Расслоение дымом и сливки копоти
Когда смог рассеется, политические фигуранты вернутся в телевизор и начнут извлекать пользу
Андрей Мирошниченко
10.08.10 | 14:49
Одним из показателей уровня жизни можно считать качество питьевой воды. «Индекс качества воды» иногда даже используют для социальной стратификации. Градации благополучия в водяной шкале весьма просты и наглядны. На нижней ступени цивилизации воду берут буквально под ногами. Чуть покультурнее – пользуются водопроводом. Потом – системами очистки, потом – бутилированной водой из специальных источников, потом – очень хорошей бутилированной водой с далеких от цивилизации гор. Определите, какую воду пьете вы, и можете отнести себя в ту или иную социальную страту.
Точно так же вы можете отнести себя к конкретной социальной страте, определив, каким воздухом вы дышали последние недели. Уличным, охлажденным, охлажденным и очищенным, альпийским.
Дым удостоверил расслоение общества по статусу и богатству. Богатые и влиятельные имеют индивидуальные системы очистки и кондиционирования воздуха и могли перенести задымление страны без особого вреда для здоровья. А поскольку к этой категории принадлежит и власть, то экологической угрозы непосредственно для ее представителей как бы и не было. А политической угрозы нет уже давно. Это бедствие для населения, но не для власти. Поэтому нет особых оснований ожидать, что торфяной угар, накрывший около 15% (или даже более) населения России, послужит власти уроком в том смысле, как этого хотелось бы обществу.
Дымовой катаклизм дал нам модель «окончательной» социальной селекции на случай катастроф в обществе, где нет обратной политической связи. Эта модель будет работать при любой массовой опасности: биологической, экологической, радиационной или если просто кончатся вода, еда, энергия.
Чем ближе к подошве социальной пирамиды – тем ниже и мобильность, а значит, уехать в благополучные края могут опять-таки только состоятельные.
В зависимости от тяжести катастрофы социальные низы рискуют оказаться на грани вымирания. Верхи же могут и не замечать особых проблем. Можно вообразить, как в одном и том же обществе старики и астматики задыхаются в больницах без кондиционеров, а в светлых просторных дворцах просто так, ни для кого, с избытком струится чистый прохладный воздух.
Вот такая экологическая евгеника – «отбор лучших». Своего рода социальный дарвинизм. Именно он рулил в торфяном чаду. Так что неправы те, кто считает концепцию социального дарвинизма надуманной. Мы сделали ее работающей моделью в самом буквальном, биологическом смысле.
Власть могла бы спохватиться, если бы знала личные страдания, сострадание или хотя бы политические риски от того, что допустила бедствие такого масштаба или не смогла с ним справиться. Что из сего набора изведала она в эти угарные дни? Наверное, сострадание.
Россия может пользоваться благами цивилизации, и личные системы защиты для отдельных избранных граждан у нас могут быть созданы на самом высшем уровне. А вот коллективные системы поддержки и выравнивания экологической, медицинской и прочей защиты у нас или не созданы, или разрушены. Права Юлия Латынина, когда говорит, что ущерб в любой самой что ни на есть природной катастрофе (даже при землетрясении) определяется социальным фактором. Сушь, конечно, пришла великая, но она ведь пришла на «благодатную» и даже будто специально подготовленную почву.
И все-таки было бы неверно говорить, что никаких политических последствий торфяной смог не вызовет.
Сейчас, пока смог еще прячет соседние дома, важные персоны вылезать в телевизор не рискуют. Потому что против фактического дыма не попрешь. Если брутальная реальность слишком явно расходится с виртуальной, никакая Останкинская башня не поможет. Так что информационное поле отдано на откуп безымянным пропагандистам, которые сводки о катастрофе подают, как отчет о достижениях по устранению. У них даже голос восторженный.
Не видно судьбоносных инициатив верноподданнических движений. А ведь раздавать на улицах респираторы было бы не менее патриотично, чем георгиевские ленточки. И по затратам сопоставимо. Правда, Татьяна Голикова сообщила, что респираторы не очень-то помогают от смога. Выходит, вовсе не страшно, что они в аптеках закончились.
Но дым рассеется, и все политические фигуранты повылезут. Начнется жатва копоти.
Прежде всего, угар будет использован для сведения счетов с какими-то полуответственными персонажами. Несколько смакуемых отставок мелких чиновников и местных глав продемонстрируют силу и дееспособность власти. Очевидно, обострятся дискуссии вокруг Лужкова и Громова.
Появится удачная возможность выбить новое бюджетное финансирование в целых отраслях: лесопродажной, пожарно-спасательной, домико-строительной. Официальная риторика по поводу устранения причин и последствий запестрит сведениями о выделении денег на новые пилорамы.
Со стороны правительства, в частности, МЧС, будет сформирован заказ ученым: обосновать тысячелетнюю беспрецедентность жары. Вероятно, это будет крупнейший внутрироссийский госзаказ по климатической тематике. Настоящий звездный час российской метеорологии.
Ну, если задуматься о главных политических последствиях, то прежде всего на ум приходит, конечно, отмена местных выборов. Очень удачный повод. И в этом есть своя иезуитская логика. Ведь именно местный уровень власти более всего ответственен за неспособность бороться с пожарами и угаром, поскольку он был лишен ресурсов при строительстве вертикали. Вот его и «накажут» отменой выборности и прямым назначением. Как показывает новейшая история, отмена выборов – верное средство после любой катастрофы.
В этом же ряду могут стоять и другие сокращения свобод, например, журналистских свобод на освещение катастроф. Это тоже обычно предлагается в качестве эффективной меры для борьбы с чем-нибудь. Например, можно ожидать инициатив и поправок типа аккредитации журналистов при МЧС на право освещения борьбы МЧС с пожаром. Для безопасности журналиста и общества.
Вообще, информация о масштабах бедствия, судя по всему, зажималась; как тут не вспомнить Чернобыль. Всегдашнее объяснение – не смейте сеять панику. Но что такое паника в этих условиях?
Что такое паника для населения? Это значит, что люди похватают стариков и детей и дадут деру из Москвы, ибо получат дополнительный знак, что все серьезно. И тем самым спасут и спасутся. А что такое паника для власти? Спокойствие-то забудется, как только рассеется смог, а паника – войдет в политическую историю и может иметь политические последствия. Как ни странно, в таких условиях даже паническая, стихийная эвакуация может быть спасительна для многих людей и губительна для власти.
Поэтому – никакой паники. В информационном плане ситуацию удалось удержать. По итогам испытания ничего нового народ про власть не узнал. Очевидно, тренд плавного и постепенного разочарования обойдется без особых заскоков, которые в другой стране после таких событий могли бы привести к смене власти.
Самое интересное, что ветер, переменившись, принесет избавление только тем, кто живет с нынешней подветренной стороны. И лишь приход зимы избавит от пожаров надежно. Но приход зимы чреват другими неожиданными бедами вроде небывалых морозов и снегопадов. Самое время покупать в аптеках снегоступы, а то потом не будет. Зима предложит свою шкалу стратификации.
