УДК 159.99:314.93
ПРЕКАРИАТ И НЕФОРМАЛЬНАЯ ТРУДОВАЯ ЗАНЯТОСТЬ В РОССИИ: СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
Дружилов Сергей Александрович
Научно-исследовательский институт комплексных проблем гигиены и профессиональных заболеваний Сибирского отделения Российской академии медицинских наук, Новокузнецк
кандидат психологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник отдела Экологии человека
Аннотация
Рассматривается новый социальный слой в стратификации общества. В слой входят люди, не имеющие надежной работы и социальных гарантий. Общие черты этих людей – эмоциональная нестабильность, тревожность, неуверенность в будущем. В качестве причин психологического неблагополучия человека рассматривается неформальная занятость, а также постоянная изменчивость и гибкость социально-трудовых отношений. Приводятся социально-психологическая характеристики групп риска прекариата в России.
Ключевые слова: адаптация, гибкость, группы риска, ненадежная трудовая занятость, нестабильные трудовые отношения, неформальная занятость, неформальная работа, отсутствие социальных гарантий, психологическое неблагополучие
-----------------------------------------------------------------------------------------------
THE PRECARIAT AND INFORMAL WORK IN RUSSIA: THE SOCIO-PSYCHOLOGICAL ASPECTS
Druzhilov Sergei Aleksandrovich
Research Institute for Complex Problems of Hygiene and Occupational Diseases under Siberian Branch of the Russian Academy of Medical Sciences, Novokuznetsk
PhD of Psychological Sciences, Associate Professor, leading scientific worker of the Department of Human Ecology
Abstract
In the article discusses the new social stratum in social stratification. The stratum includes people who do not have reliable work and social guarantees. Common features of these people - emotional instability, anxiety, uncertainty about the future. As the reasons of psychological not wellbeing (distress) of the man regarded the presence of informal employment, as well as continuous variability and flexibility of labor relations. Are given the psychological characteristics of risk groups in Russia.
Keywords: adaptation, flexibility, informal employment, informal work, lack of social guarantees, precarious labor employment, psychological not wellbeing., risk groups, unstable labor relations
---------------------------------------------------------------------------------------------
Рубрика: Социология
Библиографическая ссылка на статью:
Дружилов С.А. Прекариат и неформальная трудовая занятость в России: социально-психологические аспекты // Гуманитарные научные исследования. 2015. № 1 [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2015/01/9491 (дата обращения: 12.11.2015).
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
В последнее время в научном обороте появился и стал занимать все более существенное место термин «прекариат». Этим термином обозначают социальный слой, входящие в который люди не имеют постоянного заработка, места работы социальных гарантий, зачастую их трудовая занятость является неформальной. Особенности их занятости и образа жизни оказывают влияние на формирование их модели поведения.
В числе первых исследователей, которые стали рассматривать проблемы прекаритета в связи с процессами глобализации экономики, были французские социологи Пьер Бурдьё [1] и Робер Кастель [2]. Российские социологии З.Т. Голенкова и Ю.В. Голиусова понятием прекаритет обозначают «непредсказуемые, ненадежные и небезопасные условия существования, приводящие к материальному и психологическому неблагополучию» [3, с. 8]. Они же отмечают, что для представителей общественного слоя, именуемого «прекариат», общими проявлениями является эмоциональная нестабильность, тревожность, чувство неуверенности в будущем.
Современная тенденция превращения ранее относительно гарантированных трудовых отношений – в негарантированные и незащищенные называется прекаризацией (от англ. precarious и лат. precarium – рискованный, нестабильный). Это понятие описывает процесс ухудшения условий труда при одновременном сокращении заработной платы или урезании правовых и социальных гарантий, когда трудовые отношения могут быть расторгнуты работодателем в любое время.
Прекариат в системе стратификации западного общества
Британский исследователь Гай Стендинг выделяет в современном западном пять групп на основании трудовой принадлежности: 1) Элита, в которую входит весьма ограниченное число свербогатых людей; 2) Салариат (от англ. salary – зарплата) – высший средний слой, имеющий стабильную полную занятость и зарплату, в него входят руководящие работники корпораций, государственных учреждений, государственной службы; 3) Профессионалы – работники, имеющие стабильное положение благодаря своим знаниям и умениям, занятые на основе контракта; 4) Сердцевина – «старый» рабочий класс; 5) Прекариат – социально неустроенные люди, не имеющие полной гарантированной занятости [4].
Г. Стендинг дает лишь описательную характеристику выделенным группам современного западного общества (США, Евросоюз). Каких либо численных данных не приводится. Указаны лишь три социальных группы, потенциально подверженные прекаризации: молодежь; женщины; пожилые люди.
По мнению исследователя, многие неформально занятые, причисляющие себя к «среднему классу», на самом деле этим классом не являются вследствие статусной неопределенности. Прекариат находится в низшей части «пирамиды» общества – ниже «старого» рабочего класса (стабильного пролетариата), и, тем более – ниже профессионалов. Г. Стендинг подчеркивает, что представители прекариата в минимальной степени идентифицируют себя с профессиональным сообществом, в котором, возможно, находятся.
В понимании российских психологов отсутствие профессиональной идентичности, «личностная позиция непричастности и ментальная непринадлежность к общественно приемлемой для данной профессии профессиональной морали, … внутреннее отнесение себя к морали другой среды, профессиональной или внепрофессиональной» [5, с. 52], – является важнейшим признаком профессионального маргинализма [6].
Изменчивость и гибкость как условие возникновение неустойчивой занятости
В западной социологии труда получила распространение точка зрения, согласно которой новая техническая и информационная реальность влечет за собой коренное изменение всех ключевых понятий индустриальной социологии, таких как «нормальный рабочий день», «трудящийся» и даже «предприятие». В место них выдвигается понятие «флексибильность» (гибкость) социально-трудовых отношений, подразумевающая, с одной стороны, – гибкость в организации рабочего времени и политике занятости, с другой – многообразие умений работников и способность работников приспосабливаться к изменениям.
В докладе западногерманского социолога У. Юргенса, представленном на советско-западногерманский симпозиум в г. Саарбрюккене (1986 г.), это понятие раскрывается следующим образом:
а) гибкость в понимании рабочего дня, которое должно предусматривать разнообразные его вариации: удлинение, сокращение, прерывистость и т.п.;
б) гибкость в понимании «трудящегося», в деятельности которого изменяется соотношение «исполнительских» и «руководящих», «творческих» и «нетворческих» (рутинных) функций, изменяется тип взаимооотношений с руководителями, из которых «вымываются» промежуточные звенья и «передаточные инстанции»;
в) гибкость в понимании «предприятия», которое трудно идентифицировать и «локализовать», поскольку его «рабочие места» могут оказаться едва ли не по всей стране (по местам фактического проживания трудящихся), а отдельные функции могут оказаться распределенными по его постоянно меняющимся «звеньям», которые быстро могут менять свое место дислокации; и т.д. (приводится по [7]).
Идеологи глобализации предполагают, что флексибильная (непостоянная, не стабильная) система трудовой занятости превратится в норму и постепенно вытеснит стабильность восьмичасового рабочего дня и пятидневной рабочей недели.
Необходимо признать, что одним из результатов такой гибкости является усиление власти работодателя, заинтересованного в переходе на краткосрочные трудовые контракты, снижении оплаты труда и понижении уровня социального страхования в условиях конкуренции работников. Для работников это означает неустойчивая трудовая занятость, в большинстве случаев имеющая неформальный статус.
Западные исследователи обращают особое внимание на разрушительное влияние чрезмерной гибкости труда на человека. Британский социолог Зигмунт Бауман приходит к заключению, что новые гибкие и неопределенные трудовые взаимоотношения делают менее ресурсных работников более уязвимыми. Негативные последствия (в том числе – потеря человеком жизнестойкости), которые обобщенно называют прекариацией, по мнению исследователя, происходят от того, что «трудовая жизнь насыщается неопределенностью» [8, c. 30].
Американский социолог Ричард Сеннет возникающую в этих случаях утрату человеческой целостности описывает как «коррозию характера». Это психическое явление возникает тогда, когдаличностные характеристики человека (его этические нормы, жизненные установки, привязанность, стремление к долгосрочному планированию) противоречат требованиям гибкого режима работы. По мнению исследователя, указанное противоречие оказывается особенно разрушительным для тех, «кто в системе гибкого режима находится внизу» [9, c. 91].
К группе риска относятся те, у кого слишком узкая или не востребованная специализация; те, кто предпочитает фиксированные права и долгосрочные гарантии; работники, имеющие устойчивую, неизменяемую систему ценностей или привязанностей; люди старшего возраста, психика который становится менее приспосабливаемой к изменениям.
Прекариат в России
В отечественной науке наибольший вклад в анализ прекариата внесла упоминавшаяся выше обзорная статья социологов З.Т. Голенковой и Ю.В. Голиусовой [2]. Прекариат рассматривается как социальная группа в структуре российского общества. Основным признаком принадлежности к этой группе считается отсутствие у работающих индивидов узаконенных отношений с работодателем. С учетом российской реальности, это, прежде всего временные работники, либо имеющие частичную занятость и не заключившие трудовой договор с работодателем. Как следствие – они не имеют никаких гарантий (таких как лимитированный рабочий день, оплачиваемый отпуск, больничные листы, работодатель не вносит пенсионные и социальные отчисления и др.). К прекариату отнесены и следующие категории работников: выведенные за штат (аутстаффинг, лизинг персонала); работающие (по инициативе работодателя) неполное рабочее время; вынужденных безработных; отчаявшихся найти работу.
Обратим внимание на позицию исследователей, согласно которой «российский прекариат не является низшим слоем, поскольку по уровню дохода и образования часто приравнивается к средним слоям общества» [Там же, с. 12].
Выводы, к которым приходят о З.Т. Голенкова и Ю.В. Голиусова : 1) формирование прекариата в России не вызывает сомнений; 2) последствия его формирования «могут носить негативный характер» [Там же, с. 13]; 3) «нестабильность в сфере занятости порождает эмоциональную, психологическую и социальную нестабильность», которая ведет к скрытому (латентному) социальному конфликту и «провоцирует протестное поведение» [Там же] людей. Подчеркивается значимость вклада протестного поведения прекариата в возникновении социальных беспорядков в общественных местах.
Авторы статьи констатируют, что в последнее десятилетие, характеризующееся комплексом неблагоприятных социально-экономических факторов, приводящих многих людей к состоянию неопределенности, в стране появился значительный общественный слой, «подверженный страхам потери статуса и социального нисхождения» [Там же].
Прекариат в послеперестроечное время
В 90-е годы XX в., в период обрушения экономики после развала СССР, прекариат получил в России широкое распространение. Огромные массы наших соотечественников были вынуждены, по образному выражению М.А. Чехонадских, «переизобретать собственную жизнь» [10]: инженеры, научные работники и др. – становились промоутерами фирмы Herbalife; жители периферий, с высшим образованием и без него, становились «челноками»; учителя – создавали сети репетиторства; студенты, да и бывшие преподаватели вузов – писали курсовые и дипломные работы за деньги и т.д. Неформальная занятость в условиях прекаритета в тот период время предстает не только как способ адаптации к изменившимся условиям, но и как форма самовыражения трудящихся.
Социально-экономические стратификации и «группы риска» в них
Для получения представлений о численности выделенных Г. Стенингом социальных групп воспользуемся данными о распределении населения по социальным слоям в США (1971 г.), которые приводят американские социологи Р.П. Колеман и Б.Л. Ньюгартен [11]. Получается следующая картина:
1) в высший слой входит 3% населения (аналог «элиты» у Г. Стенинга);
2) к верхней части среднего слоя относится 10 % населения («салариат – у Г. Стенинга);
3) к нижней части среднего слоя отнесены служащие, или «белые воротнички» – 21% населения (близко к категории «профессионалы» – у Г. Стенинга);
4) ниже находятся рабочие, или «синие воротнички» – 48% («старый рабочий класс» – у Г. Стенингу);
5) В самый низший «неблагополучный» класс входит 18% населения (у Г. Стенинг – «прекариат», социально неустроенные люди, не имеющие полной гарантированной занятости).
Отечественные социологи Т.Ю. Богоморлова и В.С. Тапилина приводят характеристику социально-экономических слоев, сложившуюся в России к концу XX века. Представленные данные позволяют сравнить изменение социального профиля до кризиса 1998 г. и после него. Такое сопоставление особенно интересно в связи нарастающими ныне кризисными явлениями в экономике России.
Исследователи также выделили 5 слоев, которые имеют следующие характеристики:
1) в высший слой до кризиса входило 1,5% населения, после кризиса – 0,7% населения, это – «элита»; отмечается, что малочисленность и нестабильность этого слоя не позволяют составить его социальный профиль на статистически значимом уровне;
2) в верхнюю часть среднего слоя до кризиса входило 13,7% населения, после кризиса – только 5,4%. Сюда входят крупные чиновники и законодатели, генеральные директора и управляющие, представляющие как государственный, так и частный сектор экономики. Здесь же представлены работающие в сфере финансов и кредита, юстиции, руководители силовых структур. Уменьшилась представленность в этом слое количество профессионалов высшей квалификации с базовым образованием в области точных и технических наук (физика, математика, прикладные науки) в 2,5 раза, с базовым образованием в области гуманитарных наук (экономисты, юристы, переводчики, творческие работники) – в 3,2 раза, с базовым образованием в области медицинских наук и биологии – в 5,5 раз. Это салариат – в стратификации Г. Стенинга.
3) в нижней части среднего слоя, включавшей до кризиса 40,2% населения, можно выделить две «подслоя». В первый из них входят работники здравоохранения, квалифицированные специалисты с базовым медицинским образованием, инженерные кадры действующих предприятий и др. В этот слой после кризиса переместились из верхнего среднего слоя довольно многочисленная категория служащих, снабженцев, администраторов, мелких государственных чиновников и др. Это все – специалисты того или иного профиля, «сердцевина» – профессионалы, работники умственного труда («белые воротнички»), без которых не может обходиться любое производство.
В этом же слое находятся затребованные обществом специалисты в различных областях сфер «ручного труда», рабочие с хорошей квалификацией. Это, по классификации Г. Стенинга, – «старый рабочий класс», или «синие воротнички».
Ввиду резкого снижения доходов в результате кризиса общая численность этого слоя снизилась в 1,5 раза – до 26,4% от количества населения. Часть специалистов и рабочих переместилась из нижней части среднего слоя – в низший слой.
4) Численность низшего слоя в результате кризиса возросла более, чем в 1,5 раза – с 43,9% до 67,5% от количества населения. В нем изначально широко представлена наименее образованная часть населения (с начальным или неполным средним образованием), неизменное ядро слоя – разнорабочие в торговле и обслуживании. В связи со снижением жизненного уровня в 1998 г. в низший слой попали 70,9% работников здравоохранения со средним специальным образованием, 52,5% преподавателей высшей и средней школы, 52,2% работников науки и научного обслуживания. В этот слой «неблагополучных людей», не имеющей ни гарантированной занятости, ни уверенности в будущем переместилась часть специалистов инженерного профиля и рабочих [12].
Таким образом, группа риска представлена не только низшим слоем (его численность составляет от 20 до 40% населения, а в кризисные периоды может доходить до 60%), но и нижняя часть среднего слоя, представленного «белыми воротничками» (служащими, офисными работниками), а также частью специалистов, работников ручного труда – «синих воротничков». Эта группа трудящихся подвержена неопределенности в трудовой занятости, потерям уверенности в будущем, тревожности.
Неформальная занятость
Под неформальной занятостью понимают любые виды трудовых отношений, основанные на устной договоренности. Поскольку отсутствие письменного трудового договора или контракта увеличивает риски ущемления работодателями трудовых прав и социальных гарантий трудящихся, то неформальную занятость можно рассматривать как занятость, незарегистрированную в формальном и неформальном секторе экономики.
Росстат отмечает постоянный рост неформальной занятости. Согласно официальным данным, показатель неформальной занятости за последние 11 лет вырос с 14,1% (2001 г.) до 19,0% (2012 г.) [13]. В дальнейшем, с января 2013 г. по сентябрь 2014 г. доля занятых в неформальном секторе по отношению к общей численности занятого населения возросла 18,3 до 20,8% . На конец III квартала 2014 г. в качестве занятых в неформальном секторе было учтено в целом 15,2 млн. чел. или 19,2% от численности занятого населения. Из них исключительно в неформальном секторе работает 13,53 млн. чел. (89% от общего числа учтенных). Еще 1,67 млн. чел. (11% от общего числа учтенных) были заняты, одновременно, в формальном и в неформальном секторах. При этом лишь для 30 тыс. чел., занятость в неформальном секторе было основной работой, для большинства же (1,64 млн. чел., или 98,3%) неформальная работа является дополнительной [14].
Учитывая сложный характер трудовых отношений людей, включенных в деятельность в неформальной сфере, реальный объем неформальной занятости оценить сложно. В.Е. Гимпельсона и А.А. Зудина предлагают определять ее величину по остаточному методу – как разность между общей численностью занятых в экономике и численностью занятых по отчетности предприятий. Согласно их расчетам, в 2009 г. в неформальном («некорпоративном») секторе трудилось 30% российских работников [15].
Ю.В. Цепляева и Ю.В. Сонина считают, что косвенный метод дает верхнюю границу занятости в неформальном секторе, а опросный метод поможет определить ее нижнюю границу. На основе опросов населения указанные исследователи определили, что численность неформально занятых людей в России в январе-сентябре 2013 г. достигла 14,1 млн. чел., или 19,8% от общего числа занятого населения. Этот показатель дает нижнюю границу оценки неформальной занятости, так как он не учитывает занятость без оформления договора на предприятиях формального сектора. Используя остаточный метод, Ю.В. Цепляева и Ю.В. Сонина рассчитали, что за последнее десятилетие неформальная занятость увеличилась с 16,5 до 25,6 млн. человек, что составляет около трети от числа занятых в экономике. Это – верхняя граница оценки неформальной занятости.
Истина – где-то между приведенными нижней и верхней границами. Исследователи, останавливаются на предположении, что неформальная занятость в России близка к 20 млн. чел., из них около 4 млн. чел. статистика относит к самозанятым [16].
«Минусы» и «плюсы» неформальной занятости
К очевидным «минусам» статуса неформальной занятости относится нестабильность трудовых отношений и отсутствие у работника каких бы то ни было социальных гарантий, перспектив профессионального роста.
Но есть и «плюсы», к которым относится, по мнению О.В. Синявской, «возможность получать текущие трудовые доходы с большей регулярностью, чем в формальной занятости, а зачастую и в более высоком размере» [17, с. 27]. Исследователь отмечает, что, «неоформленная занятость выгодна не только самозанятым и индивидуальным предпринимателям, чьи доходы наиболее высоки, но также и наемным работникам, чье положение традиционно описывается в терминах уязвимости» [Там же].
Таким образом, неформальная занятость может рассматриваться как одна из активных адаптационных стратегий населения.
Свойства личности, обеспечивающие успешность при непрерывных изменениях
К свойствам личности, обеспечивающим жизнестойкость человека в условиях неформальной занятости, можно отнести следующие: динамизм, готовность к изменениям, социальная мобильность, флексибильность – способность личности изменить элемент или всю программу поведения в случае требований объективной ситуации. Человеческую флексибильность можно иначе назвать «пластичностью». Этот термин указывает на способность человеческой психики адаптироваться, «сгибаться» и «выгибаться» под деформирующим давлением перманентных общественных изменений, «не ломаясь», а выписываясь в новую реальность, сохраняя жизнеустойчивость и личностную целостность.
Флексибильность рассматривается в качестве ресурса жизнеспособности личности – на современном этапе, связанном с перманентной изменчивостью мира [18].
Отсутствие или слабая выраженность у человека флексибильности означает выраженность у него полярного личностного свойства – психической ригидности (В.Г. Залевский, 1999), затрудняющей профессиональную и социальную адаптацию в условиях непрерывных изменений.
Группы риска подверженности прекаризации в условиях неформальной занятости
Риск прекаризации для специалистов высокой квалификации (профессионалов) ниже, чем у других категорий трудящихся. Мы исходим из понимания того, что профессионализм характеризует не только достижение человеком высоких производственных показателей, но и особенности его профессиональной мотивации, ценностных ориентаций, смысла труда, профессионального самосознания. Наличие профессионализма делает человека более устойчивым к неблагоприятным воздействиям социальной среды [19]. Однако отчуждение специалиста от его профессиональной деятельности, или ее фрагментация будет приводить к личностным деформациям («коррозии характера» – по Р. Сеннету) и резко снижает жизнеустойчивость человека.
Признавая, что представители всех социальные категории трудящихся подвергаются в той или иной мере подвергаются негативным процессам при глобальных изменениях на рынке труда, отметим, что чем ниже социальное положение человека, тем вероятнее угроза потери им контроля над процессом и целостности своего «Я». Это отмечали Т.И. Заславская и М.А. Шабанова: «Чем менее благоприятные позиции занимают работники на шкале социальных неравенств, тем чаще нарушаются их трудовые права и тем меньше шансов эти права отстоять» [20, c. 141]. В связи с этим обратим более пристальное внимание на две социальные группы – рабочих и молодежь.
Российские рабочие как социальный слой
В плане рассматриваемой проблемы прекаризации труда вызывают интерес результаты исследования (2012 г.) З.Т. Голенковой и Е.Д. Игитханян социально-политической ориентации российских рабочих [21]. Обнаружено, что большинство рабочих «не чувствуют себя защищёнными в своей стране, и при решении насущных проблем на помощь со стороны властей рассчитывают лишь 18,1%, в основном свои проблемы будут решать самостоятельно 74,0%» [Там же, с. 196]. Исследователи подчеркивают, что рабочий как субъект профессионального поведения в целом является самодостаточным. Это объясняется конструктивным отношением рабочих к труду. Было выявлено, что для сложившегося в современной России социального слоя рабочих «отношение к труду как к способу самореализации и развития личности в социально значимом пространстве составляет достойную конкуренцию отношению к труду … как к средству материального существования» [там же, с. 194]. Исследователи приходят к выводу, согласно которому «отношение к работе в широком понимании этого слова представляет принципиальный ресурс трудовой жизнедеятельности рабочих» [там же].
Тем не менее, есть основания считать, что расширение «заемного труда», а также их неустойчивая трудовая занятость, вызванная принудительной «гибкостью» трудовых отношений может стать для части рабочих причиной снижения их жизнестойкости.
Молодежь как группа риска
Интересные результаты получены Ю.В Голиусовой и Н.В. Иващенковой, исследовавшие в российских условиях феномен, получивший название «избыточное образование», или, как его называют в зарубежной литературе, over-education [22]. Приводятся данные, согласно которым в 2012 г. почти 10 % экономически активного населения в возрасте 15–29 лет являлись безработными. Пик безработицы среди имеющих высшее образование приходился на возраст 20–24 лет, а почти каждый четвертый (23 %) в возрасте до 29 лет имеет диплом вуза. Исследователи отмечают, что в России «существует обратная корреляция между образовательным уровнем и легкостью трудоустройства» [Там же, с. 26]. Объяснение этого феномена имеет два аспекта.
С одной стороны, работодатель осуществляет выбор между бакалаврами и магистрами, плохо представляя как различие между этими ступенями обучения, но из своего опыта зная, что бакалавры не обладают конкретными умениями и навыками практической деятельности, а уровень их теоретических знаний значительно ниже, чем у прежних выпускников специалитета. С другой стороны – выпускник российского вуза «выходит на рынок труда с определенными амбициями, связанными с профессиональной самореализацией и карьерным ростом» [Там же], сталкиваясь при этом cрынком покупателей в лице работодателей. При этом работодатели «при избытке предложения со стороны бывших студентов обладают несравненно большими преимуществами при выборе потенциального сотрудника, чем молодые люди с высшим образованием, предлагающие на рынке труда свою рабочую силу» [Там же]. Отметим, что их личностные амбиции сегодняшних выпускников вузов зачастую не обеспеченны их профессиональными качествами, а их ценностные ориентации – размыты [23].
Устройство на работу, не связанную с полученной специальностью и образованием, предстает как фактор, ведущий молодежь в группу нестабильно занятых – прекариат. Указанные обстоятельства весьма негативно влияют на социальное самочувствие и психологическое благополучие молодых людей.
Библиографический список
Bourdieu P. Counterfire: Against the Tyranny of the Market. London: VersoBooks, 2003.
Кастель Р. Метаморфозы социального вопроса. Хроника наемного труда. СПб.: Алетейя, 2009. 574 с.
Голенкова З.Т., Голиусова Ю.В. Новые социальные группы в современных страфикационных системах глобального общества // Социологическая наука и практика. 2013. № 3. С. 5-14.
Стэндинг Г. Прекариат. Новый опасный класс. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. 328 с.
Андреева Г.М. Социальная психология. М.: Аспект Пресс, 2007. – 363 с.
Ермолаева Е.П. Профессиональная идентичность и маргинализм: концепция и реальность // Психологический журнал. 2001. Т. 22. № 4. С. 51-59.
Давыдов Ю.Н. «Социология участия» и проблема социологической расшифровки техники // ФРГ глазами западногерманских социологов: Техника – интеллектуалы – культура. М.: Наука, 1989. С. 81-101
Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. 390 с.
Сеннет Р. Коррозия характера. М.: Тренды, 2004.
Чехонадских М.А. Трудности перевода: прекаритет в теории и на практике // Художественный журнал. 79/80. URL: http://xz.gif.ru/numbers/79-80/chekhonadskih#link6
Coleman R.P., Neugarten B.L. Social status in city. San Francisco: Jossey-Bass, 1971. 322 p.
Богоморлова Т.Ю., Тапилина В.С. Экономическая стратификация населения в 90-е годы // Социологические исследования. 2001. № 6. С. 32-43.
Индикаторы достойного труда // Федеральная служба государственной статистики. Официальная статистика Рынок труда, занятость и заработная плата Индикаторы достойного труда. URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosst … ics/wages/
Занятые в неформальном секторе // Федеральная служба государственной статистики. Обследование населения по проблемам занятости – 2014 год. URL:http://www.gks.ru/bgd/regl/b14_30/Main.htm
Гимпельсон В.Е., Зудина А.А. «Неформалы» в российской экономи ке: сколько их и кто они?: Препринт WP3/2011/06. Серия WP3 «Проблемы рынка труда». М.: Изд. дом ВШЭ, 2011.
Цепляева Ю.В., Сонина Ю.В. Россия: неформальная занятость как новый феномен // Сайт «Элитный Трейдер». URL: http://elitetrader.ru/index.php?newsid=204387
Синявская О.В. Неформальная занятость в России: измерение, масштабы, динамика// Экономическая социология : электронный журнал http://www.ecsoc.msses.ru . 2005. Т. 6. № 2. С. 12-28.
Королева Ю.А. Флексибильность как ресурс жизнеспособности современной личности // Социальная психология и общество. 2014. Т. 5. № 1. С. 5-16.
Дружилов С.А. Профессионализм человека как объект психологического изучения: системный подход // Вестник Балтийской педагогической академии. 2003. № 52. С. 40-46.
Заславская Т.И., Шабанова М.А. Проблема институционализации неправовых практик в сфере труда // Куда идет Россия? / Под ред. Т.И. Заславской. М.: ВШСЭН, 2002. С. 137-147.
Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Российский рабочий: социально-политические ориентации // Россия реформирующаяся. 2012. № 11. С. 191-201.
Голиусова Ю.В., Иващенкова Н.В. Избыточное образование в России: социально-экономические последствия // Теория и практика общественного развития. 2014. № 18. С. 25-31.
Дружилов С.А. Соискатели ученой степени в современной России: социально-психологическое эссе // Ценности и смыслы. 2010. № 2. С. 74-79.
http://human.snauka.ru/2015/01/9491
