Россия XXI века: Образ желаемого завтра
Предисловие
В центре внимания общества стоит вопрос о будущем России. Об этом говорят и пишут эксперты, политики, руководители страны. Такой поворот к прогнозам и сценариям будущего — верный признак того, что страна нуждается в переменах. Какими будут эти перемены? Многое здесь зависит от лидеров, но в первую очередь — от самого общества. После двадцати лет с начала трансформации общества можно констатировать - развитие шло трудно. Многочисленные кризисы всякий раз ставили вопрос о правильности избранного курса. Цели позитивного развития лишь подразумевались или же были чисто технократическими. Мы двигались вперед, не определившись с тем, куда идем, и каков он, «образ желаемого будущего».
Теперь общество, его лидеры должны сделать выбор: какими мы видим себя, свою страну, свое государство в будущем, ради чего мы готовы трудиться, чтобы не упустить уникальный исторический шанс.
Все мы понимаем, что Россия находится на развилке, что ей необходимо четко определить свои цели и сделать сознательный выбор всем обществом, чтобы пройти эту развилку в правильном направлении и без необратимых потерь. От сегодняшнего выбора зависит, удастся ли России, наконец, стать современной во всех отношениях страной. Перед нами снова угроза оказаться беспомощными свидетелями деградации великой державы. Россия не может позволить еще один период безвременья, после которого страна окончательно успокоится на задворках цивилизации.
Положение сложнее, чем кажется. Россия попала в историческую ловушку. Ей нужно совершить еще один модернизационный рывок, но сделать это предстоит в условиях, в которых слишком многое располагает к инерции и загниванию — начиная с конъюнктуры на сырьевых рынках и заканчивая настроениями в политике и уверенности власти в своей способности управлять массовым сознанием.
Исторический опыт показывает, что положение не безнадежно. В конце XX века Россия совершила небывалый рывок из посттоталитаризма к ценностям свободы и права, демократии и рынка. Этот процесс не был завершен, но он достаточно радикален, беспрецедентен в нашей истории. Страна развернулась в формационном сдвиге в предельно сжатые сроки и почти бескровно.
Накопившаяся усталость, износ ресурсов и потеря уверенности в будущем страны — надежд на обновление сейчас, возможно, даже меньше, чем тогда. Однако исторический шанс остается, и общество обязано им воспользоваться. Речь идет о самом выживании России, по крайней мере, в ее нынешних геостратегических параметрах, в качестве передовой нации. Вопрос в том, сможем ли мы этот вызов осознать и приступить к немедленным действиям.
Положение двойственное: рентоориентированная экономика сдерживает давно назревшие преобразования, но стратегические вызовы таковы, что скатиться на пройденные уже нашей историей мобилизационные рельсы — значит еще более отдалить «желаемое завтра».
В таких ситуациях особое значение приобретают образы будущего — нормативные модели, показывающие, какой мы хотели бы видеть свою страну в обозримом времени. Это не мечта, а рациональная попытка понять, как можно избежать уже привычных потрясений, порождаемых застоем и отставанием, и выйти на уровень развития, достойный нашей истории и нашего потенциала.
Программы обновления стали появляться еще на исходе советской эпохи. Период реформ тем более востребовал прогностические, сценарные и проектные разработки. Но образ желаемого будущего для России так и не сформирован — особенно если выйти за пределы технических параметров и экономических показателей.
Предлагаемая модель — это выдвигаемая на обсуждение консолидированная позиция экспертов разных специализаций, сформулированная по итогам ряда предварительных разработок в области философии и гуманитарного знания, политологии, теории управления, экономики, социальных наук и пр., которых объединяет не только понимание проблем и путей выхода на новые рубежи, но и общие ценностные установки, общие представления о социальной этике и политической морали. Очевидно, что эти представления о желаемом будущем России разделяют далеко не все. ИНСОР готов к полемике и рассчитывает, что начатая работа послужит объединению интеллектуального и политического сообщества вокруг ценностей свободы и права, справедливости и человеческого достоинства, морали и понимания.
Раздел I. Российская модернизация в XXI веке: краткий курс
Параметры модернизации (условия задачи)
Тема будущего России становится все актуальнее. Знаком времени становится идея модернизации. Тем самым признается: а) факт отставания, б) необходимость кардинальных перемен. Перелом в настроении, в оценках ситуации и перспектив начался лишь в последнее время и еще не завершен.
Назревшая модернизация требует стратегического согласия в обществе. В отсутствие консенсуса в ценностях, мировоззрении и политических взглядах, тем не менее, просматривается общая точка отсчета. Общепризнанной становится задача смены вектора развития — преодоления избыточной зависимости от экспорта сырья с выходом в экономику знаний, наукоемких производств, высоких технологий и интенсивных инноваций.
Данная формула, приемлемая как начальный и сугубо прагматический мотив, требует развития и уточнений:
• в то время как будущее за инновационными, высокими технологиями, текущая конъюнктура, наоборот, тянет страну назад, к закреплению сырьевой ориентации;
• в этих условиях инновационный маневр требует также реиндустриализации в постиндустриальную эпоху, создания условий для восстановления производства как такового;
• в современном мире глобальная конкуренция выливается в конкуренцию институтов, поэтому задача решается только кардинальным изменением институциональной среды, в конечном счете — самой системы ценностей и принципов.
Вызов времени имеет обязательный характер. Возможно, столь отчетливый шанс история предоставляет нам впервые. Упустить эту возможность было бы непростительно: при глубине, скорости и необратимости происходящих в мире изменений такой шанс может не представиться больше уже никогда.
Ситуация чревата повышенными рисками. В то время как усугубляется зависимость страны от экспорта сырья, даже самые мягкие прогнозы проседания сырьевой экономики (под давлением технологических инноваций в энергетике, снижения рентабельности сырьевых отраслей, внешних целенаправленных манипуляций или какого-либо пока вовсе не прогнозируемого развития событий) не исключают экстремальных сценариев. Худшие варианты допускают:
• экономический коллапс и потребительский кризис;
• консервацию технологического отставания, скорее всего необратимую;
• невозможность выполнения социальных обязательств в достаточном объеме и критическое обострение социальной напряженности;
• глубокий политический кризис;
• рост центробежных тенденций с угрозой дезинтеграции;
• утрату важных геополитических позиций на международной арене и ряда ключевых суверенитетов; провалы в обеспечении национальной безопасности;
• катастрофическую депопуляцию, прежде всего качественную — новую утечку «человеческого капитала», исход из страны наиболее продуктивной, вменяемой и инициативной части населения.
Не просчитывать «черные» варианты политически безответственно. Это принципиально: и в стратегическом планировании и в большой политике сценарии, чреватые неприемлемым ущербом, рассматриваются как стратегически актуальные даже при весьма малой их вероятности. Цена вопроса — само существование страны. Поэтому образ желаемого будущего — не только картины теоретически возможного процветания, но в первую очередь гарантированное исключение неприемлемых вариантов.
Чтобы избежать угроз и ответить на вызовы века, модернизация в России должна быть:
а) глубокой — выход из колеи ресурсного развития означает преодоление вековой традиции, что соизмеримо с задачами построения плановой экономики или воссоздания на ее руинах цивилизованного рынка («смена формации»);
б) системной — прогресс экономики и технологий нельзя обеспечить ценой архаизации политики и социальной жизни; это обрекает модернизацию на фрагментарность и неустойчивость, сменяющую временные рывки историческими провалами;
в) решительной — в условиях растущего ускорения инновационных процессов отставание становится необратимым; точки невозврата страна проходит уже сейчас.
Поскольку текущая конъюнктура располагает скорее к инерции, модернизацию приходится проводить «от желаемого завтра», во многом опираясь на интуицию и политическую волю. Это усиливает необходимость отказаться от технократических иллюзий, сводящих всё к экономике, технологиям и ручному управлению.
Данная ситуация требует крайне осторожного отношения к привычным методам реализации особо крупных проектов. Принцип ненасилия над будущим обуславливает создание не жестких конструкций, а социально-экономического организма, обеспечивающего максимальную мобильность и свободу выбора. Это задает рамки ценностных и политических параметров предлагаемой модели.
Ценности и принципы: от ресурсной морали к этике свободы
Модернизация начинается с правильного настроения. Особое значение приобретает гуманитарная составляющая: ценности и принципы, мораль и мотивации, установки и системы запретов.
В начале нового века России предстоит разрешить фундаментальный ценностный конфликт. Ресурсный социум, базирующийся на сырьевой экономике, традиционно располагает к освящению власти и государства — верховного распределителя («дарителя») благ. Вырабатывается отношение к населению отчасти как к обузе, отчасти как к возобновляемому ресурсу (расходному материалу) исторических свершений, титанических производств и т.д., вплоть до понимания социальной массы как предмета политтехнологических манипуляций. Складывается целая цивилизация низких переделов, культура недоделанности; сама страна оказывается вечной заготовкой под будущее правильное существование.
Однако теперь и впредь попытки привычной для России модернизации ресурсно-мобилизационного типа не только бесперспективны, но и невозможны:
• идеологические ресурсы веры и энтузиазма исчерпаны на предыдущем этапе (социалистического строительства);
• процесс раскрепощения общества в исторической перспективе необратим, что исключает «построение» народа на решение модернизационных задач политическим зажимом и дисциплинарными техниками;
• при ограниченных возможностях воодушевления и репрессий демобилизуется и сам «аппарат авторитарной модернизации»: политический и административный класс, настроенный на авторитарные действия, становится главным тормозом обновления.
И главное: в отличие от этапов индустриализации, урбанизации и т.п., полноценные модернизации постиндустриальной эпохи в условиях несвободы в принципе не реализуются. В современном мире главным ресурсом развития становятся творческие способности человека, его энергия и инициатива. Перекос в сторону этатизма, культа власти и коммунальных ценностей в новом мире заведомо непродуктивен. Мегамашина государства, состоящая из «винтиков», теперь и впредь, в конечном счете, безнадежно проигрывает сообществу свободных индивидов. Величие и процветание страны более не может обеспечиваться за счет граждан, политическими и экономическими ограничениями. Развитие обеспечивается на базе свободы и права. Только на этой основе возможно и удовлетворение державных, геополитических, силовых и прочих амбиций. Несвобода и бесправие граждан, наоборот, обрекают страну на вечное отставание и геостратегические провалы — безотносительно к патриотическим и инновационным установкам руководства.
Тем самым кардинально перестраивается система отношений. Паразитарно-распределительные ценности замещаются творчески-производительными. Это ставит свободу над властью, народ над государством. Модель «граждане на службе у государства» сменяется принципом «государство, обслуживающее граждан». Историческим рудиментом становится авторитаризм в политике и управлении, в перераспределении собственности и контроле над экономикой, в идеологии и культуре, в коммуникациях и социальной сфере.
Наиболее ценными качествами «человеческого капитала» становятся самостоятельность в делах и независимость во взглядах, способность к рефлексии и рациональность, критичность и реалистичное восприятие действительности, неприятие патернализма, инициатива и ответственность, динамика и мобильность. Культивировать эти качества в обществе и людях — стратегическая задача всякой современной власти.
Новые ценности и принципы меняют соотношение статусов власти и общества, государства и человека. Самым современным и стратегически значимым требованием к власти становится ее способность к рациональному самоограничению. Во власти формируется новый кодекс служения — не самой себе или абстрактной «державе», а живым людям, ее населяющим. Теперь страна — это мы, народ. Точно по Конституции.
В этой системе ценностей людей нельзя унижать не только физически или морально, но и интеллектуально. Стратегической ошибкой становится обращение с народом, как с публикой, которой картинка в телевизоре внушает какие угодно мысли и настроения. Слепя других, властители быстро слепнут сами. Систематическое промывание мозгов в итоге приводит к их вымыванию, в том числе у самих промывающих. Театрализация политического процесса, превращающая «реальную» политику сначала в апофеоз, а затем и в балаган пиара, оскорбляет человеческое достоинство. Даже если это пока устраивает многих, достаточно того, что это подрывает социальную опору модернизации.
Стратегическим ресурсом становится человеческое достоинство. Оно всегда было этическим императивом, но теперь эта мораль становится залогом будущего, она непосредственно конвертируется в прагматические ценности и инвестируется в развитие, становится ликвидной в прямом экономическом смысле слова. И наоборот: диктат, насилие и унижение уже неликвидны, они тормозят развитие, лишают перспективы.
Такая переоценка ценностей требует изменения всей системы институтов, практик и отношений.
Вход в модернизацию начинается с идеологического признания. Приоритет ценностей человеческого достоинства, свободы и права уже декларируется политическим руководством, но эпизодически, отрывочно, и это выглядит полемикой со скрытой идеологией самой власти. В обновляющейся стране отношение к этим ценностям должно быть выражено определенно, безоговорочно и обосновано:
• морально, как установка, единственно достойная человека разумного, вменяемого, самостоятельного и ответственного, а также страны, претендующей на статус современной;
• прагматически, как единственная система принципов, открывающая путь к экономической и технологической модернизации, преодолению инерции ресурсного развития и выходу в инновационное будущее, а значит, дающая шанс на выживание в новом мире;
• юридически, как система ценностей и идей, однозначно и без оговорок зафиксированная в Конституции РФ, а потому не допускающая ревизии, особенно в системе власти и в политическом истеблишменте.
Далее это признание транслируется шире, укрепляя общественную поддержку и экспертное сопровождение модернизирующей власти. Сигналом начала модернизации станет исключение идеологической архаики из всего, что прямо или косвенно связано с официальной позицией и ангажированными государством институтами.
Политическое будущее страны: назад к Конституции
Соотношение модернизации и трансформации политического строя необходимо рассматривать в конкретно-историческом контексте нашей страны. Каждый виток российских модернизаций прошлых лет при всех достижениях порождал меньшую экономическую конкуренцию и меньшую политическую свободу. Потому-то каждая модернизация оказывалась незавершенной, лишь частично эффективной, ее изъяны перевешивали отдачу от позитивных перемен.
Обновление политической системы становится обязательной составляющей модернизации по нескольким основаниям.
Во-первых, демократия как режим обсуждения, согласования и «обратной связи» государства с обществом снижает риск стратегических ошибок. Из международного опыта известно, что в десятках «лучших» и «худших» моделей экономических трансформаций — по восемь «недемократий» — в результате авторитарно принятых стратегий они либо сильно выигрывают, либо катастрофически проигрывают. Риск «проиграть модернизацию» для России недопустим.
Во-вторых, современная модернизация во многом строится на «человеческом капитале». Высококвалифицированный работник — главный секрет ее успеха. Следовательно, она требует и механизма «воспроизводства» такого капитала (система образования), и его поддержания (система здравоохранения, пенсионного обеспечения, без чего он не будет иметь стимула к сбережениям). Внедрение таких механизмов также требует открытости, диалога с «потребителями», учета как их объективных интересов, так и субъективных оценок социальной справедливости предпринимаемых мер. Яркий пример ошибок в реализации таких реформ — «монетизация льгот»: бурные протесты «льготников» вызвало не столько содержание реформы, сколько методы ее проведения и «продажи» обществу.
В-третьих, (в продолжение и первого, и второго аргументов) деловая активность и общественная деятельность граждан нуждаются в высвобождении из-под бюрократического «вертикального» прессинга, иначе «технологическая» модернизация просто не даст эффекта. Так, успехи в развитии информационно-коммуникационных технологий останутся «игрушками», не дадут мультипликационного эффекта, если одновременно не будут снижены административные барьеры и обуздана коррупция. ИКТ дают преимущество в скорости обработки информации и принятия решений — но этот эффект легко сведет на нет коррупционер или бюрократ, требующий взятки или долгих согласований. То же самое относится и к повышению энергоэффективности: снижение издержек производителя будет прочитано бюрократом-взяточником как возможность обложить предпринимателя более высокой коррупционной рентой. Добавим к этому распространившуюся практику рейдерства, неутвержденность прав собственности. Очевидно, что такой режим отношений с государством не способен создать деловую среду для модернизации.
Нынешняя модернизация предъявляет свои требования к политической системе страны:
• качественное государственное управление — компетентное, обеспечивающее выполнение базовых функций государства и предоставление обществу базовых общественных благ, некоррумпированное, прозрачное, ответственное и поддерживающее постоянную обратную связь с обществом. В это определение укладываются и правопорядок, и социальная справедливость и общественная солидарность, и оптимальная экономическая и социальная политика, обеспечивающая поступательное и эволюционное развитие страны;
• верховенство права, защита прав и свобод граждан, в т.ч. — права собственности;
• обеспечение свободного развития каждого гражданина и групп граждан — «стремления к счастью», что подразумевает не только защищаемую государством личную свободу, но и свободу экономической и любой творческой деятельности.
Такое государство — помимо всех прочих своих базовых функций — должно выступать арбитром и управляющим всеми конфликтами между плюралистичными интересами. Этот арбитраж обязательно подразумевает политический плюрализм, основанный на законе и устоявшихся политических, социальных и судебных практиках: соревновательность в политике, включая смену у власти различных политических сил, независимый суд, общая готовность урегулировать конфликты в рамках сложившихся институтов.
Описанные выше черты желаемого общественного строя дают четкое его определение как демократии, причем демократии современной. Либерализация, начавшись в политике и распространившись на повседневные практики, откроет возможности свободной самореализации наиболее активных и продуктивных категорий граждан, для привлечения массовых инвестиций, как в виде средств, так и в виде умов и рук.
Система управления: к дебюрократизации экономики через деэкономизацию бюрократии
Система управления не сводится к экономике, но также включает регулирование и контроль в социальной сфере, в науке, культуре и образовании, в инновационной деятельности и развитии технологий, в области обеспечения обороны и безопасности и т.д. В контексте модернизации важно, чтобы реформирование данной системы подчинялось единым принципам и стратегиям, общим ценностным и правовым установкам.
Необходимое изменение институтов — процесс крайне конфликтный. Управление, главный смысл которого — перераспределение доходов от сырьевых продаж, порождает особую институциональную среду, с избыточным регулированием, массовой коррупцией и бизнесом на административных барьерах. Инновационное развитие (и производство как таковое) требует качественно иной институциональной среды. Однако это означает гибель уже сформировавшейся паразитарной отрасли-класса. Поэтому попытки проведения институциональных реформ наталкиваются на хорошо организованное сопротивление. Ситуация требует неординарной политической воли — не мирных увещеваний, но жесткого и системно налаженного противодействия сопротивлению.
Основное направление — стратегия дерегулирования. Речь не просто о сокращении государственного вмешательства в дела компаний и граждан, но о его радикальной оптимизации. Государству предстоит не только избавиться от множества избыточных функций, но и сосредоточиться на выполнении тех функций, которые оно на данный момент выполняет плохо или не выполняет вовсе.
Дебюрократизация экономики требует деэкономизации бюрократии — радикального пресечения получения дохода на выполнении государственных функций и публичных услуг, ликвидации гигантской системы аффилированных окологосударственных предприятий. Органы власти должны перестать «осваивать» средства, они должны быть ориентированы на результативность и прозрачность их использования. Это выгодно стратегически. Это даст дополнительную нагрузку на бюджет, но и огромную экономию в масштабах страны, экономики в целом. Пресечение конфликта интересов устранит сами поводы для поведения чиновников по принципу: «мы вам будем больше мешать, чтобы вы нам больше платили, чтобы мы вам меньше мешали». Подрыв бизнеса на управлении или при управлении: а) снизит интерес, питающий организованное сопротивление административной реформе; б) сократит ресурс, который на это противодействие выделяется.
Либеральный принцип дозволено все, что не запрещено законом, не универсален и распространяется только на граждан, на частные лица. В отношении системы власти действует принцип прямо противоположный: чиновник вправе делать только то, что ему предписано законом — остальное незаконно.
Поэтому первостепенное значение приобретает наведение порядка в распределении властных полномочий и нормативной базе:
• устранение норм избыточных, завышенных, устаревших, непрозрачных, «открытых» и отсылочных, внутренне противоречивых и взаимоисключающих, коррупциогенных;
• формирование регламентов: компактных, доступных, понятно организованных, прозрачных и исчерпывающих («закрытых») перечней минимально необходимых норм для всех требующих регулирования видов деятельности — как в отношении субъектов деятельности, так и в отношении самого администрирования;
• максимальная гармонизация российских норм, стандартов продукции и деятельности с международными системами требований и стандартов, но с учетом российской специфики и по критериям сближения реальных условий ведения бизнеса (а не имитации зарубежных схем, маскирующей реальное отсутствие изменений).
Порождаемая распределительной экономикой институциональная среда блокирует не только создание несырьевой альтернативы, но и сами институциональные реформы. Лимит времени на эксперименты с реформами исчерпан; в прежнем режиме реализации проект обречен. Выход из замкнутого круга вечно заново начинающихся и ничем не кончающихся институциональных реформ требует радикальной политической воли и нестандартных решений. Необходима перенастройка самой системы реформирования, предполагающая:
• понятные алгоритмы проведения реформ с защитой от саботажа и имитации;
• «проектный принцип» номенклатурных назначений (на срок и задачу, а не на «направление»); обеспечение нормальной ротации кадров в высшем руководстве;
• внедрение оптимальных систем управления институциональными реформами; использование объективных показателей эффективности проведения институциональных реформ — не по тому, что делалось, а по тому, что сделано;
• предоставление гарантий общественного участия и контроля (политическое руководство и общество «берут в клещи» разложившуюся часть средней и низовой бюрократии);
• дистанцирование от институциональных реформ групп с явными конфликтами интересов, исключение ситуаций, когда институциональные преобразования отдаются на откуп тем, кто жизненно заинтересован в их провале;
• преодоление ведомственного сепаратизма; отслеживание и пресечение ситуаций, в которых государственные инстанции выстраивают и реализуют собственные стратегии, конфликтующие с централизованными установками на институциональные реформы.
Курс на новую институциональную среду шире запросов экономики. Речь идет о ликвидации произвола и бесправия на уровне рядовых контактов граждан с властью (демократия повседневности). «Демократия снизу», от повседневных отношений, открывает новые возможности неполитической правозащитной деятельности и гражданских инициатив и в итоге создает реальную базу для демократии в «большой политике».
Раздел II. Инновационный прорыв
Инновационный прорыв, его масштабы…
XXI век — век знания, наукоемких производств, высоких технологий и стремительных инноваций. Мировая экономика достаточно быстро, а главное неуклонно трансформируется в постиндустриальную, в которой обычная товарная продукция уступает приоритет нематериальным активам, создаваемым на основе знаний. Страны—лидеры в этих направлениях уже сейчас получают решающие конкурентные преимущества. Более того, эти преимущества позволяют лидерам мирового развития монополизировать если не право, то саму возможность управлять будущим. Каким именно будет этот новый мир сейчас предугадать трудно, но уже очевидно, что в нем будут совершенно иные глобальные иерархии и расклады, и выпадать они будут по иным основаниям.
Российская история с привычным для страны местом в числе лидеров духовного, интеллектуального и научно-технического развития в этом плане ко многому обязывает. В XX веке нами был осуществлен ряд грандиозных прорывов на уровне мирового лидерства, однако сделано это было на фоне беспрецедентной архаизации политики и социальной сферы, ценой форс-мажорной мобилизации, а в конечном счете — ценой подрыва собственных перспектив, в том числе в плане наращивания знаний и технологий. Это действительно был прорыв — но прорыв в тупик. По итогам глобального развития и собственной эволюции режима сформированная на тот момент инновационная система оказалась несостоятельной. В конце века страна закономерно утратила ряд основных стратегически важных позиций, обнаружив явное технологическое отставание, а главное — фатальную неспособность преодолеть это отставание при существующем порядке.
Уже в первой половине нового, наступившего века выяснится, насколько это необратимо. Несмотря на привычку к «легкой ренте», у нашего поколения еще есть шанс развернуть унизительный и губительный для страны процесс.
Дело не только в том, что мир входит в принципиально новый технологический уклад. Глобальный процесс концентрации высокопроизводительной интеллектуальной активности продолжается, что уже сейчас ведет к ее сосредоточению буквально в нескольких странах. Нынешнее состояние мозгов в нашей стране (но, увы, не институтов) все еще теоретически допускает вхождение России в этот пул. Однако достижение уровня стран — лидеров развития и «хозяев будущего» предполагает нечто существенно иное и гораздо большее, чем ускоренный прогресс, начинающийся с очень отсталых позиций, скупку технологий или тотальное воровство на интеллектуальных рынках, как это имеет место в инновационных «прорывах» отдельных стран второго и третьего эшелонов мирового развития.
В том, что касается точки отсчета в инновационных процессах нам теперь не до заносчивости. Многое из того, что делают уже сейчас страны, пытающиеся включиться в инновационную гонку, нам необходимо еще только запустить, а затем пройти, чтобы хотя бы сняться с «нефтяной иглы», обеспечить инновационный старт и минимальные заделы для возможности широкого маневра. Вместе с тем, необходимо отчетливо представлять себе подлинные масштабы вызова времени, брошенного России — особенно когда речь идет о перспективах вхождения (точнее возвращения) страны в число глобальных центров интеллектуального, инновационного развития. Эта задача не решается запуском нескольких дорогостоящих проектов и косметическим ремонтом инновационной среды. То, что сейчас делается, в принципе не решает задачу-максимум. Хуже того, то, что все же реализуется, часто создает иллюзию «достаточной активности», а это замедляет (если вовсе не останавливает) работу на будущее по осуществлению действительно назревших и необходимых изменений.
…и его альтернативы
Ситуация не вполне определенна и трактуется неоднозначно. Если в этом веке наш «догоняющий прорыв» не состоится, для мировой истории в этом не будет ничего уникального, а тем более трагичного (если, конечно, провал России не обернется глобальным бедствием, что в принципе не исключено). В истории человечества отдельные страны неоднократно вырывались в лидеры мирового развития «почти ниоткуда», а потом вновь мирно возвращались на вторые позиции, а то и вовсе на задний план. Часто — без фатальных потерь в качестве жизни для элит, а то и для основной массы населения. И для большей части человечества в этой мерцающей пассионарности нет ничего страшного. Для России это особенно интересно, поскольку эпохальные достижения в нашей истории сплошь и рядом осуществлялись как раз на фоне резкого падения качества жизни основной массы населения — обнищания, голода и т.п. И наоборот: как бы критично ни относиться к качеству жизни в нынешней России, нельзя не признать, что у решающего большинства этот уровень на порядок выше, чем в те времена, когда мы потрясали мир уникальными инновациями, научными открытиями и художественными откровениями.
Вопрос лишь в том, насколько мирная траектория прозябания на вторых ролях вообще открыта для России — не на отдельных сравнительно благополучных отрезках, а в большой перспективе. Не исключено, что Россия из-за своих размеров, уникальных природных богатств и человеческого потенциала просто обречена на борьбу за лидерство и особые позиции в мире.
Есть здесь и серьезная опасность. При нашем характере обычное дело, подвигая себя на борьбу за лидерство, сводить все к производству знаков, символических атрибутов прорыва. Часто мы не столько зарабатываем призы в мировой гонке, сколько сами себе эти призы фабрикуем — и ставим на полку достижений. При этом государство не столько обеспечивает инновационное развитие, сколько создает себе алиби, в действиях и квази-результатах. Делается это, как правило, в ущерб глубинной эволюции, инновационному движению в целом, в ущерб системной, институциональной работе, наведению хотя бы элементарного порядка в рутине и «мелочах», в ущерб обеспечению инновационности экономики и общества, а не отдельных назначенных новаторов и всего того ярко инновационного, что эксплуатируется идеологией и пропагандой.
Если разговоры о научно-технологическом лидерстве сведутся к инновационной символике, к производству экспонатов для очередной выставки достижений народного хозяйства — дело обречено. Если же понимание грандиозности задач и удаленности целей вынудит хотя бы сдвинуть с мертвой точки системную работу, нынешний пережатый пафос и не во всем обоснованные амбиции могут оказаться простительными и по-своему полезными.
Стартовые условия: люди и институты
Россия вступает в новый век с крайне противоречивыми стартовыми условиями для инновационного маневра. В пантеоне нашей школьной истории значительное место занимают фигуры мирового уровня — ученые, изобретатели, инженеры, гении-самородки, кустари-новаторы. Еще свежа память об уникальном историческом явлении — полном научном комплексе СССР, о мировом лидерстве в таких сверхинновационных отраслях, как космос или создание отдельных видов вооружений. Но вместе с тем, не изжиты, а отчасти и усугублены системные пороки:
• крайне зауженный сектор инноваций, ориентированных на престиж, идеологию и оборону, на силу и славу власти, но не на потребности человека (тем более на массового потребителя);
• хронически не решаемая «проблема внедрения»; попытки навязывания инвестиций экономике, «органически» отторгающей инновации, вместо создания экономики, к инновациям восприимчивой и их активно востребующей;
• обеспечение инновационных прорывов «любой ценой»; стремлению извне зарегулировать инновационный процесс «просвещенным» администрированием.
Планка, задаваемая нашим прошлым и вызовами не нашего будущего, предельно высока, но стартовые условия удручают.
Производство «мозгов» и знания остается в России для людей — делом подвижников, а для страны — еще одной «сырьевой» отраслью, предметом дармового экспорта, за наши же средства увеличивающего отрыв глобальных конкурентов. В то же время, инновационный потенциал России, в первую очередь определяемый качеством человеческого капитала, по-своему уникален и составляет наше второе «естественное преимущество», в перспективе на порядок более значимое, чем природные богатства. Историческая беда в том, что эти «богатства» (недра и мозги) слишком часто конфликтуют, вместо того, чтобы давать положительный резонанс.
Проблема в условиях, в среде. Если эти же люди за рубежом творят чудеса творчества и вершат инновационные подвиги, значит, проблема в институтах и практиках. В этом веке инновационный маневр для России начинается даже не с инвестиций, посевных, инкубаторов или технопарков, а с устранения препятствий и сброса балласта, прежде всего со стороны власти. Первый лозунг инновационного старта — не мешать! В том числе — чрезмерным участием и отягощающей «заботой». Инновационная стратегия власти должна сменить тон с амбициозного на самокритичный: пока главным ограничителем развития является само государство. Его стимулирующие действия могут быть локально полезными, но в целом это попытка форсировать мотор при заблокированных автомобильных тормозах.
России в этом веке необходим полноценный инновационный процесс, а не демо-версия «экономики знания» — максимум, на что способно ручное управление интеллектуальным процессом и научно-техническим творчеством.
В связи с вышесказанным требуется уточнение стратегической установки.
Задача в том, чтобы создать экономику, генерирующую инновации, а не генерировать инновации для их мучительного внедрения в экономику. Новая глобальная конкуренция осуществляется в двух основных направлениях:
• люди, их квалификация, знания и навыки, их активность, дух инновационности и предприимчивости, способность работать сообща и не только за плату, но и во имя достижения общенациональных целей;
• институты и практики, учреждения, законодательство и правоприменение и т.д., вплоть до идеологической и политической ситуации, либо располагающей к реализации самого духа инновационности, либо его блокирующей.
На уровне официальной риторики уже признано, что главная ценность и главный потенциал будущего (а, строго говоря, уже и нынешнего) развития — это так называемый человеческий капитал, его наличие и динамика, его качество.
Если эти слова начнут обретать плоть, сохранение и наращивание человеческого потенциала будет идти по двум основным направлениям.
Во-первых (именно во-первых – с учетом временного лага формирования новых поколений), предстоит решить задачу расширенного воспроизводства «человеческого капитала». Наша система образования должна быть перестроена не только в плане ориентации на новое знание и инновационную прагматику, но и в плане ориентации на ценностные установки и мораль, отличающие инновационный социум от ресурсно-сырьевого. Формирование нового поколения — процесс, имеющий вполне определенный временной лаг, поэтому запаса времени на реформу институтов образования и воспитания практически нет.
Во-вторых, при всей неоднозначности темы утечки мозгов для развития науки как таковой («глобальный интеллект»), эта проблема для страны существенна и уже стала критичной. Для предотвращения исхода интеллектуальных кадров и их возврата необходимо формирование, как минимум, нормальных, конкурентных условий для самореализации. Не менее важно создание соответствующей политической и общественной среды, которая не заставляла бы краснеть и не оскорбляла бы всякого рационально мыслящего, все понимающего и уважающего себя человека. Сейчас это – важнее денег.
Меняется система финансирования науки и инноваций. По мере проведения институциональных реформ будет взята на вооружение система, принятая в развитых странах: государство финансирует фундаментальную науку и особо крупные и (или) перспективные проекты, но сроком на 3—4 года; далее если эти направления не подхватывает бизнес, финансирование из федерального бюджета перераспределяется.
Поскольку инновационный маневр начинается в почти боевых условиях, необходим гражданский контроль за расходованием средств, выделяемых на такие проекты — не менее жесткий, чем за обоснованием и расходованием военного бюджета.
Государство всеми доступными ему средствами обеспечивает продвижение российских инноваций на мировых рынках, гарантирует недискриминационные условия конкуренции. Оно также содействует участию России в крупнейших международных исследовательских проектах, роль которых в будущем будет усиливаться в связи с резким удорожанием современной науки и усложнением обслуживающей ее исследовательской техники.
Но при этом не менее важная для инновационного маневра задача государства — обеспечение оптимальных условий для отечественных, локальных, в том числе сверхмалых проектов (микроинновации). В этом, пожалуй, наиболее радикальный разворот инновационной стратегии российского государства.
Главное же необходимое изменение в инновационной экономике и экономике инноваций заключается в создании условий, в которых корпорации гоняются за носителями знания и нематериальными активами, а не наоборот.
Особенности инновационной среды стран—лидеров инновационного развития достаточно описаны. Это:
• наличие вариативного прогнозирования и стратегического планирования на долгосрочную перспективу;
• участие в формировании единого мирового научно-технического пространства и рынка высокотехнологичных товаров и услуг с ограниченным кругом участников;
• закрепление на рынке высокотехнологичной продукции на основе определенной технологической специализации (отражающей развитие критических технологий в данной стране);
• формирование глобальных механизмов получения и перераспределения ренты от монополии на знание и высокие технологии;
• создание национальных инновационных систем, интегрированных на международном уровне и охватывающих весь комплекс институтов, обеспечивающих генерацию знаний и инноваций, развитие и коммерциализацию новых технологий;
• активная государственная поддержка условий, способствующих повышению качества людских ресурсов (человеческого капитала);
• тесное сотрудничество между бизнесом и государством, активная экономическая дипломатия, режим благоприятствования при освоении новых сегментов мирового рынка.
Вместе с тем, есть целый ряд «внешних» (по отношению к собственно инновационной системе) условий, без которых любые попытки начать и продвинуть инновации в системном порядке обречены на провал. Эти условия давно описаны, но по-прежнему остаются актуальными. Среди них:
• экономическая свобода;
• отсутствие коррупции;
• отсутствие бюрократических барьеров;
• совокупность условий для развития малого бизнеса;
• конкурентоспособность;
• доступность венчурного капитала;
• лояльное отношение общества к коммерческому успеху;
• защищенность от криминала и произвола чиновников;
• механизмы исполнения контрактов.
Этот перечень условий можно уточнить и продолжить. Однако уже из вышеизложенного ясно, что главные приоритеты в обеспечении инновационного маневра — старта и развития — лежат не столько в самой инновационной, научно-технологической сфере, сколько во «внешних» условиях. Поэтому любые стратегические разработки, любые планы, а тем более отчеты в области продвижения инноваций должны начинаться и заканчиваться изменениями этих условий. Первый список (специальная поддержка инноваций) не имеет смысла без реализации второго (условий самой их возможности).
Новое содержание инноваций
Изменение системы ценностей от государства и власти к индивиду и обществу в корне меняет само содержание инноваций, их направленность и мотивацию. Если обслуживание идеологии и обороны придавало инновациям в основном естественнонаучно-технический характер, то в современном мире не менее фундаментальные, если не главные инновации носят характер гуманитарный и социальный. Важнее «железа» становится формирование новых потребностей.
Для нас такие инновации — дело исторически непривычное. Как и для самой нашей науки, вынужденной, как и во всем мире, вступать в равноправный диалог с обществом, обосновывать и отстаивать свои позиции, честно делиться прогнозами приобретений и угроз, возможных благ и рисков.
Общий тренд предполагает сдвиг в сторону гуманитарного и социального знания. Это справедливо и в отношении нашей страны.
И в целом, и в российской ситуации особенно, нет ничего опаснее иллюзий, будто в консервативном обществе возможны подлинные инновационные прорывы и системное, устойчивое инновационное развитие. По-настоящему современная инновационная экономика невозможна в стране с элементами неофеодализма, с отсталыми, а тем более архаичными институтами — какими бы модернизированными фасадами эти институты ни обставлялись.
Опаснейшая иллюзия, будто нынешнюю Россию — в том виде, в каком она сформировалась — можно сделать инновационной, общающейся на равных с лидерами мирового инновационного развития и конкурирующей за возможности управления будущим. Для подлинно инновационного развития (а по большому счету, и для обеспечения самого инновационного старта) уже нужна другая страна — с другой системой ценностей и отношений, с другой политикой и социальной средой, с другой системой управления, с другим настроем в бизнесе.