О политической кулинарии
Колбаса развалила СССР в 1991, хлеб – Россию в 1917, чего ждать от гречки-2010?
Андрей Щербак
27.08.10 | 11:09
Согласно сообщениям информагентств, в российских магазинах пропала гречка. Проблема сразу стала приобретать политический оттенок: государство поспешило заявить, что не допустит ни дефицита, ни спекулятивного повышения цен на социально значимый товар. Я бы не стал преуменьшать значение проблемы как гречки, в частности, так и роли продуктов питания в российском политическом процессе. Вот несколько кулинарно-политических соображений.
КУЛИНАРИЯ И ГИБЕЛЬ СССР
На мой взгляд, ключевым вопросом эпохи гласности, который, в конце концов, вбил один из главных гвоздей в гроб СССР, был вопрос «Когда появится колбаса?» Горбачев не смог найти ответа, и СССР распался.
Довольно много исследований показывают, что советский человек к концу советского периода в общем-то неплохо зарабатывал. Я встречал следующие оценки теневой экономики в СССР: в среднем теневых доходов у советского человека было около 9,6%, а расходов – 17,7%. Иными словами, легально зарабатывали больше, чем была возможность потратить. Уверен, что если бы советская власть обеспечивала советских людей нормальными продуктами питания (той же самой колбасой), нормальными вещами, то и СССР не рухнул бы в 1991 году.
Получилось же, что советский человек жил в мире каких-то странных фетишей и понятий. К фетишам можно отнести ту же колбасу, растворимый кофе, кетчуп, кока-колу, шпроты, опять же гречку. Чего стоят понятия: дефицит, блат, очереди, заказы, наборы, спецстоловые, магазины «Березка». О роли «колбасных электричек» Москвы и Ленинграда можно писать очень долго, а понятие «мафия» в советском контексте появилось как «торговая мафия» в продовольственных магазинах. Демократическое движение прочно ассоциировалось с протестом против продовольственных привилегий номенклатуры.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУХНЯ РЕЖИМОВ
Можно подойти к проблеме еще глубже. Политическая наука говорит, что разные типы режимов по-разному влияют на кулинарию. При авторитаризме кухня, как правило, изысканней, чем при демократии. Это видно на примерах Франции и Англии. Вроде бы европейские страны с довольно похожей траекторией развития, однако в кулинарном плане Франция прочно ассоциируется с высокой кухней, а английскую кухню, вершиной которой являются fish and chips и full English breakfast, иначе как жратвой не назовешь. Почему? Объяснение восходит к началу Нового Времени. В Англии парламент довольно рано постановил, что король должен жить из своих средств; то есть на развитие флота, колоний деньги выделим, но вот на развлечения – ни-ни. Во Франции же парламент был слабый, абсолютизм позволял тратить без счету деньги и на армию, и на поддержку искусств, и на развитие кулинарии тоже. Пусть у крестьян отбирают все, но пиры при королевском дворе не прекращаются. Неудивительно, что абсолютизм во Франции закончился фразой Марии Антуанетты «Пусть едят пирожные». Кухня среднего класса?
Думаю, не надо говорить, насколько русская аристократия пыталась равняться на французскую. Русские помещики тратили деньги на роскошь на французский манер, в том числе развивая высокую кухню. Неудивительно, что сегодня высокая «русская» кухня отсылает гурманов к 1913 году. С политической точки зрения, такие увлечения русской аристократии оказались для нее губительными.
КУЛИНАРНАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ
Одно из главных завоеваний постсоветского режима – возможность набить свой холодильник чем душа пожелает, конечно, в зависимости от дохода и пристрастий. Открытость миру позволила начаться кулинарной модернизации в России. Уверен, что чем международнее меню среднего российского кафе/ресторана, тем больше у страны шансов для развития. Кулинарное проникновение требует больше времени, чем распространение интернета или мобильной телефонии, но несет не менее важные социальные последствия.
Открытие 2000-х – массовое увлечение суши (что для меня загадка). В Петербурге, например, это самая заказываемая позиция в меню ресторанов. Лишите столичных жительниц суши – и антинародный режим рухнет в течение нескольких месяцев.
Не раз утверждалось, что сужение публичной политической сферы в России сопровождалось уходом россиян в приватную сферу, в том числе и потребление. В каком-то смысле право выбора кулинарных предпочтений пока что заменяет право выбора депутатов парламента; в область кулинарии чуровский ЦИК еще не добрался. Результаты обнадеживают: средний россиянин делает вполне европейский, современный выбор.
Отдельное замечание – это подмосковные и петербургские пансионаты, куда периодически езжу на различные мероприятия. Всегда обращаю внимание, готовят ли там блюда по так называемым «справочникам» советских времен или уже по-новому. Это зависит от того, есть в меню продукты, которые появились после 1991 года, например, оливки, оливковое масло, кукуруза, креветки и т.д. Если модернизация предполагает открытость, то как можно ее проводить без оливок?
КУЛИНАРИЯ И ИНСТИТУТЫ
Сфера кулинарии, в том числе отношение к еде, на мой взгляд, – своего рода проекция развития институтов в обществе. Слабость институтов здесь видна невооруженным взглядом.
С институтом обеда в России почти все так же, как и с институтом выборов. Формально процедура соблюдена, но по факту результат совершенно иной. Есть понятие «обед», «до обеда», «после обеда», «обеденный перерыв» (?), но обеда часто как такового нет. В России люди едят, что хотят, где хотят и когда хотят. У европейцев – строгое время, правила и понимание смены блюд. Обед во Франции – это почти что Конституция, нарушение его ритуала может привести и к политическому кризису. У англосаксов по-другому: с одной стороны, такой же хаос, но с другой – инструментальность. Изобретение делового завтрака, делового обеда – это явно от них.
Отдельная история – можно ли выпить за обедом. Попробуйте сравнить россиян с итальянцами и французами: как продолжится рабочий день среднего работника, если он выпьет в обед 2 бокала вина (или чего-то другого)?
Обилие дорогих ресторанов в Москве говорит о политической системе ровно столько же, сколько и количество дорогих автомобилей на улицах. Причем их клиенты как раз и являются владельцами этих автомобилей. Думаю, что счета в этих ресторанах оплачиваются теми самыми деньгами, которые периодически ищут Генпрокуратура и Счетная палата. Не ошибусь, если скажу, что эти счета – прямой вычет из модернизации.
КУЛИНАРНЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ И СУВЕРЕННАЯ КУЛИНАРИЯ
Кулинария во внешней политике – это инструмент господства, одна из самых сильных видов soft power. Кока-кола и «Макдональдс» – это такие же символы американского господства, как доллар и авианосцы. Мало было более ярких символов проигрыша СССР в «Холодной войне», чем «ножки Буша». Всемирное распространение китайской лапши и японских суши – явное свидетельство, что Азия стремительно развивается не только в экономическом плане.
Сразу после падения коммунизма в Болгарии хотели на месте памятника советским солдатам построить памятник Кока-коле как символу свободы и прогресса. Думаю, что сейчас все воспринимается более объективно: толку от этого напитка – только ром и виски порой разбавлять.
Думаю, что Италия – член большой восьмерки во многом из-за того, что экспортирует пармезан, моцареллу, а также придумала пасту и пиццу.
Был такой советский анекдот. Встречаются житель СССР и Великобритании. Англичанин спрашивает: «Когда у вас начинают продавать клубнику?» – «В июне». – «А у нас в 6 утра». Это я к тому, что к господству и его проявлениям – в том числе, кулинарным – надо относиться критично. Клубника должна продаваться в июне; та, что продается с 6 утра – пластиковая и несъедобная. Это же относится и к колбасе, из-за которой распался СССР. Я лично уже несколько лет не покупаю в России колбасу: невкусная, сделана из сои и консервантов.
С кулинарной экспансией в России так же, как и с другими видами soft power. А стоило бы создать в МИДе департамент кулинарии.
Кстати, о квасе как русской идее. Компания «Кока-кола» стала производить квас, более того, продавать его в США. А Сурков сомневался, его легендарное «может, когда-нибудь зальем весь мир квасом и он будет питься во всех регионах Вселенной» звучало как неверие в этот отечественный напиток. Я бы на месте русских властей более ответственно подошел к продвижению русской кухни в мире. Весь мир знает не только про водку и икру. По всей Испании продается Russian salad – вареные овощи с майонезом, что-то типа оливье. От советской кухни нам досталась chicken kiev, котлета по-киевски. В Польше считаются чуть ли не национальным блюдом pierogi – на самом деле пельмени/вареники.
Кстати, советский опыт кулинарного империализма был довольно успешным: по всему Союзу в меню можно было найти и борщ, и шашлык, и плов, и пельмени, и селедку под шубой.
Возвращаясь к гречке – где уж более традиционный российский продукт. В гречке очень много политического смысла; она прекрасно может встать в авангарде усиления русского soft power в мире. Однако все как обычно: российские власти в случае с гречкой найдут немало политических проблем (как не допустить перед выборами роста протестных настроений в связи с ростом цен на социально значимые товары). В конце концов, мы услышим подробный отчет о решении тех самых проблем. А толку?
Едва ли российский режим сейчас поскользнется на дорожающей гречке, но уверен, что свою роль в новейшей российской политике кулинария еще сыграет. Для российских властей она имеет роковое значение: требованиям колбасы 1991 года предшествовали хлебные очереди в Петрограде в феврале 1917 года.
