Ненависть
27 августа 2015, 13:18
Максим Кононенко
Журналист Максим Кононенко — о том, что гуманизм может быть только абсолютным, но не условным
Максим Кононенко. Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Давашкин
Любопытный факт: про приговор крымскому партизану Сенцову написали чуть менее чем все крупные западные газеты. Про условно-досрочное освобождение госпожи Васильевой на Западе не написал ровным счетом никто.
Вот вы скажете — это потому, что про Васильеву там никто не знает и всем на нее наплевать. А Сенцов — это политическое дело и всё такое.
А я так не думаю. Мне кажется, что причина умолчания о деле Васильевой в том, что в освобождении человека из тюрьмы предмета для дискуссии нет. Человека выпустили, он ушел. А вот тех, кто в тюрьму только попал, надо спасать. О них надо писать.
У нас же совершенно наоборот. Про Сенцова пишут лишь те, кто свято верует в непогрешимость любых режиссеров. Про Васильеву же пишут все. Абсолютно. И, что еще более интересно, — со всепоглощающей ненавистью.
Вот мы вроде бы православный народ. Стараемся жить по Христу. А ведь Христос учил так: блаженны милостивые. Блаженны смиряющиеся. Не судите, да не судимы будете. Нагорная проповедь, любимое место патриарха Кирилла во всем Новом Завете.
Однако православие наше, видимо, заключается только в погромах на выставках и вандализме по отношению к памятникам архитектуры (как это случилось теперь в Питере). Главная же, фундаментальная парадигма христианства — смирение и милость —нам недоступна. Мы, русские, жестоки и злы. Даже несмотря на то, что патриарх Кирилл регулярно рассказывает нам о сути изложенного Христом в вышеозначенной проповеди, разъясняет ее тезисы и призывает к добру.
70% из нас (опрос «Левада-центра») против того, чтобы молодую женщину выпустили из тюрьмы. Только 8% отнеслись к этому положительно. Только 8% из нас могли бы назвать себя христианами, ибо пытаются жить по Христу. А 70% сгорят в аду, потому что они хотят, чтобы женщина сидела в тюрьме. Потому что они хотят зла.
Причем удивительна широта спектра жестокости. Он простирается от от отмороженных людоедов до уполномоченного по правам человека Эллы Памфиловой.
В едином порыве ненависти к факту освобождения женщины, которая никого не убила и даже не покалечила, сошлись все: коммунисты Зюганов и Рашкин, оппозиционер Гудков, глава совета по правам человека Федотов, член этого же совета Кабанов, журналист Соловьев, тюремная правозащитница (!) Романова, ортодоксальный погромщик Энтео, мятущийся блогер Адагамов, охранительный публицист Стариков — когда еще хоть какая-то тема объединяла всех этих совершенно противоположных по взглядам людей? За что еще они подняли бы руки единогласно и вместе?
И только два голоса среди всего этого лагерного лая прозвучали примирительно: голос Михаила Ходорковского и голос Людмилы Алексеевой. Только эти два голоса в безумии ненависти тихо произнесли, что когда человека отпускают из тюрьмы — это всегда лучше, чем когда человек сидит в тюрьме. И еще голос Михаила Барщевского, который безэмоциональным юридическим языком сказал, что если решение суда законное (а оно, по его мнению, законное), значит, оно справедливое.
Ну и еще мой, совсем еле слышный.
Гуманизм — это понятие абсолютное. Не бывает гуманизма условного. Конечно, нас с вами до сих пор преследует тяжелое наследие революционно-военной жестокости. Вот это вот чудовищное «Cколько раз увидишь его, столько раз его и убей». Но ведь столько времени прошло, не пора ли освободиться от животной ненависти к чему бы то ни было?
Я, заметьте, ни слова не пишу тут о деяниях госпожи Васильевой. И не оправдываю ее в этих деяниях. Я ничего не говорю о доказательствах, о тех, кто ушел от ответственности, об условиях содержания и слухах относительно подставных заключенных. Всё это, наверное, интересные и важные для обсуждения темы.
Но куда как важнее тот простой факт, что вчера женщина сидела в тюрьме — а сегодня она в тюрьме не сидит. Ей повезло, и единственное, что должен сделать любой настоящий христианин, ставший свидетелем этого везения, — возрадоваться ему. Просто возрадоваться, без условий и сомнений. И, разумеется, без апелляций к тому, что, мол, другие сидят, значит, и этой надо сидеть. Других не отпускают, значит, и эту нельзя отпускать.
А еще надо восславить тех, кто помогли этой конкретной женщине избавиться от несвободы. Да, эти люди не помогли другим томящимся в несвободе. Но ведь и мы с вами им тоже не помогли. Мы не помогли даже одному, а они хотя бы одной помогли. И они лучше нас.
Да просто обернитесь к истокам. Князь Владимир, тот самый, с мегапамятником которому мы сейчас носимся по Москве, отрицал смертную казнь. Причем не потому, что это он был такой исключительный гуманист, а по той простой причине, что оную казнь отрицало всё русское общество. Александр Сергеевич Пушкин, фундамент и одновременно стоящий на этом фундаменте столп русской культуры, «милость к падшим призывал». Лев Толстой проповедовал непротивление злу насилием. Все те, кому мы обязаны собственным существованием как нации, отрицали насилие и учили добру.
А мы вынесли из наследия всех этих великих людей одну только ненависть.
Мы звери, господа.
