Академик Аганбегян о продовольственном кризисе: «Когда смотришь цифры по регионам, просто оторопь берет»
Екатерина Алябьева
В мае, еще до введения продуктового эмбарго, президент Путин предложил вполне внятную программу возрождения сельхозпроизводства в России, считает академик Абел Аганбегян – бывший ректор Академии народного хозяйства. Таким мнением он поделился на круглом столе по продовольственной безопасности в РАНХиГС. Собственно, эта спасительная программа сводится к нехитрой мере – льготным кредитам от государства через фонды проектного финансирования и госбанки. Но почему-то президентские поручения об этих кредитах застряли в правительстве и так и не попали в проект бюджета на 2015–2017 годы, удивился экономист.
Между тем ситуация с отдельными продуктами в стране близка к критической. Россия не в состоянии обеспечить население молоком, говядиной, маслом и фруктами. Россияне и так все это недоедали, а после запрета на ввоз продуктов с Запада и взлета цен оставшихся поставщиков основная часть страны будет питаться еще хуже. Причем не год и не два: не вкладывая деньги в животноводство сейчас, мы перекрываем возможности для развития на 4–5 лет вперед.
Прямо с круглого стола академик Аганбегян отправился в Государственную думу на обсуждение бюджета России на ближайшие три года. Бывший советник Михаила Горбачева и один из авторов экономической перестройки в СССР, он до сих пор пытается влиять на решения своих преемников у федерального руля. И, судя по речи академика перед коллегами-экономистами в РАНХиГС, которую Slon полностью приводит ниже, при всей самоуверенности высшего руководства страны от критиков ему тоже достается неслабо.
Абел Аганбегян, академик РАН, завкафедрой экономической теории и политики РАНХиГС
Сегодня нашей экономике брошены два новых вызова. Первый – внутренний. Он заключается в том, что мы находимся в довольно тяжелом социально-экономическом положении, которое характеризуется триадой: стагнация, которая в нашей стране наступила с 2013 года; рецессией, то есть снижением ВВП, которое наступило с третьего квартала 2014 года; и стагфляцией, которая связана с ускорением инфляции с 5% в 2012 году до 6,8% в 2013 году и до 7,6% в годовом выражении в 2014 году. И вырваться из этой триады сложно.
Это положение считается худшим, чем кризис. Потому что кризис исчисляется месяцами и никогда не длится годы. А вот стагнация, рецессия и стагфляция в США длилась 11 лет, все 70-е годы, и это стоило вторых сроков двум президентам – и Форду, и Картеру. И ценой невероятных усилий США удалось в начале 80-х годов из этого положения выйти, благодаря рейганомике, новой совершенно политике, которая продлилась у них до кризиса 2008 года.
Нет денег – нет будущего
Ясно, что и у нас сочетание стагнации, рецессии и стагфляции будет длиться минимум три года, включая 2013 год. В 2013–2014 годы у нас снижаются инвестиции. А инвестиции – это вложение в будущее. И то, что мы перешли к стагнации и рецессии, связано с падением инвестиций – они упали на 15% в кризис 2009 года, не был создан задел мощностей на 2013 год, поэтому в 2013 году мы наблюдали стагнацию. В 2013–2014 годах инвестиции снижаются на 3% – это значит, в 2017–2018 году не будут созданы новые мощности, и поэтому неоткуда ждать прироста, если вы не вкладываете деньги.
К тому же финансирование по всем линиям в стране снижается: и по государственной линии снижаются инвестиции госкорпораций, и по линии частной снижаются финансовые результаты из-за стагнации, и неоткуда черпать средства на инвестиции. Резко замедляется кредитование. Центральный банк уже объявляет, что в номинальном выражении кредиты предприятиям выросли на 15% в 2013 году и немного ниже в 2014-м, а в 2015 году вырастут на 11%. При нынешнем всплеске цен это в реальном выражении близко к нулю.
Из-за инфляции бюджет на 2015 год в реальном выражении немного растет, а на 2016–2017 годы уже снижается. Поэтому нужны сверхусилия, чтобы вырваться из этого порочного положения, куда мы по собственной вине забрались.
Второй вызов для нас – внешние санкции. Главные санкции, от которых мы страдаем, это снижение кредитного рейтинга с негативным прогнозом – рейтинга России в целом и соответственно ее основных предприятий и банков. А если рейтинг снижается, кредит дается дороже, труднее. Кроме того, главный залог кредита – это акции. А наш фондовый рынок до сих пор не восстановился после прошлого кризиса, он находится на уровне двух третей от 2008 года. И он снижается и в 2013 году, и в 2014-м. Поэтому кредит взять очень трудно.
Наши государственные банки – а это 52% всех банковских активов в России – не получают доступ к западным кредитам, не имеют права размещать облигации на Западе. Но именно они дают основные инвестиционные кредиты. Поэтому у нас недофинансируется экономический рост и довольно мрачные перспективы.
Бюджет вместо плана
У нашего президента есть четкое представление, что надо делать. Он его изложил на Петербургском экономическом форуме, где он сказал, что нужно технологическое обновление и стимулирование экономического роста. И назвал конкретные мероприятия: нужно понизить ставку за инвестиционный кредит, перейти к форсированным инвестициям, придумать механизм стимулирования для тех, кто занимается технологическим обновлением, вообще не облагать инвестиции налогом. Надо выделить наиболее значимые банки и дать им государственные средства в виде субординированных кредитов, обменяв их на привилегированные акции, чтобы они выдавали инвестиционные кредиты. Надо стимулировать неэнергетический экспорт, чтобы он рос не менее чем по 6% в год.
Это совершенно конкретные установки и задания. И за неделю до того, как президент все это сказал, он подписал указ, поручения правительству и министерствам, где есть все эти пункты. Теперь эти поручения, помеченные как выполненные, насколько я знаю, во многом искажены.
Сейчас в Госдуму пришел бюджет на 2015–2017 годы. И он ничего близкого не содержит к этим установкам. Как это понимать, я не знаю. Президент почему-то отказался от бюджетного послания.
Я организовывал парламентские слушания в Думе по этим вопросам и сидел рядом с помощниками президента по экономике и задал им эти вопросы. Они пожали плечами, но ничего не сказали. И один из них отказался даже выступить – видимо, он один из авторов этих предложений, потому что вряд ли президент сам все это придумал.
Пока план развития мы заменяем лишь бюджетом на ближайшие три года. Но долго это продолжаться не может, мы вынуждены будем что-то делать. Пока у нас достаточно своеобразная обстановка: у нас очень плохие все данные экономические, а народ себя чувствует не так плохо. Потому что находится под эйфорией присоединения Крыма и нашей политической позиции. Поэтому рейтинги у всех наших организаций небывало высокие, и на вопрос «как вы себя чувствуете» люди в этих условиях отвечают «хорошо».
Хорошо, но голодно
Санкции и антисанкции привели к тому, что за январь – сентябрь 2014 года потребление продовольствия, а также розница по продовольственным товарам у нас не выросли по отношению к 2013 году. По итогам 2014 года у нас будет сокращение потребления на душу населения. Особенно учитывая присоединение Крыма, где уровень жизни существенно ниже, чем у нас в стране.
Меж тем с продовольствием у нас и так не очень хорошо. Нельзя ориентироваться на средние цифры в стране, где 10% относительно зажиточных семей получают 60 тысяч рублей в месяц на человека, а 10% самых бедных семей получают меньше четырех тысяч рублей в месяц на душу. При таких разрывах есть колоссальная разница: либо ты потребляешь 100 кг мяса в год, либо ты потребляешь 20 кг. Разница в пять раз между миллионами людей с одной и другой стороны! А что говорит средний показатель? 68 кг. Причем даже это среднее различается от 30 до 90 кг в зависимости от региона.
Но и по средним цифрам мы потребляем меньше на 200–300 калорий в день, чем развитые страны. Мяса мы потребляем 68 кг, а развитые страны от 80 до 100 кг на человека в год. Отстаем мы в потреблении яиц, очень сильно отстаем в потреблении растительного масла, и вообще у нас в питании намного меньше жиров – в них у нас самое большое отставание по питанию.
Крестьяне «сбрасывают» скот
Самое тяжелое положение из отраслей у нас в молоке. Его производство каждый год сокращается, и каждый год увеличивается импорт. Это отрасль трудная, потому что доля сельхозорганизаций и фермеров в молоке очень низкая. В основном более чем на 40–45% молоко производится в личном подсобном хозяйстве. А сейчас люди сбрасывают скот и сокращают потребление. Там низкие надои. А количество сельхозорганизаций, где надои выше, не растет.
По мясу ситуация лучше – каждый год происходит прирост производства на 400–500 тысяч тонн главным образом птицы и свинины. Поэтому импорт мяса с 2008 года снижается – сейчас он 2,5 млн тонн. То есть при нынешних темпах прироста мы заменим его через пять лет. Но мясо бывает разное. И у нас в катастрофическом положении находится производство говядины, которое каждый год снижается. Здесь тоже велика доля домашних подсобных хозяйств. Компромисса тут не видно. Тут должна быть отдельная государственная программа, как не допустить сброса скота. Хотя бы на 5–10 лет, пока мы не раскрутим сельхозорганизации.
Из других отраслей самые серьезные проблемы с производством фруктов. Мы потребляем 81 кг фруктов в год на человека, а Европа начинает со 120 кг и выше. У всех отраслей специфические проблемы, но каждой отрасли нужна помощь.
Про продовольственную независимость мы говорим уже много лет. Так же, как то, что нужно лезть с нефтегазовой иглы – это одно и то же. Мы прекрасно знаем свои проблемы, но ничего не делаем. Что мы сделали, чтобы слезть с нефтегазовой иглы? Ничего, хотя все убеждены, что это крайне важно. Мы все время обсуждаем, какими будут цены на нефть: снижение на $10 за баррель – это катастрофа, которая стоит нам $50 млрд бюджета. Это 2 трлн рублей. А мы никак 100 млрд рублей не можем найти. Сколько выделяется на сельское хозяйство? Министр увидел цифру и сам испугался.
Что такое продовольствие? Это не доля сельского хозяйства в ВВП (она сейчас 4,5%), а это треть всего благосостояния людей по затратам. А потребление людей – это больше 50% ВВП. Так что продовольствие – это 15% всего ВВП. Мы вкладываем 490 млрд рублей в сельское хозяйство, еще 230 млрд в производство пищевых продуктов, итого в агрокомплекс (без сельхозмашиностроения) вкладываем 720 млрд рублей из 13,3 трлн общих капвложений в народное хозяйство. На 15% ВВП это очень мало. При таких инвестициях нам сельское хозяйство не поднять.
Только для того чтобы поднять молочное производство, производство говядины, нужно несколько сотен миллиардов. И синхронно нужно развивать переработку, которая у нас очень сильно отстала по качеству. Сейчас мы уперлись носом и вынуждены заниматься продовольственной независимостью, и лучше поздно, чем никогда.
Нужно резко увеличить инвестиции. Не обязательно из бюджета, можно за счет кредита, если он выгоден. Ведь самый большой денежный мешок, откуда могут браться инвестиции, – это активы банков. На 1 января 2014 года они составляли 55 трлн рублей. Это в два с половиной раза больше всего консолидированного бюджета России вместе с Пенсионным фондом – это баснословная сумма. Но сколько там инвестиционных кредитов? 1 трлн, всего 2%. Я посмотрел статистику 80 стран – я не нашел ни одной страны, где так плохо с инвестиционным кредитом.
Поэтому каждый год мы занимали по $100 млрд за рубежом – на столько рос наш внешний долг до санкций. А когда ввели санкции, приток прекратился. У нас сейчас нет притока инвестиций из-за рубежа. Нам нужно что-то делать внутри страны. Лучше всего – по инвестиционному кредиту: возвратно, со сроком окупаемости. Через этот механизм проектного финансирования мы сможем это все поднять.
Вообще, у нас какая-либо региональная политика в сельском хозяйстве просто отсутствует. Когда смотришь цифры по регионам, просто оторопь берет. Белгородская область (территория которой всего 27 тысяч квадратных метров, а народу 1,5 млн) производит больше 1 млн тонн мяса. А колоссальное Ставрополье или Московская область, где проживает 7 млн человек, производят в пять раз меньше Белгородской области. Саратовская область, территория которой в четыре раза больше Белгородской, производит в восемь раз меньше.
Сельское хозяйство нужно развивать там, где есть условия. У нас же льготы для всех регионов практически одинаковы. И многие области просто удивительны по сельскому хозяйству: туда все завозится, хотя есть и почвы, и огромное население. При этом доходность производства в Белгородской области и Краснодарском крае различается в десять раз при одинаковых ценах! Так что экономика этих различий совершенно непонятна.
В целом сельское хозяйство довольно рентабельно по финансовым результатам. То есть просто нужно иметь какую-то политику. А у нас есть формально какая-то программа, но она совершенно, видимо, не доходит до краев. Занимаясь этими региональными стратегиями, я вижу, что руки не доходят до регионов. И в последние годы ситуация резко ухудшается. Об этом говорят все в один голос. Возьмите сто самых лучших российских хозяйств, дайте им деньги, и пусть они расширяются.
http://slon.ru/economics/akademik_o_pro … 3045.xhtml