Почему в Россию не едут рукастые и головастые
Восток страны будет продолжать пустеть, население – стареть, а трудовые ресурсы – люмпенизироваться
Татьяна Рыбакова
04.03.11 | 13:56
В эту субботу эксперты, готовящие «Стратегию-2020», соберутся на заседание, посвященное рынку труда, профобразованию и миграционной политике. Такое сочетание не случайно: главная проблема России не в том, что в нее едут мало или много, а в том, что уезжают нужные, а приезжают… ну, скажем, не совсем пригодные для экономики современного типа. Причем в Москве и вокруг нее уже формируется иммигрантская среда, схожая с той, что характерна для бедных парижских предместий.
В мои руки попал доклад, подготовленный экспертами из Института демографии ГУ-ВШЭ и исследование, проведенное «ОПОРА России». Краткое резюме: восток страны будет продолжать пустеть, население – стареть, а трудовые ресурсы – люмпенизироваться, решить эти проблемы с помощью миграции не удастся, но и ограничить ее – тоже.
По мнению экспертов, «западный дрейф» во внутрироссийской миграции будет продолжаться. Причем на фоне удивительной усидчивости народа в центральной части страны. Даже среди безработных в моногородах искать работу за пределами своего региона здесь готовы не более 11–13%, а переехать (с предоставлением не только работы, но и жилья!) согласны и вовсе 4%. Так что свои безработные проблему дефицита трудовых ресурсов не решат, делают вывод авторы доклада. Нынешние мигранты, впрочем, тоже. Прежде всего потому, что их квалификация оставляет желать лучшего, а 15–20% и вовсе не знают русского языка.
В результате получается: восток страны пустеет, по умирающим городам спиваются хронические безработные, из-за «утечки мозгов» общий профессиональный уровень стремительно падает. При этом в мегаполисы едут «за длинным рублем» плохо говорящие по-русски, малообразованные гастарбайтеры из сел. Чтоб не пропасть поодиночке, они создают собственные социальные сети – не виртуальные, а реальные. Ничего хорошего в этом нет: вращаясь среди своих соотечественников, они еще меньше мотивированы на адаптацию к новой жизни. К тому же через своих легче устроиться на нелегальную работу.
Платят за нее, кстати, в среднем на 5% меньше, чем за легальный труд. Зато работодатель хорошо экономит на налогах. Удивительно ли, что, по данным исследования «ОПОРы России», меньше всего гастарбайтеров трудится в малом бизнесе: всего 8,8% против 21,2% на крупных предприятиях. Сами авторы исследования считают, что в малом бизнесе доля втрое выше, а в крупном – на треть. Но, скорее всего, и это слишком скромная оценка реального положения дел.
В результате, в крупных городах, особенно в Москве, а также в приграничных регионах, создаются мигрантские анклавы низкооплачиваемого, так называемого, 3D труда (Dirty, Dangerous, Demeaning). Чем грозит существование таких анклавов, показали парижские события. Причем запретом и квотами на мигрантов проблему не решить: созданные мигрантские сети уже вполне успешно преодолевают все бюрократические преграды.
Нужно переходить к новой миграционной политике – наподобие той, что ведут Канада и Австралия, делают вывод эксперты. «Стратегическим ориентиром миграционной политики должно стать смещение фокуса в сторону квалифицированной миграции. Россия должна готовиться к необходимости введения программ селективной трудовой миграции, направленных на привлечение мигрантов высокой квалификации, уникальных и талантливых специалистов, для обеспечения экономики, в том числе ее инновационных секторов, высококвалифицированными кадрами», – говорится в докладе.
Я бы проголосовала двумя руками «за», если бы не одно «но». Вводить такую программу нужно было, по меньшей мере, десять лет назад. Так же, как звать соотечественников на родину нужно было в начале 90-х.
…До сих пор помню ту встречу в 1994-м году. Я писала диплом на тему адаптации беженцев из национальных окраин бывшего СССР и объехала, наверное, всех, кто в это момент был в Москве, – от армян из Баку до чеченок из Грозного. Ощущение было неслабое – какой-то нескончаемый табор несчастья: растерянность, апатия, агрессия… И на этом фоне – спокойный рассказ о том, как Россия отказалась от самого большого шанса в ее истории.
Уже мало кто помнит, но 1992-м году, когда в Таджикистане вспыхнула гражданская война, газеты наперебой писали о том, как с палками в руках отстояли свои кварталы русскоязычные жители Душанбе. Видимо, в те ночи и организовалась удивительная община переселенцев – из вчерашних преподавателей вузов, инженеров, врачей и прочей интеллигенции.
«Среди нас было много математиков, поэтому мы все просчитали», – шутили на встрече со мной представители их общины. Она единственная уезжала в Россию организовано: без паники и без всякой надежды на государство.
Вначале в Россию приехали разведчики – группа мужчин. Нашли место для поселения – заброшенные пашни в Калужской области, договорились с местной администрацией об аренде земли. Весной, едва сошел снег, на выбранное место высадился десант – с палатками и инструментами. «Первым мы построили свинарник. Пока строили бараки для себя, завезли свиней и осенью выручили первые деньги», – рассказывали переселенцы.
Первую зиму пережили страшно – не было навыков жизни на морозе. Но уже следующей весной привезли женщин и детей. Пока мужчины продолжали строить – жилье и производственные помещения, – женщины ухаживали за скотиной (это доктора и кандидаты наук!), занимались «маляркой».
Вторую зиму все встретили в собственных теплых домах: в чистом поле вырос аккуратный поселок со школой, детским садом, цехом по производству керамической плитки и небольшим агрохозяйством. Большую часть сельхозпродукции для поселка взялись обеспечивать несколько семей, решивших стать фермерами: им выделили из общей земли хорошие наделы, помогли построиться и закупить технику.
Поселок стал знаменит, в него зачастила пресса. Лечиться и учиться сюда ездили даже из Калуги. Немудрено – где еще математику в школе ведет профессор, а прием пациентов в медсанчасти – доктор медицинских наук? Где еще увидеть, как можно решить проблему хлынувших с окраин бывшей империи беженцев? Кстати, как подчеркивали общинники, их национальный состав вовсе не был однородным – вместе уезжали и коллеги-таджики, и узбеки, и киргизы. В общем, жизнь налаживалась. Плитка (сделанная по старинным образцам) стала приносить такой доход, что общинники задумались о том, куда правильнее вложить прибыль.
А потом приехали на жутко модных тогда «Москвичах-Алеко» и «Нивах» братки, за спинами которых тихо маячили сотрудники местной администрации. Жителям поселка объяснили, что аренда на землю аннулирована, а сама земля продана вот этим малиновым пиджакам.
Они боролись. Они ездили по высоким инстанциям, они взывали к журналистам, они писали жалобы и письма. Им стали угрожать, несколько раз по поселку ночью стреляли, у фермеров сожгли урожай. Фермеры переехали в поселок и стали его охраной – у них были гладкоствольные ружья. А потом приехала милиция, бульдозеры, и поселка не стало.
Рассказывали мне все это люди, ставшие беженцами в собственной стране второй раз, спокойно. Во-первых, из-за хорошего воспитания. Во-вторых, из-за того, что все еще не могли поверить, что бандитско-чиновничью спайку победить труднее, чем погромщиков. А я сидела и думала: «Боже мой!» С самых высоких трибун трещат о правах русского населения в бывших республиках. А тут вот они – настоящие пионеры. Им от государства не надо ничего. Они все сделали сами, они привезли в погибающую российскую глубинку свет культуры и азарт предпринимательства. Их пример, да в подражание, – и Россия станет обладательницей самых лучших умов и рук бывшего СССР. Причем, в силу адаптации к местным обычаям, непьющих и с крепкими семьями. И вот вся королевская рать высоких чиновников, так красиво выговаривающих «дорррогие ррросияне», молча смотрит, как этот росток настоящих «новых русских» губит какая-та кодла братков и продавшихся им мелких бюрократов.
Не знаю, что стало со всей общиной. Но одна из разговаривавших со мною женщин позвонила мне через год. Звала на проводы – ее семья уезжала в США. Это были не первые проводы – большинство знакомых мне беженцев уехали из России. Причем уезжали не только русские, но и национальная интеллигенция, не сумевшая ужиться с новыми порядками на родине. Кто не уехал, зачастую деградировал: знаю физика, ставшего ларечником, поэта, продающего мясо на рынке, инженера, ставшего местным бандюком… Их бы тогда, когда они бежали в Россию, пригреть да обласкать – какая сегодня была бы страна! А теперь, хоть вводи программу селекции мигрантов, хоть не вводи – где найти этих «мигрантов высокой квалификации, уникальных и талантливых специалистов»? В Китае, что ли?
