ПРОДОЛЖЕНИЕ СООБЩЕНИЯ №6
“Информация - это власть. Но, как всегда в случае со властью, существуют те, кто хочет сохранить ее только для себя. Все научное и культурное наследие мира, опубликованное на протяжении столетий в книгах и журналах, все в большем объеме оцифровывается и помещается под замок пригоршней частных корпораций”
“Мы должны взять информацию, где бы она ни хранилась, копировать ее и поделиться ею с миром. ... Мы должны скачать научные журналы и выложить их в файлообменные сети. Надо сражаться за Партизанский Открытый Доступ”.
Этот манифест содержал ссылку на сайт, а сайт - ссылки на целый ряд проектов, участники который сканировали материалы и выкладывали их в интернет, присылали Аарону жесткие диски или журнальные статьи, PDF-документы, передавая, таким образом, документы в открытый доступ.
Два года спустя он посетил конференцию, на этот раз в Будапеште, где снова встал этот вопрос. Рассказывают, что на этой конференции он узнал, что JSTOR задали вопрос: “Сколько нужно вам заплатить, чтобы сделать вашу базу данных доступной для всего мира?” Ответ был: 250 миллионов долларов. Становится ясно, почему именно после этой конференции Аарон начал ту деятельность, которая привела его к конфликту с государством. Вот что он говорил вскоре после конференции [на конгрессе, посвященном социальной ответственности компьютерной науки в Университете Иллинойса 16 октября 2010 года]:
Вплоть до настоящего момента все эти журналы, все это научное наследие начиная с эпохи Просвещения находятся за запертыми воротами. Но у вас есть ключ от этих ворот. Немного магии с основными скриптами - и вы можете получить все эти статьи. Вы можете скачать их копии, а если у вас есть копия, теоретически вы сможете сделать ее доступной для каждого. Если же вы не знаете, как сделать ее доступной для всех так, чтобы вас при этом не поймали, то на сайте guerillaopenaccess.com есть мой e-mail. А информация с тех жестких дисков, которые попадут к нам в руки, точно будет выложена в сеть. Если вы хотите защитить свою анонимность, пожалуйста, заходите на сайт с использованием системы Тор. Это относится и к любому другому материалу, который вы хотели бы разместить, например, отсканированным книгам.
Конечно, это не самая большая проблема в мире, но мы должны понимать, что это серьезная проблема. Как раньше люди совершали акты гражданского неповиновения, нарушали правила, борясь за гражданские права, так и теперь есть люди, которые приковывают себя цепями к атомным электростанциям, чтобы не дать планете взорваться. То, что большая часть жителей планеты не имеет доступа к накопленному научному знанию, - настолько же серьезная проблема. И, на мой взгляд, ее решение стоит того, чтобы немножко повозиться со скриптами и нарушить пару правил.
“Скрипты и нарушение правил”. Аарон никогда не говорил со мной об этом плане - написать скрипт и нарушить пару правил. Если в отношении авторских прав наши взгляды совпадали, то относительно того, что можно сделать в этой ситуации, мне все казалось значительно сложнее. На мой взгляд, объединиться, чтобы добиваться изменений, было хорошо, но мне было не совсем понятно, что он называет гражданским неповиновением. Ведь речь здесь идет о совершенно специфической ситуации.
Прежде всего, сначала я даже не осознавал тот факт, что не сам JSTOR устанавливает свои цены. Когда вы открываете какую-нибудь статью и возмущаетесь ценой в 20 долларов, то вы имеете дело с ценой, установленной журналом. Несмотря на все недостатки, JSTOR все же действительно предоставил ранее не существовавший доступ к данным. Это не отменяет недостатков. Но на самом деле многие университеты получили благодаря структуре, выработанной JSTOR, доступ к информации, которая иначе продолжала бы быть закрытой.
Но главное, как я писал ранее, - наказания за гражданское неповиновение в данном случае могли быть слишком суровыми.
У гражданского неповиновения давняя и серьезная традиция. Дэвид Бёрн написал статью об Аароне и гражданском неповиновении, где он рассматривает случаи гражданского неповиновения в прошлом. Вот самый известный деятель гражданского неповиновения в 20-м веке: [Мартин Лютер Кинг. Количество мелких преступлений - 7089.]
Что означает гражданское неповиновение? Речь идет о совершении публичного действия, наказание за которое ты готов понести. Но в случае с авторским правом дело обстоит иначе. Неповиновение в этой сфере не совершается публично. Люди не готовы понести наказание, поскольку неспособны на это.
Сравните: Мартин Лютер Кинг был арестован множество раз по обвинению в мелких преступлениях. В более серьезных преступлениях он обвинялся только дважды, и оба раза был оправдан судом, состоявшим исключительно из белых, поскольку основание для обвинений было слишком возмутительным. В тюрьме он провел считанные дни. В отличие от него, Аарон был обвинен в 13 тяжких преступлениях, что давало федеральному судье возможность дать ему срок до 35 лет в тюрьме.
Итак, он знал о моей точке зрения. И свое так называемое “преступление” он, будучи сотрудником Гарварда, совершил за его пределами. Как я понимаю, именно для того, чтобы защитить меня, он вышел из университета, спустился по улице, и зашел в MIT, где и совершил свое “преступление”.
Как нам понимать смысл его поступка? Начнем с самого простого. Начнем с консервативного взгляда. Его поступок, очевидно, не был законным. Но был ли он очевидно противозаконным? Ответ на этот вопрос зависит от нашего понимания того, что именно он сделал. А здесь существует целый спектр возможностей. Я специально внесу определенную неясность, поскольку мне-то точно известно, что именно он делал, но я не могу раскрывать этого в данном контексте: ведь я узнал это, будучи какое-то время его представителем в суде. Поэтому я обрисую вам несколько возможностей, и вы выберете то, что кажется вам наиболее вероятным.
Первая возможность состоит в том, что он просто хранил этот материал. Известно, что компьютерные психи часто так поступают: “Давай скачаем это все, пусть будет на моей машине”.
Второй вариант: он проводил исследование. В Стэнфорде он работал вместе со студентом-юристом над проектом, задачей которого было оценить масштабы коррупции в юридической науке [Stanford Law Review December 2008, Shireen Barday: Punitive Damages, Remunerated Research, and the Legal Profession]. В ходе работы над проектом они с той женщиной скачали все журнальные статьи с Westlaw, используя скрипт, а затем прочитали три первые сноски в каждой из этих статей, чтобы определить их источники финансирования. Затем они использовали полученную таким образом информацию для того, чтобы определить, мог ли источник финансирования иметь отношение к выводу, сделанному в статье. Скачанный материал не был размещен на других ресурсах сети. Единственная цель состояла в выяснении честности юридической науки.
Третья возможность состоит в том, что он намеревался освободить эти труды для стран Третьего Мира. Именно об этом идет речь в статье Ноама.
Четвертый вариант: он хотел освободить их для всего мира. По крайней мере, так можно понять Манифест партизанского открытого доступа.
И наконец, пятая возможность: чисто теоретически, он мог пытаться заработать большие деньги. Ведь если JSTOR оценивал свою базу данных в 250 миллионов долларов, то за какую сумму можно было загнать ее на черном рынке? При том, что мы, академики, очень много думаем о себе, никто из нас не задумывается о том, что на наших статьях сколачиваются целые состояния дельцами белого и черного рынка. Так что пока вычеркнем этот пятый вариант и сосредоточимся на первых четырех.
Что может быть опасного в каждой из этих четырех вещей? Я сосредоточусь на двух опасностях. Первая связана с авторскими правами, вторая - с Законом о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях.
Итак, сначала об авторских правах. JSTOR располагает базой научных работ. Авторские права на некоторые из них защищены. “Копирайт” означает право копировать, так что можно подумать, что именно копирование этих работ регулируется законом о копирайте. Однако, несмотря на свою очевидность, этот вывод ложен. Ведь иначе история закона о копирайте была бы историей регулирования копирования. Первый законодательный акт об авторских правах регулировал публикацию и репринт. Слово “копировать” впервые появляется в законе в 1909 году, но, согласно Лайману Рэю Пэттерсону, это была какая-то опечатка: ведь это слово применялось тогда к картинам, а не к книгам. Но после того, как это слово случайно проникло в закон, оно начало жить своей жизнью. Тем временем, технология предоставляла людям все новые средства копирования. А это значит, что любая подобная деятельность, независимо от того, насколько она угрожает коммерческим интересам издателя, включает в действие закон о копирайте, поскольку производится копия.
Интересным образом, обвинительное заключение ни в одном варианте не содержит обвинения в нарушении авторских прав. Копирайт вообще не упоминается в них.
Почему? Во-первых, это могло затруднить расследование. Многие из статей находились в открытом доступе, другие - в частном. Разбираться в этом пришлось бы долго. Но, на мой взгляд, основной была другая причина. Дело в том, что JSTOR уже на очень ранней стадии процесса поставил правительство в известность о том, что не желает иметь к этому суду никакого отношения. JSTOR был против возбуждения уголовного дела. Он отказался сотрудничать со следствием, а это сотрудничество было необходимо для судебной системы: иначе у них не было убедительных доказательств для дела о копирайте.
Ну, раз не авторские права, значит, Закон о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях. Этот закон был принят в 1980-х гг., он очень длинный и запутанный, но основными являются два положения. Одно провозглашает преступлением вход в компьютерную систему без авторизации, другое - превышение прав авторизированного доступа, предоставленного тебе системой.
Формулировка “без авторизации” подразумевает такие вещи, как украденный пароль или использование технологии подбора пароля, вроде скрипта на языке Python для автоматизированного поиска пароля. В отличие от первой формулировки, вторая, “превышение права доступа”, поставила суды перед сложной задачей. Что она подразумевает? “Взлом”? Или “несанкционированное использование” данных в обход предлагаемых провайдером правил предоставления услуг?
Существует важное постановление Апелляционного суда Девятого округа по делу США против Нозала, 2012 года, в котором предпринята попытка разрешить этот вопрос. Судья Козински в данном случае принял решение сразу по двум вопросам. Он говорит: “Предположим, сотруднику разрешается на компьютере компании только доступ к информации о продуктах, однако он получает информацию о клиентах. Он “превышал бы право авторизированного доступа”, если бы получил доступ к данным о покупателях при помощи “взлома” - а под “взломом”, как уточняется в конце документа, он подразумевает “получение доступа в обход ограничивающих его технических барьеров”. Проводится различие между этим случаем и другим: “речь также может идти о том, кто обладая неограниченным физическим доступом к компьютеру, ограничен в том, как он может использовать полученную информацию. Например, сотрудник может быть вправе пользоваться информацией о покупателях в целях выполнения своей работы, но не вправе переслать ее конкуренту”.
Между этими двумя видами неавторизированного доступа большая разница. Речь идет о нарушении ограничений, налагаемых в одном случае - кодом, в другом - законом.
В первом случае речь идет о “взломе”, когда нарушаются ограничения, наложенные кодом, чтобы получить доступ к информации или возможность ее использования. Во втором нарушаются ограничения, налагаемые контрактом, правилами предоставления услуг, где говорится, что информация может быть использована с такой-то целью, но не с такой-то. Поскольку нарушение Закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях - тяжкое преступление, встает вопрос, по крайней мере, для нас, профессоров, работающих по контракту, действительно ли нарушение контракта - тяжкое преступление? Судья Козински заявил, что закон не следует понимать таким образом. “Если следовать интерпретации данного закона, предложенной правительством, - сказал он, - то человек может оказаться в тюрьме только за то, что он разместил на Craigslist товар, запрещенный к продаже политикой сайта, или назвал себя “высоким, темноволосым и красивым”, будучи на самом деле низким и невзрачным. Правила предоставления услуг не только непонятны широкой публике и остаются ей неизвестными - разве что ты по-настоящему серьезно заморочишься читать мелкий шрифт внизу страницы - кроме этого владельцы сайтов еще и сохраняют за собой право менять их в любое время без уведомления пользователей”. Поэтому судья счел, что понятие “превышение авторизированного доступа” в Законе о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях не распространяется на нарушения ограничений пользования, но только на “нарушения в доступе к информации”.
Если мы теперь переключимся в режим “психа, озабоченного информационным правом”, то мы увидим нечто странное в этом различии, поскольку оба вида ограничений накладываются словами. В одном случае - это кодовое слово, и если ты нарушил это ограничение - ты совершил преступление. В другом случае это слова контракта – и, нарушив это ограничение, ты преступником не становишься. Выходит, если я напишу большими буквами вверху своего сайта: “Используя этот сайт, вы соглашаетесь не употреблять команду “принт-скрин”, и если это правило нарушено, никакого преступления, в соответствии с мнением судьи Козински, не произошло. С другой стороны, если я помещу на странице код, предотвращающий использование команды “принт-скрин”, и кто-то обойдет это ограничение, взломав пароль, то это, по Козински, преступление. Но ведь в обоих случаях речь идет только о словах.
Вы можете сказать, что в случае использования хакерской технологии более очевидно намерение совершить вторжение, чем в случае, когда я просто игнорирую нечто, написанное на странице. Находясь здесь, в юридической школе, я могу сказать, что в этом есть нечто унизительное для юриста - когда его слова воспринимаются как нечто менее серьезное, чем слова кодировщика. За несогласие с кодировщиком вы идете в тюрьму. Не согласитесь с юристом - и вот вы просто смеетесь: ведь все просто игнорируют юристов.
Выйдем теперь из режима “психа, озабоченного информационным правом”, и вернемся к рассматриваемому случаю. В связи с вышеупомянутым постановлением Апелляционного суда 9-го округа обвинительное заключение против Аарона было переписано таким образом, чтобы убрать любое упоминание о “превышении авторизированного доступа”. Поэтому единственный вопрос, который оставался в деле, касался того, осуществлял ли он “неавторизированный доступ” к компьютерной системе. Итак, перед нами вопрос, был ли он виновен в этом?
Для того чтобы ответить на него, нам надо внимательнее посмотреть, что же именно он сделал. Ничего традиционно хакерского на этот раз не произошло. Если мы зайдем на сайт JSTOR, то увидим, что в конце адрес любой статьи заканчивается номером. Увидев это, Аарон понял, что очень просто написать скрипт для скачивания всех статей. Достаточно, чтобы в скрипте содержалось каждое число в пределах того диапазона, который охватывается числом статей на JSTOR. Скрипт просто повторял: “скачать статью, скачать статью, скачать статью”. Задачей скрипта было сделать это как можно быстрее. Слишком быстро для вас? Да, как можно быстрее. Заметив это, JSTOR заблокировал IP Аарона. Он присвоил своему компьютеру новое IP. Заметив это, JSTOR заблокировал целый диапазон IP. Но это создало проблему, так как был заблокирован доступ к JSTOR всего MIT. Тогда JSTOR заблокировал его MAC-адрес - адрес, непосредственно связанный с тем компьютером Acer, который он использовал. Тогда Аарон подделал MAC-адрес. Это все были обычные процедуры, обеспечивающие действие скрипта на языке Python - keepgrabbing.py, нечто вроде игры в кошки-мышки, где кошкой был Аарон, а мышкой - JSTOR.
Что же произошло здесь на самом деле? Было применено множество технических трюков для того, чтобы обеспечить скачивание множества статей. “Некоторые” статьи было разрешено скачивать, в этом никто не сомневается. В соответствии с контрактом было запрещено скачивать “все” статьи. Когда же был применен код для того, чтобы предотвратить массовое скачивание, он, как утверждается, обошел его и все равно произвел скачивание.
5. Мы не знаем, признал ли бы суд доказательства его вины. Мы не знаем, признал ли бы его суд виновным. Его адвокат Элиот Питерсзаявил, что после выхода второго варианта обвинительного заключения настроен оптимистически, поскольку, по его мнению, доступ был “авторизированным”. Он считал, что данные, свидетельствующие о той игре в кошки-мышки, не будут использованы обвинением, и что действия Аарона не принесли никакого вреда. Здесь возникает второй вопрос психа, озабоченного информационным правом. Он касается амбивалентной природы вреда, который может быть причинен в киберпространстве.
Рассмотрим два случая. Нет никакого сомнения в том, что этот деятель гражданского неповиновения [Мартин Лютер Кинг] причинил определенный вред. Я поддерживаю тот вред, который он причинил своим неповиновением. Но вред действительно был. Разрушение, нарушение, деньги, потраченные на то, чтобы разобраться с гражданским протестом... Но в отношении вреда, причиняемого чем-то вроде keepgrabbing.py, все не так ясно. Если вы просто скачиваете статьи, это может причинить вред - в зависимости от того, какие это статьи, как вы их будете использовать. Но если вы, к примеру, скачиваете данные о кредитных картах, то здесь причинение вреда определенно есть. Так что присутствует определенная амбивалентность в действиях и в законе, поэтому прокурор обязан рассмотреть вопрос о намерениях обвиняемого.
В обвинительном заключении говорилось о том, что намерение Аарона состояло в распространении полученных материалов через файлообменные сети. Если мы вспомним о возможных целях Аарона, то в отношении двух первых это неверно. Если его цель состояла в хранении или исследовании, то речь о распространении не шла. Что касается освобождения материалов для стран Третьего мира, то и здесь не все так ясно. В Третьем мире интернет-доступ находится не на очень высоком уровне, поэтому речь могла идти о распространении при помощи физических носителей. Если же речь шла об освобождении для всего мира, то даже в этом случае вред, причиненный такими действиями, носил бы амбивалентный характер.
В пресс-релизе прокурора в связи с делом Аарона говорилось: “Воровство - это воровство, независимо от того, используется ли компьютерная команда или лом.” Вероятно, она не так много знает либо о компьютерах, либо о ломах, поскольку в отношении причинения вреда это утверждение просто неверно. Подумаем об этих двух возможностях. Третий мир просто не имел доступа к JSTOR. Поэтому действия Аарона не принесли бы JSTOR никакого вреда. Но даже в отношении четвертого варианта вреда не было бы, потому что ни одно научное учреждение не могло бы сказать: “Как хорошо! Теперь нам не надо платить JSTOR, ведь наши профессора могут скачать все, что им нужно нелегально на файлообменнике”. Так что никакого маркетингового вреда не было причинено. Вот почему JSTOR сразу успокоился и сказал: “Мы не участвуем в преследовании и выступаем против него”.
Если мы подумаем о совершении преступления при помощи компьютера или лома, то увидим, что компьютеры приносят вред иногда, а инструменты взломщика - всегда. Это заставляет вспомнить о наиболее часто цитируемом в стенах этой школы письме из истории США - письме президента Джефферсона к Исааку Макферсону:
Если есть в природе вещь, с трудом поддающаяся закреплению в частную собственность, то это действие мыслительной силы, называемое идеей, исключительное обладание которой возможно только до тех пор, пока человек хранит ее про себя. В тот момент, когда она обнародована, она почти насильно становится собственностью каждого, отказаться от обладания которой невозможно. Ее особенность также состоит в том, что никто не обладает ей в меньшей мере, но каждый - целиком. Воспринявший какую-либо идею от меня никак не ограничивает моего обладания этой идеей: ведь если от одной свечи зажечь другую, первая не погаснет. Эти идеи должны иметь возможность свободно распространяться по земному шару, чтобы человек мог морально развиваться в результате взаимного обогащения и улучшать условия своего существования: именно это, как кажется, подразумевала великодушная природа, когда создала их легко распространяющимися в пространстве и при этом ни в коей мере не теряющими своей насыщенности, подобно огню, и, подобно воздуху, которым мы дышим, неспособными к ограничению или заключению в частное владение. Вплоть до принятия Закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях. В каких-то случаях действительно может быть нанесен ущерб, но это совсем не обязательно.
Все это показывает, что нам нужны прокуроры, способные проводить различие, способные различить между Аароном и злоумышленником. Судья Козински говорит, что в ответ на его вопрос в ходе процесса “США против Нозала” “правительство заверяет нас, что, какая бы трактовка Закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях ни была принята, оно не будет преследовать за небольшие нарушения. Самое странное в деле Аарона состоит в том, что чем больше они узнавали о нем, тем более озлобленными становились. Несмотря на все заверения, они все больше исполнялись решимости сделать из этого суда образцовый пример. Они не просто заявляли о своей правоте, но рассматривали ее как основание для шантажа и запугивания. Они хотели провести показательный процесс - “задать ему урок”. Урок оказался бесполезным для него, а, следовательно, и для нас. Не обязательно считать, что Аарон прав, для того, чтобы увидеть, что неправильного было в действиях правительства. Даже если он на самом деле совершил преступление, то со стороны правительства было неправильно отвечать на него столь несоразмерно. В эпоху, когда создатели финансовой катастрофы регулярно обедают в Белом Доме, когда, как Элизабет Уоррен помогла нам осознать на прошлой неделе, власти даже не знают, каким образом привлечь банки к ответственности, - какие скрытые интересы заставили правительство настойчиво требовать заклеймить этого мальчика как преступника?
Генри Дэвид Торо так писал о гражданском неповиновении:
“Несправедливые законы существуют. Должны ли мы удовлетвориться подчинением им? Или мы должны постараться изменить их и повиноваться им до тех пор, пока не удастся это сделать? Или мы должны сразу же нарушить их? Обычно люди, находящиеся под властью такого правительства, как наше, думают, что надо подождать, пока не удастся убедить большинство изменить эти законы. Они думают, что если они начнут сопротивляться, то все станет еще хуже. Однако само правительство виновато в том, что лекарство хуже болезни. Оно само приводит к этому: почему оно не ценит мудрое меньшинство, почему оно кричит и сопротивляется прежде, чем на него напали? Ему следовало бы поощрять своих граждан, чтобы они внимательно следили за ним и указывали на его ошибки, чтобы их не пришлось повторять”. 5 недель и 4 дня спустя после того, как безнадежность этой борьбы сломила его, я по-прежнему задаю этот вопрос: почему оно не делает этого?
6. Что же делать? Сразу после его смерти Зои Лофгрен - это ее Аарон имел в виду, когда говорил, что, возможно, есть одна женщина в Конгрессе, способная увидеть идиотизм законопроекта COICA, - предложила проект закона, который она хотела бы назвать именем Аарона. Но сначала она сделала это не в Конгрессе, а на сайте Reddit, и попросила читателей прокомментировать ее предложение. Затем она рассмотрела эти тысячи комментариев и составила исправленный вариант законопроекта, после чего представила его на рассмотрение Конгресса.
Фонд электронных рубежей выделяет три основных момента, которые должны быть учтены в любом новом законе, касающемся компьютерных преступлений: 1) Не должно подвергаться уголовному преследованию нарушение частных соглашений; 2) Если позволен доступ к информации, осуществление этого доступа при помощи новых методов не должно наказываться; 3) Необходима соразмерность наказаний тяжести нарушений.
По мнению Фонда, данный законопроект служит достижению первых двух целей. На мой взгляд, это чрезвычайно важный и ценный законопроект. Очень весело видеть, как Зои Лофгрен и Дэррелл Айсса вместе выступают в поддержку реформы законодательства. Вот фотография его выступления на поминальной службе по Аарону на Капитолийском холме. В своей речи он сказал, что приветствовал желание Аарона “противостоять властям”. Это было удивительное событие с участием очень многих членов Конгресса. Большинство из них зашло на 10-15 минут, и провело их, уставившись в свои Blackberry. Почти все хотели выступать - кроме одной женщины, Элизабет Уоррен, которая присутствовала на мероприятии от начала до конца, не пыталась выступить, не заглядывала в Blackberry, но пыталась осознать ту трагедию, о которой шла речь.
“Закон Аарона” был бы замечательным. Но мы должны четко осознавать, что в нем многого не хватает. Аарон был хакером. Но не только хакером. Он был интернет-активистом. Но не только интернет-активистом. Он был политическим активистом. Но не только политическим активистом. Он был гражданином, который чувствовал моральную обязанность делать то, что он считал правильным. И если он и был виновен, то именно потому, что действовал в соответствии со своими убеждениями. И мы должны действовать, чтобы выразить свое уважение к его гражданскому поступку. Надо думать не только о том, что сделал Аарон, и о том, что сделали с ним, надо подумать о тех идеалах, которым он посвятил свою жизнь, - и сделать эти идеалы законом.
Конечно, прежде всего нужно решить проблему с Законом о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях. Но Законов Аарона должно быть больше, чем один. Второе - это надо разобраться с дурацким копирайтом. Причина того, что мы собрались здесь, - отчасти именно в дурацких законах об авторском праве. Я приведу пример, который привел меня самого к тому, что я стал копирайт-активистом: закон памяти этого великого американца - Акт о продлении срока авторских прав имени Сони Бонно. Этот закон продлевал существующие сроки авторских прав на 20 лет. Перед конгрессменами, которые принимали закон, стоял вопрос: послужит ли этот закон на благо общества? Было очевидно, что это не так. Некоторые экономисты попытались обжаловать этот закон в Верховном Суде. Вот этот либеральный левый... простите, правый деятель, экономист, нобелевский лауреат Милтон Фридман, заявил о своей готовности поддержать этот иск при условии, что в нем будет содержаться слово “безмозглый”. Настолько очевидно было, что нельзя достичь общественного блага при помощи продления срока авторских прав. Но вот в этом месте [на Капитолии], вероятно, не нашлось мозгов, поскольку Конгресс единогласно проголосовал за продление срока. А вот что там было, так это 6,3 миллиона долларов от корпорации “Дисней” и других родственных компаний, жаждавших продления своих авторских прав даже за счет общественного блага.
Или вот такой пример, “Закон об исследовательских работах”. В основе этого закона лежит политика Национального института здоровья, которая гласит, что любое профинансированное правительством исследование через 12 месяцев после выхода в свет должно быть доступно для бесплатного скачивания в Интернете. Некоторым компаниям, таким как Elsevier, очень не нравится такая политика. На этом графике показано, как вырос индекс потребительских цен за последнее время, и как - цены на серийную литературу этих издательств. Несмотря на это, они осознали, какие невероятные деньги они делают на продаже доступа к этим статьям, включая статьи, оплаченные налогоплательщиками.
И вот Закон об исследовательских работах запрещает правительству предоставлять открытый доступ к оплаченным правительством исследованиям. Почему? Согласно пресс-релизу, посвященному выходу закона в свет, он нужен, чтобы “сохранить рабочие места американцев”. Но возникает законный вопрос: “Разве увеличение налогов может создать новые рабочие места?” Ведь нам фактически приходится платить за исследование дважды: за его проведение и за предоставление доступа к нему. Вторая причина, которая была названа, - в том, что “обществу необходима система экспертных оценок”. Но они забыли, что экспертные оценки бесплатны, никто не платит за них. И существуют серьезные журналы, например Public Library of Science, которые предоставляют открытый доступ к своим журналам, и не стремятся к исключительному контролю за соблюдением авторских прав.
Чем же объясняется принятие этого закона? Непонятно. Однако вот какую информацию дает сайт MapLight [посвященный влиянию денег на политику]: члены Конгресса, поддержавшие принятие закона, получили от заинтересованных компаний в шесть раз больше денег, чем те, кто выступил против, причем 40% всех средств, выделенных Elsevier и другими компаниями, - кому-либо из членов Конгресса.
Таким образом, мы нуждаемся в законе, который будет не только защищать авторское право, но и учитывать его смысл. А смысл его отчасти состоит в том, чтобы обеспечить свободный доступ. Второй закон Аарона должен решить проблему авторских прав так, чтобы лежащие в основе этого понятия цели были достигнуты.
Наконец, третья, еще более важная цель состоит в том, чтобы изменить систему, которая делает возможными (дурацкие) законы о копирайте, а также об экологии, здравоохранении и т.д. - отчасти благодаря тому, что Аарон, и не только он, называл коррупцией. Покидая Сенат, Джон Керри произнес речь, в которой тоже заговорил о коррупции: “Я имею в виду... коррупцию... самой системы, в которой все мы принуждены участвовать против своей воли. Альянс денег и представляемых ими интересов... та повестка дня, которую они меняют или устанавливают благодаря своему влиянию, постоянно заглушает голос подавляющего большинства американцев... которые не в состоянии конкурировать с этими мощными силами”.
Этот закон должен признать эту проблему - проблему коррупции и нашей системы финансирования выборов. Это корни всех проблем. И если мы снова вспомним слова Торо: “На тысячи рубящих ветки зла приходится один, рубящий под корень”, - то этим одним был Аарон, и именно на этом корне, на необходимости изменений в этой сфере он настаивал. Мы должны совершить изменения, чтобы покончить с этой коррупцией. Это номер три. Три закона, которые может принять Конгресс.
Но четвертый - самый важный. И его должны принять мы сами. Этот закон должен покончить с забывчивостью, которой наполнена наша повседневная жизнь.
У Аарона была повышенная вкусовая чувствительность. С ним было просто невозможно обедать! Вкус любого блюда производил на него слишком сильное действие, и он мог есть только самую пресную еду. Но он также обладал повышенной чувствительностью к несправедливости. Он не страдал забывчивостью. Он слишком хорошо видел индивидуальную и институциональную несправедливость вокруг. А вот по отношению к его процессу общество проявило очень сильную забывчивость. Я говорю об индивидуумах и организациях, которые не сделали ничего, чтобы заставить систему осознать, какое безумие она творит. Конечно, была не только забывчивость, многие люди, такие как Джон Пэлфри, Джон Зиттрейн, Хэл Эбельсон, Джо Ито сделали невероятно много, чтобы попытаться заставить систему осознать происходящее. Однако никто из нас не сделал достаточно, чтобы побороть эту забывчивость.
Аарон смотрел в лицо этой забывчивости, как всегда, серьезно, талантливо и просто, и задавал вопрос: “Почему? Неужели на самом деле это может случиться со мной из-за нескольких скриптов и нарушения нескольких правил?” Он просил нас как граждан объяснить ему, чем можно оправдать происходящее. Мы все должны выработать в себе особое внимание ко всем, кто обладает повышенной чувствительностью, и найти способ сказать правительству: “Хватит”, - когда оно заходит слишком далеко.
Мне кажется, я впервые сделал в своей жизни что-то такое, чем Аарон мог бы гордиться, когда мне был 21 год. Я был тогда молодым республиканцем (этим он не стал бы гордиться) - и вот я решил совершить путешествие по Советскому Союзу и Восточной Европе. Это было в 1982 году. Я хотел увидеть коммунистическую систему своими глазами, чтобы исследовать и понять ее. Блогов тогда еще не было, но я вел дневник. Я записывал те факты, в которых отличия между обществами проявлялись наиболее ярко. Например: одно яркое отличие касалось лотерей. У нас в Америке тогда не было лотерей. Но в Восточной Европе и Советском Союзе они были распространены повсеместно. Люди были просто одержимы лотереями: “Наконец-то у меня получится! Лотерея!” И я самодовольно писал в дневнике: “В Америке мы добиваемся всего тяжелым трудом, а не лотереями”. Другой момент, который я отметил: меня чуть не арестовали, когда я пересекал границу. Меня попросили снять обувь. Я стал возражать: “Что за варварство! Я не буду снимать обувь! Да это просто смешно!” Кто-то сказал мне: “Но ты не можешь спорить с пограничниками! Нас арестуют!” И я все-таки снял обувь.
И вот еще два взаимосвязанных примера. Один профессор в Советском Союзе сказал мне: “Советский Союз не так уж и плох. Пока ты движешься в общем русле - у тебя все нормально. Но один шаг за рамки - и ты падаешь с обрыва и предаешься всеобщему забвению. Оставайся в общем русле - и проблем не будет”.
И еще один потрясший меня образ. Я находился в автобусе, стоявшем в огромной очереди на таможенный досмотр на румынской границе. Очередь была очень длинной, где-то на час. И вдруг невдалеке я увидел грузовик. Он вез гусей. Грузовик врезался во что-то, кузов раскрылся, и гуси попадали из него на землю. Я стал призывать окружающих обратить внимание: смотрите, там гуси по всей дороге! Однако очередь машин продолжала двигаться, не замечая гусей. И вот все эти грузовики и автобусы стали просто давить этих гусей. Никто не собирался останавливаться: ведь это просто гуси! И только я, сумасшедший американец, продолжал призывать их обратить внимание. Обрыв - и гуси. Конечно, США - это не СССР. Но разве США - это по-прежнему Америка?
Не удивительно, что именно румынский иммигрант заметил нечто странное в том, чтобы доверять правительству проводить различие между серьезным и мелким нарушением. (Речь идет о формулировке в деле Нозал против США, где правительство заверило, что не будет преследовать за несерьезные нарушения). Он сказал: мы не должны оставаться на милость местного прокурора. Все ли еще США остается Америкой?
После смерти Аарона мне написал его друг, знавший его так же давно, как я, германский режиссер. В этом имейле он писал: “Аарон был жертвой того странного фашистского духа, который развился в Америке за последнее десятилетие или около того. Инакомыслящие уничтожаются без всякого милосердия, как если бы милосердие было признаком слабости”.
“Инакомыслящие”, те, кто думает иначе. Конечно, самое последнее дело - связывать речь об Аароне с рекламой Apple. Не потому, что ему не нравились продукты Apple - наоборот, он был их фанатом, - но потому, что эта компания, как кажется, все в большей степени дистанцируется от тех ценностей, которые значили для Аарона так много. Но Аарон был бы в состоянии почувствовать горькую иронию того, что мы живем в такое время, когда единственное место, где мы можем отдать должное тем, кто думает иначе, - это в телевизионной рекламе компании, чей образ интернета представлен на сайте me.com. Почему только там? Почему мы позволяем этому быть там? Если это Америка, то нам необходимо защитить это право, мыслить иначе, право, которым обладает каждый из нас. Нам необходимо защитить его. Мы должны бороться за него и привлечь к ответственности тех, кто раздавил душу этого мальчика и назвал это “приемлемым”.
Забудем о том, чтобы мыслить иначе, и будем мыслить, как Аарон. Подумаем о том, что мы сделали с ним, и о тех законах, которые мы должны принять, чтобы исправить это положение. Большое спасибо.
ПЕРЕВОД КИРИЛА МЕЛАМУДА
