Светлана Ганнушкина о том, почему детей в России не пускают в школы
15:59
Карен Шаинян
Шеф-редактор Slon Magazine
Приказ Минобрнауки №32, вышедший в январе 2014 года, фактически лишает ребенка, не имеющего регистрации по месту жительства, возможности попасть в школу. Только в 2014 году в России оказалось более 160 тысяч семей беженцев из Афганистана, Конго, Сирии, Украины и других стран, где ведутся военные действия. Большая часть этих семей – многодетные. И у большинства нет регистрации, поскольку получить статус беженца в России крайне трудно, и хозяева, сдающие беженцам жилье, часто не хотят оформлять регистрацию.
Светлана Ганнушкина, председатель комитета «Гражданское содействие» и руководитель сети «Миграция и право» правозащитного центра «Мемориал» рассказала Slon о новых российских реалиях, в которых тысячи детей не могут учиться, а также о том, почему единственный волонтерский центр по обучению детей беженцев на днях, вероятно, останется без помещения.
Светлана Ганнушкина
РИА Новости / Кирилл Каллинников
Я хорошо помню, как в детстве в нашу коммунальную квартиру на Арбате каждую весну приходили из опеки и задавали один вопрос: есть ли у вас дети, которые осенью пойдут в школу? И даже при крепостной советской системе прописки тем не менее, когда речь шла о школе, никто не спрашивал, откуда эти дети взялись и где они прописаны. Есть дети – нужно учить. И осенью приходили те же люди из опеки, чтобы проверить, все ли дети записаны в школу.
Теперь все иначе. Первый раз с нарушением детского права на образование мы столкнулись в 1996 году. В общих правилах регистрации по Москве появилось положение, что без регистрации ребенок не может быть принят в школу.
Как раз тогда мы начали заниматься беженцами, появившимися в Москве после первой чеченской кампании. Тогда, я помню, мы познакомились с Аней Политковской: она позвонила и сказала: я знаю, вы занимаетесь чеченскими детьми, я хочу сфотографировать идущего в первый класс ребенка с букетом. Я довольно раздраженно ответила, что ей это не удастся.
Понимаете, когда ребенок видит, что к нему искренне хорошо относятся, это меняет все, сдвигает его представление о мире
Из-за положения в правилах регистрации многие дети в Москве впервые оказались вне школы. Тогда мы собрали студентов и выпускников МГУ и других лучших вузов, молодых людей, которые хотели учить этих детей. Мы создали что-то вроде репетиторского кружка, назвали его Центром адаптации и обучения детей беженцев и начали учить детей в первую очередь русскому языку и математике – предметам, которые невозможно изучать с середины. Но важно другое: кроме знаний, люди здесь получают поддержку. Они вписываются в большое детское сообщество, в Москву, благодаря тому, что у них здесь есть свой круг.
Мы замечали это много раз. Когда ребенку очень плохо в обычной школе, его обижают, дразнят, ужас, в общем, а потом он приходит сюда, где его принимают, – и ему становится уже не важно, что говорят в обычной школе. У него исчезают комплексы, потому что здесь у него есть свой круг. И вот когда он морально защищен этим кругом, когда у него появляется уверенность в себе, происходит удивительная вещь: там, в его школе, пропадает агрессия одноклассников к нему и все начинает налаживаться.
Понимаете, когда ребенок видит, что к нему искренне хорошо относятся, это меняет все, сдвигает его представление о мире.
Занятие в волонтерской школе
Комитет «Гражданское содействие»
В 2000 году Московский городской суд признал положение о регистрации для принятия в школу незаконным, потому что оно противоречит Конституции и закону об образовании. Мы и другие организации судились несколько раз, и в 2003 году Москва вообще перестала выпускать свои отдельные правила и стала жить по общему регламенту регистрации по месту жительства, где об образовании ничего не сказано. Потому что это совсем другая сфера, которую не может регулировать никакой регламент регистрации. Образование регулирует закон об образовании, Конституция, Международная конвенция о правах ребенка, наконец. А 43-я статья Конституции гласит: «Каждый имеет право на образование. Гарантируется доступность и бесплатность общего и среднего профессионального образования в государственных учреждениях…». Здесь речь идет безусловно о каждом, кто находится в России, вне зависимости от гражданства или чего-то еще.
В общем, мы выиграли суд, но тогда это были городские правила. В 2007 году появился приказ уже на уровне Министерства образования, в котором также говорилось, что для обучения необходима регистрация по месту пребывания. Мы обратились в министерство, журнал «Русский репортер» устроил слушания, пришел заместитель министра Игорь Римаренко, и в итоге они выпустили дополнение к приказу, в котором были расставлены приоритеты. Там говорилось, что сначала в школу берут прописанных детей из близлежащей местности, а потом уже всех остальных. То есть тогда в министерстве с нами согласились, что дети не должны оказываться вне школ. После этого мы еще несколько лет прожили спокойно, и вот в прошлом году все началось снова.
Теперь все усугубилось тем, что записать ребенка в школу можно только через электронную базу, а она не принимает заявление, если не ввести адрес регистрации и все остальные документы, которых у беженцев нет. Теперь это невозможно технически.И чиновники настаивают на том, что так и нужно, и это очень грустно.
После того как в прошлом году вышел этот федеральный приказ, в Твери из школы исключили двух детей. Наш адвокат судился там и выиграл этот суд. Понятно, что приказ не может нарушать ни закон, ни Конституцию, ни международные соглашения. Меня поразило: когда мы выиграли, директриса школы выбежала из зала суда со слезами и сказала, что будет обжаловать решение. Я не понимаю, как это возможно. Она педагог, это ее дети, они учились у нее шесть лет. Что могло произойти с ней, когда приняли этот новый приказ?
Мы уже подали в суд, правда, и это теперь оказалось сделать не так просто. Прежде любая общественная организация могла подать в суд в интересах неопределенного круга лиц. Однако после того как мы судились последний раз, право защищать интересы неопределенного круга лиц отняли не только у общественных организаций, но даже у прокуратуры. Правда, ей его вскоре вернули, а мы так и остались без него. Поэтому теперь нам нужны «жертвы»: мы подали иски от имени двух семей, а я выступаю от имени нашей организации, прикладывая 26 обращений.
Таких детей, которым сегодня отказывают в обучении, конечно, гораздо больше. Это не только беженцы, это и дети трудовых мигрантов. На самом деле, если у семьи оформлен статус беженцев, то в школу их обязаны взять. Другой вопрос, что этот статус невозможно получить: на всю Россию статус беженцев в конце 2014 года имели 790 человек. Сколько детей беженцев и мигрантов на самом деле, никто не знает.
Да, конечно, у человека должны быть правильно оформлены документы. Никто не спорит с тем, что люди должны легализоваться, и это забота миграционной службы. Однако это не должно интересовать школу и органы образования, это не их дело.
Проблема вовсе не в переполненности школ. Сейчас огромная миграция идет во всем мире. Турция приняла больше миллиона сирийцев с начала войны, и все дети там учатся. В Подмосковье, кстати, они тоже есть: в Ногинске и Лосино-Петровском, по данным наших волонтеров, живут около 5 тысяч беженцев из Алеппо и других древних сирийских городов, разрушенных войной. Дети этих беженцев часто даже не говорят по-русски и сталкиваются с той же проблемой: в школы их не берут, потому что у них нет регистрации. Наши волонтеры сейчас работают с ними тоже. Хотя, конечно, даже язык не является препятствием: по нашему опыту, дети очень быстро учатся и начинают говорить на иностранном языке как на родном. Конечно, если дать им такую возможность.
В договоре аренды написано, что мы должны покинуть помещение в течение трех месяцев после уведомления, и вот в апреле мы это уведомление получили
В нашем Центре адаптации учатся всего 73 ребенка – из Чечни, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана, Афганистана и даже из Африки и с Филиппин. С ними работают 57 волонтеров. Наш центр адаптации до сих пор остается единственным местом в Москве, где учат афганских, конголезских, узбекских и любых других ребят без всякой регистрации.
В самом начале, в 1996 году, мы занимались где придется: под лестницей в редакции «Литературной газеты» и по домам в гостях у учителей-волонтеров. В 1998 году нам дали первое помещение – большой подвал на Новослободской. Долгое время комитет «Гражданское содействие» делил это помещение с Центром адаптации, потом в 2010 году у комитета появился свой офис. Теперь, правда, из того помещения нас выгоняют. Я не знаю почему. В том ли дело, что мы стали иностранными агентами (а мы ведь главные иностранные агенты, когда вышел закон, мы у себя в офисе даже сделали галерею фотографий тех иностранцев, агентами которых мы являемся). Может быть, еще почему-то, нам не объяснили. В договоре аренды, который мы заключили с муниципалитетом, написано, что мы должны покинуть помещение в течение трех месяцев после уведомления, и вот в апреле мы это уведомление получили. Без объяснения причин.
