией и не очень хорошей заботой о потомстве. А когда женщины не способны к зачатию, они выбирают более женственные лица – более надежных.
– В этом нет противоречия? Разве рожать выгоднее не от надежных?
– Похоже, довольно выгодно рожать от мужественных, а по жизни цепляться за надежных, это самая выигрышная стратегия. Хотя, конечно, у науки нет точных цифр по супружеской неверности и количеству внебрачных детей. По понятным причинам это очень трудно исследовать.
– Надежность, доброта – это душевные качества. А есть ли какие-то исследования индивидуальных физиологических предрасположенностей? В духе – рыжей девушке маленького роста скорее понравится тощий брюнет, чем полный блондин?
– Да. Есть такая вещь, как положительная ассортативность. Люди склонны выбирать партнеров, по ряду признаков похожих на них самих. По росту, по весу, по уровню образования, по отношению к религии, по отношению к разным социально-политическим проблемам – выбираешь человека, максимально похожего на тебя.
– Женишься на себе же?
– Во многом, да.
– А как же фраза «Противоположности притягиваются»?
– Она не находит особых подтверждений. Но по некоторым признакам люди выбирают непохожих на себя. Вот, кстати, рыжие довольно редко женятся на рыжих. И есть отрицательная ассортативность по запаховым предпочтениям.
У всех позвоночных животных есть индивидуальный запах, который формируется с участием иммунной системы. Иммунная система – это чрезвычайно эффективная система отличения своего от чужого, именно она виновата, например, в отторжении пересаженных органов. Мы сами на сознательном уровне не можем, конечно, отличить человека по запаху, как это делают собаки. Но на бессознательном, похоже, можем, у нас сохранились эти рецепторы. Проводили исследования, и было показано, что людям обоего пола больше нравятся запахи людей, которые не похожи на них самих по набору генетических вариантов комплекса гистосовместимости. Хотя сам человек, конечно, не отдает себе отчета в том, что он влюбился в запах.
– А в парфюм человек не может влюбиться?
– Парфюм воздействует на другие системы. Если в парфюм добавляют феромоны, то это феромоны общего спектра действия. Есть, конечно, химические вещества, которые привлекают мужчин вне зависимости от генотипа, такие специальные женские запахи. Но есть и система различения по принципу свой-чужой, похож – не похож, которая тоже работает.
Проводили эксперимент: людям давали футболки – два-три дня люди носили их не снимая – потом эти футболки запаковали в герметичные пакеты и дали лицам противоположного пола с просьбой понюхать и сказать, какой запах более, а какой менее приятен. Оказалось, что и женщины, и мужчины прекрасно различают запахи и всегда выбирают как самый приятный запах, максимально отличающийся от их собственного по комплексу гистосовместимости.
Возможно, это помогает избежать близкородственных скрещиваний, с одной стороны, это маркер генетической близости. А с другой, это полезно для иммунитета. Потому что чем больше по комплексу гистосовместимости различаются родители, тем лучше иммунитет у детей. Эта система характерна не только для людей – она показана и у других видов млекопитающих, и у рыб, например.
– То есть, мы выбираем людей, которые в целом похожи на нас, но пахнут иначе?
– Да, как-то так. По некоторым признакам не показано ни положительной, ни отрицательной избирательности. Например, экстраверт человек или интроверт, насколько он невротичен, открыт он и замкнут, добросовестен ли, порядочен ли, доброжелателен ли – люди выбирают себе партнеров, которые по этим признакам им совсем не близки. А вот рост, вес, социально-политические взгляды – это важно.
– Получается, для нас то, что человек думает, важнее того, как он себя ведет?
– Да, его отношение к социальным проблемам имеет большее значение, чем его, например, темперамент.
– Не важно, бьет ли он от злости тарелки, важно, на что он зол?
– Похоже, что так.
