Почему Путин выбрал именно еду для мести Западу

Максим Саморуков

Винсент Ван Гог. Фермеры сажают картофель

Вот мы и дождались первого серьезного ответа российского режима на санкции, введенные против него Западом. Теперь Евросоюз, США, Австралия и Норвегия не смогут экспортировать в Россию длинный список самой разной сельскохозяйственной продукции, от козьего сыра до морских гребешков. Понятно, что США и Австралию вписали в новый запретительный указ скорее для порядка, потому что их продовольственный экспорт на российский рынок не играет особой роли ни для них самих, ни для России. А вот в случае Европы это уже похоже на весомый экономический аргумент, которым Кремль пытается подкрепить свое требование к европейцам перестать плясать под американскую дудку и немедленно замириться.

Миллиарды еды

Аргумент этот действительно довольно внушительный: в 2013 году Евросоюз экспортировал в Россию продовольствия на общую сумму 10,5 млрд евро. Это второй по важности внешний рынок для европейского аграрного сектора после США, на него приходится около 10 процентов всего сельскохозяйственного экспорта ЕС. И рынок этот очень быстро растет: сейчас ЕС продает в Россию в три раза больше продовольствия, чем десять лет назад. Тут, правда, сыграло свою роль и расширение на Восток, добавившее к Евросоюзу за это время еще 13 стран, но весь рост на него не спишешь.

Кроме того, аграрный экспорт – это важное направление, которое позволяет Евросоюзу хоть как-то сбалансировать огромное отрицательное сальдо в торговле с Россией. Понятно, что по машинам и оборудованию или по готовой продукции у европейцев огромный плюс, но даже этих плюсов не хватает, чтобы перекрыть поставки российской нефти и газа. Так что дополнительные несколько миллиардов от аграрного сектора здесь для Европы совсем не лишние, тем более что едой они с Россией торгуют практически односторонне. ЕС поставляет в Россию в десять раз больше продовольствия, чем получает: такого положительного разрыва у них нет ни с одним другим крупным партнером.

И тем не менее 10,5 млрд евро выглядят внушительно, только если взяты сами по себе. А так продовольствие давным-давно перестало быть крупной составляющей международной торговли, в том числе и европейско-российской. Если размазать эти 10,5 млрд евро на 28 государств с общим населением полмиллиарда человек и уровнем развития значительно выше среднемирового, то получится совсем немного. Доля продовольственного экспорта в Россию в общем экспорте ЕС – это всего 0,6%. Доля еды в экспорте ЕС в Россию – 8,5%, что, конечно, побольше, но далеко не самое важное. При желании Кремль мог бы найти гораздо менее значимые для массового российского потребителя отрасли, запреты в которых нанесли бы европейской экономике гораздо более серьезный ущерб. Но Кремль выбрал еду, и выбрал совершенно правильно с точки зрения хоть европейской, хоть российской политики.

Деревенская «пятая колонна»

В новом экономическом противостоянии России и Европы важно не столько то, как велик будет ущерб от запретов, сколько то, по кому первым делом он ударит в Евросоюзе. Запрет на экспорт продовольствия ударит прежде всего по европейским фермерам, а это чуть ли не самая уязвимая, беспокойная и политически влиятельная группа населения в Европе.

Во-первых, количество фермеров в Европе непропорционально велико по сравнению с их вкладом в экономику. Практически в любой стране ЕС доля аграрного сектора в занятости будет намного выше его доли в ВВП. Поэтому реальных убытков от российского запрета для аграрного сектора какой-нибудь Португалии или Греции может быть всего на несколько миллионов евро, но волны недовольства от них разойдутся по сотням тысяч греческих и португальских крестьян.

Во-вторых, фермеры работают в очень консервативной отрасли, где быстро не перестроишься. Если продукция фермера перестала вдруг пользоваться спросом, то он в своих полях не может просто так взять и найти себе другую работу. Даже на то, чтобы просто поменять один вид выращиваемых овощей или фруктов на другой, и то уйдет несколько лет. А ведь все это время фермеру надо будет на что-то жить.

Поэтому фермеры в Европе люди очень организованные, с большим опытом лоббирования и привычкой устраивать бурные и массовые демонстрации при малейшей угрозе их благополучию. У официальных зданий Евросоюза в Брюсселе всегда можно найти митингующую группу рыбаков или крестьян, которые так высказывают свое возмущение очередной директивой в области продовольствия. А если уж дело идет о сколько-нибудь серьезных изменениях в области аграрной политики, то тут уже обязательно будут и многотысячные толпы, и тракторы, и коров могут пригнать, и кур или полить улицы молоком из брандспойта. 

Отколотый юг

Остальные европейцы, пускай даже не имеющие никакого отношения к аграрному сектору, обязательно отнесутся к таким демонстрациям с пониманием и сочувствием. Ведь речь идет не о ерунде какой-нибудь, а о продуктах, которые они едят по многу раз в день и обойтись без них не могут. Так что любой европейский политик, обидевший фермеров, рискует потерять не только непосредственно их голоса, но и поддержку многих других европейцев, уверенных, что обижать можно много кого, но фермеров надо беречь обязательно, потому что без них никак.

Из-за такой повышенной чувствительности власти Евросоюза уже два десятилетия без особых успехов бьются над тем, чтобы провести рационализирующую реформу своей аграрной политики. В этом вопросе они зажаты с двух сторон. С одной на них давят избалованные фермеры из старых стран ЕС, которые наотрез отказываются смириться с малейшим сокращением аграрных субсидий. С другой – напирает орда крестьян из Восточной Европы. При вступлении в ЕС для них придумали переходные периоды, в течение которых они должны были получать только небольшую часть той поддержки, которая положена их западным коллегам. Но сейчас эти периоды (около 10 лет) постепенно подходят к концу, и тогда Евросоюзу придется платить не только чешским, но и  многочисленным румынским, болгарским и хорватским крестьянам столько же, сколько французским. Единый бюджет ЕС, где и так на аграрные субсидии сейчас уходит почти половина всех расходов, может и не выдержать такой нагрузки.

Российский запрет на европейское продовольствие, видимо, был придуман в расчете на то, чтобы воспользоваться этими трудностями аграрного сектора ЕС и попытаться расколоть единую позицию Союза. Например, страны Южной Европы и так без особого энтузиазма относились к санкциям против России и присоединялись к ним исключительно ради того, чтобы не предавать европейскую солидарность. А теперь введение санкций будет означать для них не только возможные проблемы с турпотоком, но и ощутимые убытки для их и без того проблемного и многочисленного сельского хозяйства. Правда, Кремль в своем цинизме наверняка, как обычно, недооценивает принципиальность западных лидеров и их готовность идти на жертвы ради идеи европейской солидарности, особенно когда речь идет о таком беспределе, как пересмотр границ, но все равно удар по сельскому хозяйству был лучшим выбором с точки зрения соотношения потерь и эффекта.

Продуктовая мобилизация

Для внутренней российской политики выбор именно продовольственного запрета тоже можно назвать лучшим. Это только кажется, что власти бездумно выбрали для своих геополитических игр наиболее болезненную для массового потребителя сферу. Какие-нибудь запреты на долгосрочные кредиты или на нефтебуровое оборудование напрямую мало кого касаются, а тут сыры и фрукты, которые едят все. Но на самом деле оно и к лучшему, что новый запрет коснется всех.

Ведь понятно, что все государственные СМИ сейчас будут рассказывать, что это не мы сами себе запретили есть пармезан и греческую клубнику. Нет, это все коварные санкции Запада, от которых наши лидеры только отбиваются, как могут. Так что это вы Обаме скажите спасибо, что теперь «Костромской» сыр жуете, а запретивший нормальные сыры Путин просто не мог поступить иначе, ему любовь к России не позволяла.

Также обязательно пойдут разговоры, что запрет скажется только на всякой роскошухе, потому что всего остального у нас своего полно. И нормальному, не развращенному западной гнилью патриоту отечественной продукции более чем достаточно. А это уже получается никакое не наказание, а совсем наоборот, сплошной праздник. Потому что большая часть населения России получит гораздо больше удовольствия от мысли о том, что кого-то насильно лишили пармезана, чем от возможности самому этот пармезан попробовать.

Теперь каждый, отказываясь от хамона и зимних польских яблок, будет чувствовать, что вносит свой вклад в защиту российского суверенитета, что тоже жертвует чем-то ради того, чтобы российский режим мог суверенно творить в международных отношениях все, что ему вздумается, без оглядки на разных мировых жандармов. Говорите, общество у нас недостаточно мобилизовано для серьезного противостояния с Западом? Ну так вот вам и мобилизация.

Правда, как это часто бывает у Путина, решение о запрете западного продовольствия выглядит образцом эффективности только в краткосрочном периоде. А вот с долгосрочными последствиями все уже не так радужно. Удар по аграрному сектору, конечно, создаст дополнительное напряжение между странами ЕС, которые и без того не особо друг с другом согласны. Но и не для того полвека промывали друг другу мозги про европейскую солидарность, чтобы слиться при таком серьезном вызове. А силовой пересмотр послевоенных европейских границ – это вызов серьезнее некуда.

В конце концов, в свое время даже Молдавия после российских запретов смогла кое-как переориентировать свой сельскохозяйственный экспорт. Евросоюз тоже как-нибудь справится с этой задачей. Западная Европа десятилетиями жила рядом с СССР, чей рынок был в десятки раз более закрытым, чем нынешний российский. И ничего, как-то развивались. Тем более они смогут это сделать сейчас, самые быстрорастущие рынки переместились в третий мир.

Внутреннюю российскую мобилизацию тоже не получится продлить до бесконечности. Можно похорохориться несколько месяцев, но все-таки здесь не Зимбабве, и люди давно отвыкли даже от намека на продуктовый дефицит. И вот так просто приучить избаловавшееся население обратно одними рассказами о защите суверенитета будет очень не просто. А российский аграрный сектор, конечно, получит дополнительный стимул для развития, но тут за пару месяцев принципиально ничего не изменишь, нужны годы. Годы быстрого роста продовольственных цен и резкого снижения ассортимента, которые далеко не все будут готовы безропотно прождать.   

http://slon.ru/world/pochemu_putin_vybr … 0372.xhtml

Траты на еду: 40-42% доходов

Бывший замминистра экономики — о том, в каком состоянии находится российское сельское хозяйство, поможет ли продуктовое эмбарго отечественным фермерам, что выпало из бюджета после «аккуратного ответа» Западу и что со всем этим делать накануне надвигающегося кризиса

Иван Валентинович Стариков — из тех людей, кто знает о сельском хозяйстве все. По образованию — агроном, работал главным агрономом, директором совхоза, был в Государственной думе зампредом профильного комитета, почти шесть лет работал заместителем министра экономики, четыре с половиной года возглавлял аграрный комитет в Совете Федерации. Сейчас он работает вице-мэром Новосибирска, но остается одним из лучших экспертов в стране, которая ввела торговые санкции именно на продовольствие. Видеолекцию Ивана Старикова можно найти на сайте «Новой», а сейчас вы можете прочитать то, что он нам рассказал.

О сельском хозяйстве

Необходимо четко представлять, что сельское хозяйство отличается от других секторов и отраслей национальной экономики двумя особенностями.

Во-первых, это абсолютно немонопольная отрасль. В классике агропромышленный комплекс делится на три сферы: производство сельскохозяйственной техники, удобрений, техническое обслуживание; животноводство и растениеводство (крупные сельскохозяйственные холдинги где-нибудь на Кубани, личные подворья, садоводы, дачники) и, наконец, пищевая и перерабатывающая промышленность, от пивоваренной до производства мороженого плюс товаропроводящие сети и продовольственные магазины. Такого количества хозяйствующих субъектов ни в одном секторе национальной экономики нет.

Во-вторых, в значительной степени успех в агропромышленном комплексе зависит от агроклиматического фактора, в значительной степени неподвластного человеку, и от так называемых биологических циклов. Если у вас сегодня родилась телочка, то спустя 18 месяцев она станет телкой случного возраста, к ней можно будет подвести бычка. Она станет нетелем, нужно ждать еще девять месяцев, потом она станет коровой и даст первую товарную продукцию — молоко. То есть почти три года нужно тратиться на животину, холить, лелеять для того, чтобы она стала окупать затраты. В связи с этим, допустим, у вас упали цены на молоко, и вам его некуда девать. Но если корову раз не подоить, ее нужно везти на мясокомбинат, где ее лишат жизни за тридцать секунд. И это после трех лет трудов.

В связи с этими двумя особенностями доходы сельского хозяйства, даже в самых процветающих странах и экономиках, всегда отстают от других секторов. И в зависимости от бюджетной, налоговой политики, агропродовольственной политики страны по-разному это отставание сельского хозяйства компенсируют.

Если мы будем говорить об агропродовольственной политике России, то нужно констатировать: крайне непоследовательные действия в эти две недели — это отказ от самой попытки формировать связную политику, переход в фазу спонтанных действий.

Средняя российская семья в прошлом году потратила на продовольственную корзину порядка 35% своего семейного бюджета. Это очень много, потому что, допустим, в Соединенных Штатах Америки это около 9%, а в Европе — около 11—13%. В ближайшее время мы станем свидетелями достаточно серьезного увеличения цен при одновременном снижении реальных располагаемых доходов населения. Значит, мой прогноз: к концу года средняя семья будет тратить на еду 40—42% доходов. Это плохо, и вот почему.

Во-первых, если вы значительную часть доходов своих начинаете тратить исключительно на еду, то вы покупаете меньшее количество других товаров. Проблемы в сельском хозяйстве будут углублять депрессию, по крайней в розничной торговле и в производственных отраслях.

Во-вторых, если вы посмотрите структуру потребительской инфляции, даже отталкиваясь от 8% росстатовских, то примерно 5—6%, то есть 2/3 от общего уровня инфляции, в стране составляет рост цен на продовольственную корзину. Если и дальше компенсировать бюджетникам, пенсионерам деньгами повышение цен на продовольствие, то это не будет сильно помогать, потому что рост цен из-за такой структуры потребительской инфляции всегда будет серьезно опережать социальные выплаты.

В-третьих, сельхозпродукция имеет высокую эластичность по цене. Что это означает? Допустим, вы покупали сливочное масло, и цена этого масла выросла на 10 или 15 процентов. Вы откажетесь от покупки сливочного масла. Начнете покупать спреды или его заместители — маргарины либо перейдете на растительные масла. То есть цена повысится на 10—15% на сливочное масло, а совокупный спрос упадет на 30%. Для того чтобы произвести один килограмм качественного сливочного масла, нужно около 20 литров молока. Когда у вас резко падает спрос на сливочное масло, у вас резко падает спрос на сырье. Только-только были потрачены большие деньги на поддержку молочного животноводства в стране, мы завозили дорогущих племенных телок из Германии или Австрии, построили большое количество современных молочно-товарных ферм с современным оборудованием. Но как только произошло резкое падение спроса (а молоко долго хранить нельзя), то начнется сброс поголовья, попросту говоря, животных начнут отправлять на мясокомбинаты.

О санкциях

Помогут ли ограничения на ввоз импортного продовольствия национальному сельскому хозяйству? Безусловно, помогут, потому что это уменьшение давления импорта, это облегчение конкурентной среды. Но не во всем. Например, мясом птицы или свининой в течение полутора-двух лет мы себя сможем обеспечить. А вот современное производство говядины — более сложная технология, ее развитие потребует времени. А качественное производство полуфабрикатов или колбасных изделий без этой важной составляющей — говяжьего мяса — практически невозможно. У нас в этом сегменте появилось несколько хороших предприятий и национальных брендов, которые вполне

стали конкурентоспособны, в том числе на европейском рынке. Они, конечно, начнут испытывать проблемы, потому что заместить отечественным сырьем говяжье мясо у них нет возможности, а потеря качества, безусловно, будет репутационно очень серьезно на них влиять.

Поэтому, с моей точки зрения, крайне важно на сегодняшний момент, если мы приняли политическое решение, правительству заняться реальной ревизией. Какие из видов продовольствия, которые ограничены сегодня к ввозу на российский рынок, являются незаменимыми для массового потребителя и что нужно сделать для того, чтобы повышение цен не было катастрофическим.

Но способно ли сегодня правительство провести ювелирную работу в рамках так называемых таможенных кодов товарных позиций для того, чтобы отделить продукты, пользующиеся наибольшим спросом, и аккуратно вывести их из-под санкций и, наоборот, оставить те, которые относятся к «премиум» или к еде «лакшери»? Вот на «премиум» можно вводить санкции, или повысить таможенные пошлины, либо использовать тарифные квоты.

Например, у вас потребление внутреннее миллион тонн мяса птицы, внутреннее производство, условно говоря, 700 тыс. тонн, то есть вам не хватает 300 тыс. тонн. Вот на 700 тыс. тонн у вас, соответственно, закрыта внутренняя потребность, а на 300 тыс. вы разрешаете ввезти, но это повышенная таможенная пошлина. И тогда вы закрываете баланс, но и не теряете доходы в федеральный бюджет. Потому что, вводя запрет на импорт, мы теряем значительную часть таможенных платежей. Примерно 37—38% доходной части российского бюджета формируется за счет экспортно-импортных пошлин, и около 7—8% в общей копилке доходов федерального бюджета дают как раз пошлины на ввозимое продовольствие или сырье.

О потерях бюджета

В условиях, когда у нас есть проблемы с наполняемостью федерального бюджета, мы приняли меры, которые в значительной степени будут ограничивать поступления в бюджет, и эти выпадающие доходы нужно будет чем-то компенсировать.

Правительству нужно отказаться от попыток в своем воспаленном сознании, воображении, стуча кулаком по столу, придумать нечто такое, как у Леонида Алексеевича Филатова в «Федоте-стрельце»: «Ты должон мне добыть то, чего не может быть».

Если правительство даст право решающего голоса отраслевым союзам производителей, сетям, объединенным в свои ассоциации, начнет вести открытый диалог, позволит им участвовать в принятии тех или иных решений в ювелирном регулировании рынка, тогда можно будет минимизировать последствия от применения санкций. Но для этого опять нужно вернуться к истории, которая называется «равноправный диалог бизнеса и власти». Остались ли навыки у нынешних чиновников? Не знаю.

Если диалога с обществом не получится, то в любом случае в правительстве сидят не самоубийцы. Они пристально следят за рейтингами, за ситуацией в регионах. Безусловно, по мере ухудшения ситуации на потребительном рынке, обусловленной еще и тем, что идет ползучая девальвация рубля, будут расти и цены. Учитывая высокую долю расходов домохозяйств на еду, все это будет серьезно раскачивать социально-политическую ситуацию в обществе. И я думаю, власть по-тихому начнет некоторые санкции отменять.

Для того чтобы не потерять лицо, отменять их нужно потихоньку и аккуратно, а не так, как ввели, одним махом.

О нормах ВТО

Еще одна проблема — это работа в условиях присоединения к ВТО. Это международный акт, он ратифицирован Федеральным собранием и подписан президентом, а значит, в соответствии с Конституцией, имеет приоритет над национальным законодательством.

Так вот, мы согласовали размер агрегированной поддержки всего сельского хозяйства в размере $9 млрд в год. Много это или мало? В Соединенных Штатах — $19 млрд, при этом их объем сельского хозяйства раз в 12 больше нашего, а объем поддержки — всего в два раза. Мы сегодня на поддержку сельского хозяйства тратим около $5,5—6 млрд. Вроде бы мы должны еще увеличивать, но по нормам ВТО все меры поддержки сельского хозяйства разложены в три корзины.

«Красная» — такая поддержка совсем запрещена, потому что она серьезно деформирует условия конкуренции и торговли. Ну, например, если вы напрямую поддержите производство на литр молока или килограмм мяса, то производитель получает ложный сигнал с рынка о спросе на вашу продукцию.

«Желтые» меры — условно разрешены. Это, например, субсидирование процентных ставок по сельскохозяйственным кредитам. В этом смысле у нас есть серьезные достижения, но мы должны будем постепенно уменьшать размер субсидий.

И, наконец, «зеленая» корзина — это то, что разрешено без ограничений. И вот здесь у нас, что называется, конь не валялся. Поэтому, когда я услышал заявление заместителя председателя комитета Совета Федерации по агропродовольственной политике Сергея Лисовского о том, что он поставит вопрос завтра о выходе из ВТО, то, по крайней мере мне, это слышать странно из уст очень неглупого человека. Не так давно мы с ним были в эфире. Он подъехал на «Роллс-Ройсе Фантом», точно на таком же ездит английская королева. Вот если он такой ура-патриот, я бы ему поверил, если бы он подъехал хотя бы на «Волге».

Была разработана «дорожная карта» постепенного перемещения мер поддержки из «желтой» в «зеленую» корзину. Что я здесь имею в виду? Первое — это гарантированный платежеспособный спрос. И в этой части есть большой объем государственного заказа, касается ли это региональных бюджетов — школы, больницы, детские дошкольные учреждения, касается ли это федеральных потребителей — вооруженные силы, пенитенциарная система, Росрезерв. Если все государственные потребности сложить, то около 30% производства мы можем вполне убирать с рынка, решая, с одной стороны, социальные задачи, с другой стороны — помогая сельскому хозяйству.

Я ярый поклонник еще одной меры из «зеленой» корзины — так называемых фудстемпс. По-русски слово «талоны» не нравится, давайте назовем «продовольственные наборы». В этом году порядка 47 млн граждан Америки, малообеспеченных американцев, получают от 150 до 300 долларов на кредитную карточку. На эту кредитную карточку можно прийти и купить только определенный вид продовольствия, которое привязано к домашнему хозяйству, которое приготовить можно. Только по этой программе — адресной поддержки малоимущих — $90 млрд долларов в год американцы и социальные проблемы решают, и помогают сельскому хозяйству.

У нас эту программу необходимо срочно внедрять, это гораздо лучше, чем компенсировать 600—1000 рублей бедным пенсионерам в год деньгами, которые тут же сжирает инфляция.

О «белорусских устрицах»

Безусловно, это очень выгодный бизнес — переклеивать этикетки и зарабатывать на этом. На этом будет зарабатывать Александр Григорьевич Лукашенко и бюджет Республики Беларусь и терять российский бюджет. Да, можно закрыть возможный дефицит на российском рынке, но потери для российского бюджета компенсировать не удастся, потому что у нас прозрачные границы с Белоруссией и Казахстаном в рамках Таможенного союза. Соответственно, мы вроде бы ввели запрет, товары не исчезли, но те доходы, которые мы получали от цивилизованных импортеров, теперь будут получать не совсем цивилизованные, «серые» и зачастую не сильно законные элементы в Белоруссии и отчасти в Казахстане.

Иван Стариков

Из выпуска от 17-08-2014 рассылки «Новая газета»

http://digest.subscribe.ru/economics/mo … 29309.html