О запрете ГМО
«Золотой» рис и золотой век. Забавно, что и Африка, и Евросоюз, и Россия вместе идут путем кроманьонцев. От нас, возможно, останутся неплохие наскальные рисунки
Два события в мире произошли почти одновременно: 107 нобелевских лауреатов подписали письмо в защиту ГМО, а российская Дума приняла закон, запрещающий использование ГМО.
Надо сказать, что о необходимости информировать российскую Госдуму нобелевские лауреаты даже не помышляли: главным адресатом их письма являлся Гринпис. «Мы призываем Гринпис прекратить свою кампанию против «золотого» риса, в частности, и против биотехнологически улучшенных злаков и пищи вообще, — говорилось в письме. — Мы призываем правительства всего мира… сделать все, что в их силах, чтобы противостоять действиям Гринпис и облегчить доступ фермерам ко всем инструментам современной биологии».
История с «золотым» рисом, о которой так пекутся нобелевские лауреаты, и в самом деле вопиющая.
Суть ее вкратце. Рис сейчас — это основная пища бедняков третьего мира. У любой монопродуктовой диеты есть риски, и у риса они связаны с тем, что в нем не хватает бета-каротина, предшественника витамина А. В результате, по данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), 250 млн людей, 40% которых — дети возраста до 5 лет, страдают от дефицита витамина А. Этот дефицит приводит к одному-двум миллионам дополнительных смертей ежегодно и является главной причиной детской слепоты, поражающей ежегодно 250—500 тысяч детей, половина которых умирают в течение следующих 12 месяцев.
Чтобы решить эту проблему, двое ученых — Инго Потрикис и Питер Байер — еще в прошлом веке создали «золотой» рис, встроив в него ген одуванчика, производящий бета-каротин.
Одна из главных претензий Гринпис к ГМО заключалась в том, что это — коммерческий продукт. ГМО продавала злая компания «Монсанто», чтобы (какой стыд!) заработать прибыль. Однако относительно «золотого» риса этот аргумент не действовал: его семена распространялись бесплатно.
Тогда Гринпис стал выдвигать новые аргументы: во-первых, бета-каротина в «золотом» рисе слишком мало. Во-вторых, его слишком много. А в-третьих, с нищетой надо бороться «комплексными методами», а не какой-то биологией. Разумный тезис, что и говорить. Впрочем, чаще всего Гринпис и вовсе не прибегал к доводам, а заменял их пиаром и геббельсовщиной, вроде слухов о том, что «золотой» рис приводит к гомосексуализму и СПИДу.
На следующий год группа гринписовских экотеррористов уничтожила опытную делянку «золотого» риса на Филиппинах. Как всегда, вандализм сопровождался враньем: активисты пытались выдать себя за «фермеров», возмущенных диктатом транснациональных компаний, пытающихся нажиться на нищих филиппинцах.
Беспрецедентная кампания по нагнетанию страха, развязанная могущественной организацией с годовым бюджетом 400 млн долларов, отдалила внедрение «золотого» риса на годы, и каждый пропущенный год стоил 1—2 миллиона жизней. Одной кампанией против «золотого» риса Гринпис фактически погубил больше людей, чем Пол Пот в Камбодже.
Биотехнологическая революция
Скорее всего, среднестатистический читатель смутно слышал, что это какая-то такая сомнительная новация горе-капиталистов и состоящих у них на побегушках ученых, которые раньше, как было известно всем марксистам, крали у рабочих прибавочную стоимость, а теперь — как это известно всем людям доброй воли — губят ради своих прибылей природу. И, если бы не доблестные усилия белых рыцарей из Гринпис, спасающих нас от этой капиталистической чумы, у нас бы давно из раковой опухоли росла ботва.
Согласно недавнему опросу, проведенному в Европе, 36% респондентов ответили, что «гены» есть только в генномодифицированных продуктах, а в негенномодифицированных продуктах генов нет. Этот ответ — данный, между прочим, людьми, которые посещали школу, — сам по себе является разительным примером могущества гринписовской пропаганды.
На самом деле генномодифицированные растения к 2013-му выращивали 18 млн фермеров в 29 странах. Посевные площади под ГМО занимали 1,75 млн га, или 10% мировых посевных площадей. В США к 2014 году 94% сои, 96% хлопка и 94% кукурузы были генномодифицированными. С 1996 года, когда ГМО впервые начали коммерчески использоваться, их посадки выросли ровно в 100 раз — это самая быстрорастущая технология. При этом за все это время не обнаружилось ни одного случая каких-либо неправильных или трагических последствий от применения ГМО.
Причина, по которой ГМО распространяются с такой фантастической скоростью, проста: это один из величайших технологических прорывов нашего времени.
Вот для начала некоторые плюсы ГМО:
— увеличение урожайности, которое ведет как к большей рентабельности, так и к лучшей экологии. Если в нашем перенаселенном мире вы можете вырастить на 10 га то, что раньше росло на 15 га, то это значит, что освободившиеся 5 га вы можете отдать под заповедник;
— резкое сокращение объемов применения инсектицидов и ядов, то есть опять же улучшение той самой экологии. К примеру, вы можете опрыскивать посадки кукурузы опасными инсектицидами, которые убивают зернового точильщика, а можете просто встроить в кукурузу инсектицидный ген из бактерии Bacillus thuringiensis и иметь тот же самый результат;
— увеличение содержания в продуктах питания витаминов, белков и прочих полезных веществ. Один из принципиальных недостатков современного сельского хозяйства состоит в том, что избыток удобрений делает многие продукты невкусными. Оно может повышать содержание в них опасных веществ (например, нитритов в дынях) и понижать содержание витаминов. Как показывает пример «золотого» риса, именно генная инженерия способна преодолеть этот недостаток.
Следует помнить, что общая площадь пашен, лугов и пастбищ на сегодня в мире составляет 5 млрд га, а общая площадь суши, находящаяся в распоряжении человека, не считая Антарктиды, но считая Гоби, Сахару и Крайний Север, составляет 13,5 млрд га. Несомненно, когда-то (и весьма скоро) человеку придется остановить свое размножение. Но до тех пор, пока этого не произошло, ГМО — это единственный способ выжить и сохранить окружающую среду.
Но, пожалуй, самое главное — другое. С появлением ГМО мы стоим на пороге создания нового мира, новой окружающей среды, так же радикально отличающейся от всего прежнего, как орошаемый сад с финиками и персиками отличается от «природной» окружающей его пустыни.
Упомяну только один пример. Москит Aedesaegypti, переносчик лихорадки денге, каждый год убивает 40 тысяч человек. С помощью генной инженерии создан такой же москит, но не являющийся переносчиком лихорадки. Во время опытов на Каймановых островах популяция москитов-переносчиков денге сократилась на 80%. Аналогичный опыт идет с комаром — переносчиком малярии.
Плюсы генной инженерии, в том числе и экологические, не поддаются описанию. Это такая же революция, как одомашнивание быка, начало выплавки металлов или идея прививок.
Однако, как и всякая технологическая революция, ГМО неизбежно вызывает к жизни целый всплеск суеверий. Луддиты били машины; после появления прививки высказывались опасения, что те, кто ее получил, превратятся в коров, а после внедрения в Нигерии вакцины от полиомиелита муллы начали учить, что это — кровавый план белого человека уничтожить черную расу, заразив всех ВИЧ.
Маленькая проблема экофундаменталистских мулл заключается в том, что они никак толком не могут объяснить, чем же ГМО опасны.
За все это время грандиозной кампании против «франкенпищи» никто и никогда не объяснил главного — механизма причинения вреда с помощью ГМО.
Чтобы понять, почему ГМО не может приносить вред, достаточно знать два простых правила.
Правило первое: ДНК, съеденная нами, не меняет нашу ДНК. Это основа биологии. Иначе бы у тех, кто кушает морковку, отрастала ботва.
Пункт второй: гены — мутируют. Это имманентное свойство генов. Все ныне существующие организмы на Земле состоят из генов, которые изменены. Все мы — генетически модифицированные организмы, а произвольное сшивание различных участков ДНК происходит каждый раз, когда мужская сперма оплодотворяет женскую яйцеклетку.
Вся суть механизма полового размножения как раз и заключается в том, что природа с его помощью создала, кодифицировала и узаконила способ регулярного горизонтального переноса генов.
Вы скажете, что речь идет о переносе генов внутри одного и того же биологического вида. Однако горизонтальный перенос генов между видами — это тоже исключительно природный механизм. Механизм горизонтального переноса генов, к примеру, существует до сих пор у бактерий.
Есть целый ряд организмов, давно живущих в симбиозе настолько глубоком — например, бактерия вольбахия и муха дрозофила, — что геном одного из симбионтов вырождается, и часть генов переносится в геном второго симбионта.
Вы можете заметить, что мой первый пункт противоречит второму: сначала я утверждаю, что горизонтальный перенос генов запрещен (и гены съеденной морковки в нас не встраиваются), а во второй я рассказываю, как гены вольбахии в результате горизонтального переноса передались дрозофиле.
Ответ заключается в том, что горизонтальный перенос генов у сколько-нибудь сложных организмов (о человеке мы тут вообще не говорим) — это исключение, случающееся один раз на миллиард, но именно это исключение и является движителем эволюции. Очень грубо говоря, вероятность того, что часть генома генномодифицированной морковки встроится в ваш организм, равна вероятности того, что в него встроится геном негенномодифицированной морковки.
Изменение экосистемы
Понятно, что каждый раз, когда вы меняете что-то в природе, то происходит масса последствий. Если вы создаете комара, который не является переносчиком малярии, то, несомненно, вы нарушаете экологическое равновесие, которое требует, чтобы миллион человек в год умирали от малярии.
Да, ГМО несомненно и радикально изменят окружающую среду. И я скажу крамольную мысль: это не минус. Это и есть их главный, ГМО, плюс.
В течение многих тысяч лет для человека естественная среда обитания ассоциировались с ужасом, смертью и катастрофой. Естественная среда обитания человека — экваториальные джунгли Африки — полна самых страшных паразитов: малярии, шистосомоза, сонной болезни, червей, въедающихся под кожу, десятиметровых желудочных нематод…
Карибы встретили европейцев непроходимыми зарослями и ядовитыми змеями. Флорида еще у Жюля Верна описывалась как смертельно опасное царство лихорадки и аллигаторов.
Вся жизнь человека была направлена на то, чтобы отгородиться от этой естественной среды обитания. Человек возделывал пшеницу, создавая не имеющий аналогов в природе неестественный биогеоценоз — поле. В человеческой мифологии рай всегда был Сад — то есть искусственное, не существующее в природе образование.
В процессе этой переделки человек генетически модифицировал живые организмы. Например, колос дикой пшеницы быстро опадает. Человек — еще очень давно — сломал этот механизм, выведя колос, который не опадает.
В естественных условиях эта поломка была бы для пшеницы губительна. Но в симбиозе с человеком она оказалась благотворна, и в настоящий момент эта генетически поломанная пшеница превратилась из редкого злака, произраставшего в Изреельской долине, в растение, посевы которого занимают самую большую площадь на планете Земля, а ареал неестественного обитания простирается от Новой Зеландии до Архангельска.
В результате всех этих усилий человек создал города, поля и сады. Флорида и Карибы из ада стали раем.
И вот, в ХХI веке, когда человек забыл, что значит естественная среда обитания с шистостомозом и ядовитыми змеями и что значит естественное состояние общества — с канцерогенным дымом от костра, с отсутствием каких-либо запасов. Новая разновидность коммунистов, которая называет себя «зелеными», начала объяснять человеку, что он совершает первородный грех, уничтожая естественную среду.
Церковь называет первородным грехом секс, коммунизм — частную собственность, экофундаменталисты — изменение окружающей среды.
Фишка тут в том, что в качестве греха выбрано первородное свойство человека, от которого он не может отказаться, не перестав быть человеком в буквальном — физиологическом и генетическом — смысле слова. Мы начали использовать орудия труда 2,7 млн лет назад и огонь — 1 млн лет назад до того, как стали разумными.
В результате наши желудки и наш челюстно-лицевой аппарат эволюционировал в условиях, когда наша пища была частично обработана огнем и требовала меньших усилий для усвоения, что, в свою очередь, создало предпосылки для появления большого мозга — самого энергоемкого органа человека, в спокойном состоянии потребляющего 30% от общего потребления энергии телом.
Прекрасный новый мир
Изменение окружающей среды — часть нашего расширенного фенотипа. Человек не может не изменять окружающую среду, как ее не может не изменять бобр. С помощью же генной инженерии человек может, наконец, прекратить использовать микроскоп для забивания гвоздей и начать использовать его строго по назначению.
Он может радикально сократить объем посевных площадей, превратив остальную природу в парки и заповедники.
Он может обогатить полезными веществами пищу, которая обеднела ими из-за избытка химикатов или недостатка комплексной подкормки.
Вас смущают нитриты в дыне? Их больше не будет.
ГМО может радикально разгрузить природу от антропогенного давления. Если, например, выращивать генномодифицированного лосося AquAdvantage (одобрен FDA в 2015 г.), в который вставлен ген от чавычи, позволяющей этому лососю расти не только весной и летом, но и круглый год, — то чем больше мы съедим этого лосося, тем меньше мы опустошим Мировой океан.
Человек давно живет в полностью искусственной среде. Мы выращиваем картошку в Европе, пшеницу в Америке, корицу на Гренаде, кофе в Бразилии и гевею в Юго-Восточной Азии: ни в одном из этих мест эти культуры естественным образом не росли.
Парадокс состоит в том, что эта неестественная среда по мере развития науки и технологий становится не менее, а более природно богатой.
Картофель Innate™, с пониженным уровнем потенциального карциногена акриламида, одобренный FDA в 2015 г., кукуруза Biotech DroughtGard™, площадь под посадками которой в США только за два последних года выросла с 50 до 810 тыс. га, круглогодично растущий ГМО-лосось — это только первые ласточки грядущей биотехнологической революции.
Человечество обречено перейти от генного реконструирования отдельных культур к генному реконструированию всей биосферы: к бактериям, добывающим вместо рудокопов железо, и к лианам, увивающим стены небоскребов.
Разумеется, на пути этой реконструкции его поджидают опасности. Вы всегда рискуете тем, что встроенный в вашу кукурузу инсектицидный ген убьет бабочку. Но, видите ли, в чем дело: в природе есть очень много причин, по которым эта бабочка может вымереть без всякого вмешательства человека.
99,9% когда-либо существовавших организмов мертвы, и они мертвы в результате эволюции. В живой природе вообще нет «естественной нормы». Единственная ее норма — это постоянное изменение.
Одновременно природа прекрасно умеет поддерживать динамическое равновесие. И точно так же будет исправлена — природой или самим человеком — любая не очень удачная переделка природы.
Кроме генного реконструирования окружающей среды человек обречен перейти и к генному реконструированию себя: к ретровирусной терапии, замедлению старения, продлению жизни. В сущности, он уже сделал первые шаги, с генномодифицированными лекарствами и с генной терапией.
Убивает не прогресс
Задумывались ли вы когда-нибудь, почему экотеррористы, вытаптывающие посевы «золотого» риса, не протестуют против генной терапии серповидной анемии, которые, казалось бы, представляют собой еще более ужасное вторжение в человеческий организм?
Ответ: очень легко продать невежественному обывателю идею о проклятых капиталистах, которые ради прибыли хотят скормить ему колдовское зелье, от которого у него вырастет ботва. Но очень трудно продать самой невежественной матери, у которой ребенок умирает от серповидной анемии, идею, что доктор на самом деле убийца в белом халате.
12 тысяч лет назад на территории современных Израиля и Сирии человек сделал первый сознательный шаг по пути генной модификации: он начал сеять пшеницу вместо того, чтобы просто ее собирать. На этом пути он создал государство, придумал письменность и полетел в космос. Мы не знаем, какова была оппозиция этому открытию. Очень возможно, что там были старые охотники на мамонтов, которые были возмущены таким неестественным поведением.
Мы не знаем, какие тогда, 12 тысяч лет назад, были возражения, но мы знаем, что стало с теми, кто не занялся земледелием и скотоводством: они исчезли.
Все. Вообще.
Все европейские кроманьонцы с их настенными рисунками и кловисская культура в Северной Америке — все они вымерли. Современные обитатели Евразии — от мыса Гибралтар до устья Янцзы — не имеют никакого отношения к тем, кто расписывал стены пещеры Ласко. Все мы — от басков до китайцев — являемся потомками представителей натуфийской культуры, которая 12 тысяч лет назад так жестоко нарушила принципы экофундаментализма.
Все остальные — погибли.
Как я уже сказала, всего за 20 лет ГМО-культуры заняли 10% посевных земель планеты Земля. Но эти 10% распределены неравномерно.
ГМО выращивают: в США и Канаде (как уже сказано, свыше 90% сои, кукурузы и хлопка в США — это ГМО), в Бразилии, Аргентине, Австралии, Китае, Индии.
ГМО не выращивают: в Африке, в Евросоюзе и в России. В Африке — по причине отсталости и нищеты. В Евросоюзе и России — по причине наличия огромного бюрократического аппарата и сельскохозяйственного лобби, заинтересованного не в получении прибыли, а в освоении субсидий.
Забавно, что и Африка, и Евросоюз, и Россия вместе идут путем кроманьонцев. От нас, возможно, останутся неплохие наскальные рисунки.
Юлия Латынина
Из выпуска от 13-07-2016 рассылки Новая газета
