Неверие в лучшее: как наука служит людям, но проигрывает борьбу за их умы
Скептицизм в отношении научного прогресса позволяет многим снять с себя ответственность за происходящее в мире и морально возвыситься над окружающими
Недавно знаменитый канадский популяризатор науки Стивен Пинкер выпустил книгу «Просвещение сейчас: разум, наука, гуманизм и прогресс» (перевод названия вольный, так как на русском книги еще нет). Книга Пинкера обобщает и анализирует огромное количество цифр и данных, которые показывают: уровень здравоохранения, благосостояния, безопасности, мира и в конечном итоге счастья на Земле растет. Причем именно в мире, а не только в странах Запада. Пинкер утверждает, что мир обязан такому прогрессу идеалам Просвещения: главенству разума, гуманизму и развитию наук. Теперь экспериментальный психолог и психолингвист, известный и как ученый, и как автор популярных работ (самая известная — «Лучшее в нас»), вынужден оправдываться за свою веру в прогресс. Например, перед читателями популярного портала Slate. Аргументы скептиков гласят, что прогресс — это прежде всего изобретение ядерного оружия и глобальное потепление, а книга Пинкера плоха уже тем, что понравилась Биллу Гейтсу и Марку Цукербергу, олицетворяющим собой современный капитализм.
Люди в современном мире недовольны и не ждут от науки хороших новостей. Это видно по данным опросов даже в такой сверхблагополучной стране, как Германия: только 4% немцев положительно ответили на вопрос, меняется ли мир к лучшему.
Конечно, перемены к лучшему, которым человечество обязано наукой, проще наблюдать на длинной исторической дистанции. Но и живущие сейчас поколения могут вспомнить, как изменился мир по сравнению с временами их детства.
Что говорит статистика?
Для начала: даже то, что мы видим на улицах много инвалидов, а у детей стали чаще регистрировать аутизм, говорит именно об улучшении, а не ухудшении здоровья. Еще в 1800 году 43% детей не доживали до пяти лет, до конца XIX века ситуация изменилась не очень сильно. Можно вспомнить классику: сколько одинаковых детских могил с именами Джералд О’Хара-младший упоминает Маргарет Митчелл в «Унесенных ветром»? И эта ситуация была практически одинакова во всем мире. Конечно, в таком мире инвалиды почти не выживали, а диагностировать аутизм никому не приходило в голову: не умереть уже было признаком здоровья. В 2015 году детская смертность составляла 4,3%.
Человечество с помощью прививок почти справилось с инфекционными заболеваниями (их очаги связаны не с научными, а с политическими факторами — непривитыми остаются люди в бедных или политически нестабильных странах) и постепенно справляется с более сложными болезнями. Вы могли слышать о росте смертности от рака — в 1990 году от него умерли 5,7 млн человек, а в 2016 году — 8,9 млн, однако негативная интерпретация этих данных спекулятивна. Дело в том, что она не учитывает два фактора — рост населения Земли и увеличение продолжительности жизни. Людей становится больше, а в структуре населения стало больше людей «онкологического возраста». Так вот, если рост числа онкологических смертей нормировать на численность населения, он составит уже не 50, а 10%. А если учесть, что люди стали жить дольше, то мы увидим, что риск умереть от рака не вырос, а снизился на 15–20%.
Все это было бы невозможно без кардинального сокращения числа людей, живущих в нищете. В 1820 году в состоянии, которое мы сейчас считаем крайней бедностью (Всемирный банк определяет это как доход менее $1,9 в день на человека), жили почти все, за исключением тонкой прослойки. В XIX веке по всему миру сохранялось рабство или близкие к нему общественные устройства. В результате Ирландского картофельного голода в середине XIX века страна потеряла почти треть населения из-за голодных смертей и эмиграции. Улучшить условия проживания смогла только повсеместная индустриализация и развитие энергетики — в 1950 году в состоянии крайней бедности жили 75% людей, в 1981 году — 44%, а в 2013-м — всего 12%. Индустриализация обеспечила радикальный рост качества жизни не только элит, а всего человечества. Так что естественное состояние человека, живущего в ладу с природой, — это голод и нищета, а долгую жизнь обеспечивают именно «неестественные» решения.
Особенно впечатляющим оказался прогресс за последние 20 лет. С 1996 года неуклонный рост показывает число людей, доходы которых лежат в двух категориях — $3–10 в день и более $10 в день (речь идет о нормированных «международных долларах», так что учитывается разница в ценах между странами, а также инфляция). Число людей, живущих сразу над уровнем крайней бедности ($1,9–3,10 в день), стабилизировалось, а число крайне бедных стабильно падало, и все это несмотря на общий рост населения Земли. В 1996 году их было более 1,5 млрд, а в 2013-м — чуть больше 760 млн. В борьбе с бедностью XXI век делает более серьезные успехи, чем XX.
Почти такими же темпами в мире росла грамотность. В 1820 году только 10% населения Земли были грамотными, а сегодня — 85%. Кстати, самый значительный прогресс роста грамотности наблюдался относительно недавно — с 1980 до 2000 года, тогда доля грамотного населения Земли выросла с 56 до 82%. Уже в новом тысячелетии показатель вырос до 85%.
Череда этих малозаметных и не всегда оцененных факторов складывается вместе, чтобы достичь одного хорошо видимого: люди стали жить дольше. Для 1900 года средняя продолжительность жизни — 31 год в среднем по миру и около 50 лет — в богатейших странах. И только к 1950 году ситуация сильно меняется — средняя продолжительность жизни достигает 49 лет. С тех пор темпы роста не снижаются ни на одном из континентов, а в Африке даже растут, особенно в последние 15 лет.
Кардинальнее всего изменилась жизнь женщин. Сегодня почти во всех странах мира они живут дольше, чем мужчины, но так было не всегда. Материнская смертность шла в ногу с младенческой, практически любые постродовые осложнения и инфекции в отсутствии антибиотиков приводили к смерти. А в отсутствии контрацепции женщины находились в цикле «беременность — роды — вскармливание» всю репродуктивную жизнь. Немудрено, что для многих из них пострепродуктивная жизнь не наступала вообще.
С ростом продолжительности жизни не сразу, с некоторым запозданием, меняется и ее качество. Если еще десять лет назад многим по привычке казалось, что шанс прожить 80 лет вместо 60 означает еще 20 лет старости, то сейчас геронтофобия идет на убыль. Люди до 70 лет могут оставаться активными, повышение пенсионного возраста отражает эти изменения, а кое-где даже запаздывает. Так, в Швейцарии, где пенсионный возраст у мужчин составляет 65 лет, недовольны этим… университетские профессора. В 65 лет они еще молодые и сильные мужчины и не хотят уходить на (хорошую) пенсию, они хотят работать. В результате возникают комичные случаи поступления профессора на ставку научного сотрудника к своему вчерашнему подчиненному или переезда в этом почтенном возрасте в более гибкую с точки зрения пенсионного законодательства страну вроде Южной Кореи.
Смещение границ возрастов наблюдали недавно миллионы зрителей на Олимпиаде в Пхёнчхане, где две золотые медали завоевала 37-летняя лыжница и мама двухлетнего сына Марит Бьорген, а фигуристка Алена Савченко впервые в карьере взошла на верхнюю ступеньку олимпийского пьедестала, отпраздновав за месяц до этого 34-й день рождения. И не потому, что молодые люди перестали соревноваться: таковы возможности физической формы женщин старше 30 лет в 2018 году, что уж говорить о мужчинах.
Простой выбор
Отрицание пользы прогресса очень опасно для людей — и тех, кто уже живет в тех самых «средних» условиях 2018 года, и тех, кому еще предстоит в них попасть. Поэтому и пишет книги Стивен Пинкер, и ведутся ретроспективные исследования, позволяющие вспомнить о том, как было плохо, такие как проект экономиста Макса Розера «Наш мир в цифрах», откуда взята часть данных для этого материала. Но многие продолжают придерживаться катастрофических сценариев и считают, что прогресс несет лишь проблемы.
Дело в том, что есть два самых простых способа снять с себя ответственность за происходящее и морально возвыситься над окружающими. Первый — сказать, что «теперича не то, что давеча», сослаться на не те времена, сообщить, что «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Второй — притвориться жертвой обстоятельств, лишенной возможности что-то изменить. Первая модель поведения называется «синдром золотого века», а вторая — виктимизация. Они и подталкивают людей преувеличивать и драматизировать негативные стороны прогресса и игнорировать позитивные. Это реальность, с которой приходится считаться, но стоит время от времени напоминать себе, что объективных факторов для отрицания пользы прогресса нет.
ОБ АВТОРАХ
Александра Борисова
научный журналист, приглашенный исследователь Университета Рейн-Ваал
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.
