Исчезающие накопления. Почему опасно проесть Фонд национального благосостояния
27 июля, 14:27
Николай Кащеев, директор по исследованиям и аналитике Промсвязьбанка в своей статье для Economy Times, объясняет, чем слабы российские резервные фонды, и как другие страны-экспортеры нефти лечатся от «голландской болезни».
Создание российского Резервного фонда и Фонда национального благосостояния в 2008 г. на основе так называемого Стабилизационного фонда – пример хорошей мировой практики.
Подобные фонды есть в 44 странах, среди которых крупнейшим владельцем является Китай, у которого 4 госфонда с общим объемом почти $1,5 трлн, за ним следуют Объединенные арабские эмираты, у которых аж семь фондов общим объемом $1,3 трлн. Затем – Норвегия с ее единственным Пенсионным фондом ($850 млрд), Саудовская Аравия ($760 млрд), Кувейт (около $600 млрд), Сингапур, Гонконг, Катар, Казахстан (три фонда и $164 млрд). На 10-ом месте Россия – 3 фонда с общим размером активов около $150 млрд, включая Фонд прямых инвестиций объемом $13 млрд. CША располагаются на 11-ом месте с 10-ю фондами, включая фонды отдельных штатов, и общим объемом $140 млрд. Последние в списке – Мавритания и Монголия с $300 млн и Экваториальная Гвинея с $8 млн.
Глядя на приведенные цифры, следовало бы сделать существенную поправку: на размер населения. Так, на душу населения накопленные суверенные фонды в РФ были примерно равны китайским – около $1000 на одного жителя. Сравните с $23000 в Саудовской Аравии, $6000 в Гонконге, $97 000 в Сингапуре, $140 000 в Кувейте, $127 000 в ОАЭ, $160 000 в Норвегии и $9000 в Казахстане.
Накопление доходов и сверхприбылей, образовавшихся в результате колебаний цен на продаваемое сырье, в отдельный фонд под присмотром особых управляющих структур – общепринятый метод как достичь относительной финансовой устойчивости, так и избежать пресловутой «голландской болезни». Правда, последнее – для наиболее сознательных и ответственных обществ и властей.
Предусмотрительная попытка сохранить внезапно обрушившееся богатство, а не промотать его в одночасье с соответствующим случаю абстинентным синдромом на следующий день, очень понятна по-житейски. В России, правда, сомнение вызывает способ инвестирования резервных средств. Но и тут нет ничего нового, за исключением очень высокой склонности к избеганию рисков. До недавнего времени деньги Фонда национального благосостояния и Резервного фонда размещались лишь в гособлигации высшей степени надежности. В то же время абсолютное большинство суверенных фондов размещает свои средства за рубежом, изредка и, как правило, косвенно инвестируя в национальные активы, но зато с куда большей склонностью к риску. Очень многие фонды инвестируют в акции, а также в «альтернативные активы», которые могут оказаться недвижимостью (например, фонды Азербайджана, Абу Даби (ОАЭ) и Малайзии). В этом отношении российские фонды были до недавнего времени уникальными, повторяя по сути инвестиционную декларацию золотовалютных резервов ЦБ.
По оценкам, пенсионные выплаты в РФ к 2030 г. вырастут с примерно 8–9% ВВП сейчас до 14% ВВП (расчеты МВФ), а дефицит пенсионного фонда и так уже составляет более чем 3,5 трлн руб., т.е. значительно выше $50 млрд в год. И ожидается, что дыра превысит 3,7 трлн руб. до 2018 года. ФНБ должен был бы смягчить эти неблагоприятные эффекты, но его планируют просто потратить после исчерпания резервного фонда. К сожалению, об эффективности внутреннего инвестирования (о чем чаще всего говорят, критикуя размещение средств фондов) можно судить по недавней информации нового управляющего ВЭБ (или Корпорации развития): только 20% ее активов являются качественными.
Цена на нефть не упадет даже до относительного нуля (например, $25/баррель), но этот товар точно лишится своей исключительной геополитической роли
Циклический спад нефтяных цен (обычно цикл составляет порядка 16 лет) характеризуется восстановлением цен на это сырье со временем, а иногда даже и новым ростом до рекордных величин. Но структурный спад может означать утрату былых высот навсегда. Новые колебания были и будут, но они окажутся иного характера, нежели прежде. И наступающие изменения на рынке углеводородов означают наступление времени покупателей. Скорее всего, навсегда. Цена не упадет до нуля или даже относительного нуля (например, $25/баррель), но товар почти точно лишится своей исключительной роли и премии за это, в первую очередь, геополитической. Что выгодно, прежде всего, конечно, потребителю.
Дальнейшее зависит от того, насколько глубоким и комплексным окажется снижение цен на нефть на этот раз. Есть достаточно много признаков того, что это больше структурный, чем циклический кризис, что не столь громко, но признается, в частности, Саудовской Аравией, которая объявила о намерении создать (еще один) специальный инвестиционный фонд объемом $2 трлн для преодоления углеводородной зависимости страны. В течение 20 лет они намерены диверсифицировать экономику, повысив долю ненефтяных доходов бюджета до 40% уже к 2020 году (против менее 20% в 2015 г.)
В России формальная доля нефтяных доходов составляла до последнего падения цен около 50%, но косвенное влияние нефтегазовых цен на экономику оценивается значительно больше: в частности, через влияние обменного курса, эффекта ликвидности нефтяных компаний на банковскую систему, смежные бизнесы – подрядчиков и т.п. Однако надо иметь в виду, что уже сегодня наличный суверенный фонд СаудовскойАравии составляет, как уже сказано, более $20000 на душу населения, что в десятки раз выше, чем аналогичный показатель в РФ.
Возможное проедание резервов российским государством, если таковое иметь место, приведет к серьезному изменению макроэкономической устойчивости страны. Это будет означать необходимость наращивать госдолг, изменять структуру бюджета, сокращая его статьи, возможно, и те, что очень нежелательно было бы секвестировать, сталкиваясь с плохо контролируемой в таком сценарии угрозой обменному курсу, ликвидности экономики. Соблазн эмиссии с ее серьезными инфляционными рисками, разумеется, возрастет. При этом, несомненно, потребуется обратиться за займами на глобальные рынки капитала – и это было бы очень правильным решением, принимая во внимание стоимость и объемы возможных заемных ресурсов на них. Но растрата резервов почти наверняка приведет к понижению кредитного рейтинга страны, прогнозов ее экономического состояния, что сделает такие займы более дорогими и проблемными при размещении.
С другой стороны, инвестиционную привлекательность России можно сохранить даже при негативном развитии ситуации. Достаточно обозначить, подобно саудитам, намерение всерьез изменить свою экономику в сторону модернизации и диверсификации и предпринять первые необходимые действия в этом направлении. К сожалению, недавние события заметно подорвали доверие серьезных инвесторов к нашей экономике, поэтому восстанавливать такое доверие нужно начинать немедленно, причем всеми силами. Нужно признать для себя две простые и неизбежные истины: только укрепление экономики ведет к реальному укреплению суверенитета страны, а реальное укрепление экономики – на современной, устойчивой, а не имитационной основе с консервацией отставания – возможно только при тесных связях с миром, прежде всего, самыми инновационными странами.
Нужна компетентность, воля и решимость, чтобы начать реструктуризацию нашей в основном на сегодня рентной экономики, что немыслимо без повышения качества национальных институтов, призванных разрабатывать и проводить такие критически необходимые планы в жизнь.
