Семь вопросов о будущем российской экономики
TheQuestion
Финансист Вячеслав Рабинович написал: «Я очень уважаю Сергея Алексашенко как человека, как экономиста и как просвещенного космополита. Но мне кажется, его многомесячные прогнозы будущего экономики России очень сильно недооценивают масштабы бедствия, какими бы ни были его веские аргументы. Эти масштабы видны практикам финансового рынка, в том числе инвестиционным управляющим, трейдерам, инвестиционным банкирам в области корпоративных финансов, но иногда не полностью видны теоретикам-ботаникам от экономической науки. Я думаю, Сергей Алексашенко и сам скорректирует свои прогнозы. А вообще хотелось бы скрестить с ним шпаги в хорошем, дружеском и конструктивном споре».
Проект The Question решил дать возможность финансисту и экономисту «скрестить шпаги в споре» и ответить на семь вопросов о сценариях развития экономического кризиса.
Вы пишете, что российской экономике осталось не больше года. Что это означает?
Вячеслав Рабинович: Россия фактически отрезана от мирового рынка капитала: что в сфере долгового рынка, что в сфере рынка акционерного капитала. Компании не могут перекредитоваться по старым долгам, не могут взять новые кредиты для развития бизнеса. С начала этого года практически нет сделок по первоначальным публичным размещениям бумаг, нет сделок с прямыми инвестициями. Компании не могут привлечь капитал даже путем продажи своих акций. Вне зависимости от санкций все российские компании и активы стали «токсичными» для международных инвесторов. Никто в Россию не инвестирует и не будет инвестировать в обозримом будущем.
Это приведет к лавинообразному снижению прибыли у тех компаний, которые еще остаются прибыльными. Те, кто еле-еле дышит сейчас, в скором времени обанкротятся.
Девальвация рубля разорит большинство импортеров – многие из них тоже скорые банкроты. Параллельно с ними – их партнеры по всей цепочке: транспортные компании, логистические компании, ритейлеры, торговые сети и так далее. Это неполный перечень тех типов компаний, которые будут увольнять сотрудников.
Лавинообразная потеря рабочих мест приведет к лавинообразному снижению потребительского спроса, что приведет к еще большему витку снижения ВВП.
Сергей Алексашенко: Мне кажется, это упрощенное видение ситуации. Проблема закрытия внешних рынков, безусловно, имеется и играет свою роль. Но было бы неправильно все сводить к ней. Тем более что пока непонятны ни масштабы этой проблемы, ни то, насколько сильно закрытие западных рынков влияет на нынешнюю ситуацию в России.
Проблемы российской экономики стали проявляться гораздо раньше, уже в конце 2011 года, когда экономический рост стал тормозить. К 2013 году падение темпов роста стало заметно всем, но в дополнение к этому весной прошлого года платежный баланс потерял запас прочности – сальдо текущих операций упало до нуля, – а рост инвестиций по итогам года исчез окончательно. Отсутствие запаса прочности в платежном балансе всегда вызывало падение рубля, что и случилось в прошлом году. А отсутствие роста инвестиций останавливает рост у любого экономического субъекта.
Обе эти проблемы только набрали силу в текущем году. Хотя импорт адекватно отреагировал на ослабление рубля – снизился на 6,5% по итогам трех кварталов, – снижение цен на нефть может вывести сальдо текущих операций в состояние близкое к нулю в четвертом квартале (я уже не говорю об общем упадке духа в экономике в связи с падением нефтяных цен). А инвестиции в этом году вообще начали сокращаться, причины чего хорошо понятны – отсутствие защиты прав собственности.
Проблема российского корпоративного внешнего долга, на мой взгляд, немного (а может, и сильно) переоценивается. Посмотрите, за третий квартал корпоративный долг, по данным Центробанка, сократился на $40 млрд, притом что ЦБ совсем не продавал валюту, а сальдо СТО составило $11 млрд, то есть $30-миллиардный долг погасился каким-то непонятным образом. Сама по себе эта задолженность может привести к весьма тяжелым последствиям, но не к катастрофе. В конце концов, дефолт российского эмитента по еврооблигациям либо приведет к переговорам о реструктуризации долга, либо запустит судебные механизмы, плоды которых нужно будет попытаться реализовать в России. Чего нынешний режим, конечно, не допустит.
Когда говорят, что «российскую экономику ждет полный крах», что это означает в практическом смысле для людей?
Рабинович: Произойдет удар по домохозяйствам, своего рода финансовый шок, который приведет к тому, что богатые ранее домохозяйства обнищают, а более бедные – разорятся. Те из них, кто имеет много долгов, попадут в дефолты по ипотечному, автомобильному и потребительскому кредитованию. Это сильно ударит по банковскому сектору, где невозврат кредитов населением зашкалит до такого уровня, которого российские банки не знали никогда в своей истории.
Параллельный удар по банкам – неспособность корпоративного сектора не только платить по долгам, но даже содержать их. Корпоративный сектор на данный момент имеет совокупный объем кредитов почти на триллион долларов.
Банки окажутся без этих денег, но с акциями многих убыточных компаний, которые попадут к банкам в счет обеспечения по неотданным долгам.
Алексашенко: Не знаю. С моей точки зрения, эта фраза не имеет смысла. Экономика страны со 145-миллионным населением не может исчезнуть. Этого не случилось даже в период военного коммунизма. Да, какие-то сектора могут резко просесть. Да, безработица может вырасти. Да, объемы плохих кредитов (активов) в балансах банков могут резко возрасти. Но это не значит, что экономика перестанет существовать.
Российская экономика, при всех ее перекосах и проблемах, является рыночной, так как ее балансировка происходит за счет изменения цен. Пока власть не трогает цены (включая цену доллара), экономика будет самобалансироваться, хотя и инфляция может вырасти, и курс рубля упасть и не отжаться.
Могут ли обанкротиться российские банки, как это может произойти и что это будет значить для экономики?
Рабинович: Самый большой кошмар любого банка, ведущий к банкротству банка, – это несостыковка активов и пассивов, где пассивы – это вклады населения в том числе. Такая несостыковка может быть по оценке, по ликвидности и по так называемой дюрации. Совсем грубо говоря: вы клали в банк на срочный вклад сто долларов. Срок истек, вы пришли забирать свои сто долларов плюс три рубля процентов. Банк планировал вам эти деньги отдать за счет возвращения кредита, который он дал частному предпринимателю на тот же срок в размере ста долларов плюс пять копеек проценты по кредиту. Теперь оказалось, что этот кредит – «плохой», то есть предприниматель не может вернуть его банку. Тогда банк забирает за долги акции предприятия этого предпринимателя. В идеале он бы их продал и вернул вам ваш вклад. Но поскольку предприятие разорилось, его акции никто не покупает по той цене, по которой рассчитывал банк. Получается, что банк должен отдать вам свои средства и у него будет убыток в собственном капитале.
Кроме того, проблема ликвидности. Если бы должник вернул банку кредит, у него появились бы ликвидные денежные средства, из которых он может вернуть вам ваш вклад и проценты. Но вместо кредита он получил не деньги, а борзых щенков – акции. Отдать вместо ваших денег акции банк вам не может. Даже если они и стоят что-либо на рынке, – их ведь надо сначала продать кому-нибудь... Ликвидные денежные средства, подлежащие возврату вкладчику, с одной стороны, и неликвидные активы, полученные от должников, с другой стороны, не соответствуют друг другу по возможности превратить их в деньги – по ликвидности.
И еще это так называемая дюрация, то есть сроки до погашения на обеих сторонах. Вы хотите забрать вклад завтра, а банку нечем его вам завтра отдавать – он сидит с неликвидными акциями. И будет сидеть с ними, может быть, десять лет, пока как-нибудь не сможет от них избавиться.
Если такая история произойдет со многими банками, банковская система станет банкротом, наступит системный кризис банковского сектора. У России нет таких средств, чтобы, по сути, выкупить из этих бед все банки, полностью национализировать все хотя бы временно.
Взрыв банковской системы будет еще одним ударом по ВВП, что приведет к новому витку кризиса, и так далее по спирали, до самого дна, где и когда бы оно ни было нащупано. Никто не знает, что будет при этом с социальной напряженностью и потенциальными социальными взрывами и к чему они могут привести.
Алексашенко: Да, могут. Но вспомните опыт кризиса 2008 года: власть бросила на спасение банков 4% ВВП, так как она понимает роль банковской системы в современной экономике. Конечно, можно сказать, что тогда был Кудрин, а сегодня его нет. Но мне почему-то кажется, что если снова случится банковский кризис, то рецепты Кудрина быстро вспомнят, да он и сам прибежит помогать разруливать ситуацию. Впрочем, рецепты Кудрина никто и не складывал на полку – спасение многих банков сейчас идет по схеме «Банка Москвы»: длинный кредит ЦБ под 0,1%, покупка длинных госбумаг под 8% – и через десять лет дыра закрыта.
Что останется от экономики России и от России по итогам этого кризиса?
Рабинович: В лучшем случае это порядка 7–10 лет глубочайшей рецессии, при условии, что внутренняя и внешняя политика России развернется на 180 градусов прямо сегодня. В худшем, если такого разворота не произойдет – полный коллапс экономики и распад страны.
Алексашенко: Для начала было бы неплохо определить понятие «этот кризис». Если причина кризиса – санкции, то я считаю, что шансы на то, что в течение 3–5 лет финансовые санкции будут отменены, достаточно велики. Как только это случится, рынки заемного капитала снова откроются, и состояние экономики начнет улучшаться. Но, с моей точки зрения, это не будет означать окончания кризиса, так как причины кризиса другие, они лежат внутри России и носят политический характер. А в то, что за пять лет власть изменит свое отношение к защите собственности, я не верю. И значит, кризис будет продолжаться. До тех пор, пока политический режим не поменяется на такой, который будет думать о благополучии людей и состоянии экономики, а не о противостоянии с Западом и о захвате чужих земель.
Чем эту экономическую катастрофу запомнит обычный человек?
Рабинович: Жизненный уровень упадет туда, где ему нужно быть, чтобы соответствовать очень низкой, по международным стандартам, покупательной способности исходя из таких реалий.
Алексашенко: Спросите у людей, переживших развал СССР и коллапс советской экономики, чем им запомнился тот кризис? Потерей великой страны! А то, что в магазинах полки были пустые, а рубль был «деревянным», никто помнить не хочет.
Какие стабилизирующие факторы останутся в российской экономике? Что будет продолжать работать?
Рабинович: Рентная экономика продолжит тупо качать нефть, но все вокруг будет разрушаться. Единственный, пожалуй, самый существенный стабилизирующий фактор, как ни странно, – это огромная девальвация рубля, которая снизит импорт в разы, сотрет в пыль покупательную способность населения... и даст хоть какой-то импульс экспортерам с точки зрения рентабельности их производства, а также импульс импортозамещению в перечне каких-либо совсем элементарных товаров.
Например, российский человек сможет прожить с какой-нибудь российской туалетной бумагой за тысячу рублей за рулон и не сможет покупать немецкую или польскую за двадцать и десять тысяч соответственно. Таким образом, кто-то наладит еще большее производство российской туалетной бумаги, какой бы ужасной она ни была.
Алексашенко: Соглашусь. Добыча и экспорт сырья не будут прерываться и будут давать работу смежникам и обслуживающим секторам (транспорт, связь, бюджетная сфера, оптовая и розничная торговля). Сельское хозяйство и пищевая промышленность тоже никуда не исчезнут. Добавьте к этому оборонку, которую власть будет финансировать даже ценой эмиссии. А что у нас есть, кроме этих секторов? Где будет провал? В недвижимости, строительстве да в финансовом секторе. Но тоже не до нуля. Устойчивость российской экономики является производной от ее примитивной структуры.
Можно ли вернуть экономический рост, если да, то как?
Рабинович: Внутреннюю и внешнюю политику развернуть на 180 градусов, а потом реформы, по списку: железобетонная охрана частной собственности, независимые и справедливые суды, восстановление института выборности, ответственности и сменяемости власти и так далее. Но в России все сплелось в один клубок – президент, власть, бизнес, мафия. Как его разрубить и проводить эти реформы?
Алексашенко: Согласен. Нечего добавить. Сам эти слова произношу уже несколько лет.
