Пора привыкать к плохому, или Десерт не каждый день
Анастасия Калашникова
Почему не был предотвращен глобальный кризис 2008 года? В чем заключается «великая рецессия»? Какие экономические риски угрожают нынешней экономике? На эти вопросы ответил Леонид Григорьев, заведующий кафедрой мировой экономики Высшей школы экономики, в лекции «Угрозы глобальной экономике: откуда ждать удара?», организованной Советом по внешней и оборонной политике. Slon публикует ее сокращенную версию.
Помните, этот момент из «Ночи перед Рождеством», когда Вакула с мешком, в котором спрятался черт, приходит к запорожцу Пузатому Пацюку и спрашивает, как найти к черту дорогу. А Пацюк ему говорит: «Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами». Такая же ситуация с экономическими рисками. Строго говоря, мир сейчас балансирует, причем балансирует уже пять лет. Когда он привыкнет, что нормальный экономический рост – это не 3–5% и что нулевое состояние вашего кошелька по сравнению с прошлым годом – это вообще-то норма, мы начнем наконец радоваться всякому улучшению. Ведь десерт не каждый день.
В 1982 году вышла статья про реальные бизнес-циклы, в которой обосновывалось, что традиционного цикла нет, все колебания связаны с технологическими шоками. В 2004 году авторы получили Нобелевскую премию. А 2008 год практически подорвал эту теорию. Но наша наука, правда, жестче.
Мы единственная страна в мире, в которой сохранилась секта, по понедельникам ждущая, что придет конец доллару, по средам – евро, по пятницам – американской экономике. Причем эта секта хорошо видна на телевидении. Но к экономике это никакого отношения не имеет.
К 2008 году все – политики, международные финансовые организации, банки – уверовали, что кризиса больше не может быть. А теории провалились. Риск «непонимания» того, что происходит, – это катастрофа. Причем накололись на этом уже не один раз, не только перед кризисом. Например, в 2010 году в Европе стали консолидировать бюджет и снижать расходы, думая, что из кризиса уже вышли. И подрубили подъем.
Была Великая депрессия в 1930-е годы, а это «великая рецессия». Падение значительно, но все-таки в новую Великую депрессию рецессия не перешла. Дело не только в цифрах, показателях падения, а в длительности, и это уже 6 лет. Оживление больнее кризиса, потому что оно очень слабое. Все привыкли к росту доходов. Социальные системы сидели на бюджетах, а их 5 лет уже урезают. Пять лет после кризиса у нас credit crunch (кредитное сжатие). Ставки во всем мире крайне низкие: американское казначейство по полпроцента дает кредиты. Денег в мире навалом. Кредиты ничего не стоят, но их никто не берет. Точнее, их мало дают, и их очень мало берут. Поскольку регуляторы испугались, они ввели такие ужесточения по всем странам за контролем финансовых учреждений, что парализовали финансовую систему. Если раньше выходу из кризиса сопутствовал дух интрапренерства, то сейчас, наоборот, всех зажали.
Чего ждать от Востока? Ничего хорошего
Никто не предвидит падения цен на нефть. Они могут немного снизиться или немного возрасти. Но в целом в долгосрочном плане цены не могут выйти из коридора 100–150 долларов/баррель. Это не связано с разными катастрофами и войнами, там отдельная история. Но это основано на том, что, во-первых, никто не будет продавать себе в убыток, во-вторых, есть зависимость от месторождений. Для компаний Запада убыток – это убыток для компании. А для стран ОПЕК, в первую очередь для Саудовской Аравии, убыток – это дыра в бюджете, потому что это их единственный источник дохода.
90–95% дохода Саудовской Аравии – это нефть. Поэтому в мире не может быть цен на нефть ниже, чем необходимо для гармонизации бюджета Саудовской Аравии.
Сейчас это около 95 долларов. И величина все время растет, потому что им нужны бешеные деньги на армию, безопасность и социальную поддержку. 90% рабочей силы – приезжие, соответственно, огромные деньги на безопасность. Следовательно, странам ОПЕК необходимо обладать достаточной экономической мощью и политической устойчивостью, чтобы обеспечивать устойчивые цены на нефть.
Помните, Илларионов лет 10 назад хоронил ОПЕК каждый понедельник? Правда, он не экономист. Поэтому настоящие экономисты с ним и не спорили, как не спорят и со всеми остальными. События в Ираке известны. Там сейчас назад приходят те суннитские силы внутри Ирака, которые были против американцев, на стороне Саддама. Там ведь суннитов меньшинство, но это была армия, и они еще не разучились убивать. С американцами трудно, но со своими-то легче. Поэтому там повторяется история Англии, оставившей армию после Первой мировой. Ближний Восток остается очень опасным. В долгосрочной перспективе сохраняется риск религиозных войн и войн с Ираком. Доля ОПЕК в мировой добыче нефти через 10 лет снова будет возрастать – из-за сокращения месторождений в развитых странах.
Гробовщикам США пора бросать лопаты
У США сейчас долг – примерно 110% ВВП. Поэтому секта гробовщиков Америки страну хоронит. Но это все глупости. Не обращайте внимания. Когда у Рейгана в конце 1980-х долг составлял 50–60% ВВП – вот это был ужас, потому что были высокие процентные ставки, чтобы обслужить этот долг, приходилось 4% занять у бюджета. А сейчас хватает 2,5%. То есть Обама платит за больший долг половину того, чего хватало Рейгану, относительно ВВП. Они с этим сейчас живут. Ставки низкие. А вот если у них раскрутится подъем инфляции, тогда им будет тяжело. Поэтому они так и топчутся. Они боятся повышать ставки.
Новые проблемы старее старых
Проблемы вроде бедности, которые в 2000-х формировали повестку дня, утратили актуальность. У европейцев, которые больше всего кричали о климате, вместо выражения «снижение выбросов» появилось «улучшение выбросов». Это абсурдно, но по-английски звучит забавно («improving»). Англия и другие страны начали строить угольные станции, потому что уголь дешевый, а газ – дорогой. И этот прагматизм сейчас везде. Глобальное потепление прежде всего выражается в удвоении числа засух, наводнений и торнадо в США. Мир станет тратить деньги или сейчас – чтобы предотвращать воздействие изменения климата, или потом потратит раза в три больше на то, чтобы бороться с последствиями.
Единственное утешение состоит в том, что, как показывает история, потепление в нашей полосе не доходит до появления тарантулов и ядовитых змей. Мы остаемся с безобидными ужами.
Что обычно делал средний класс? Он ходил в жару либо в тюбетейке, используя ее для теплоизоляции, либо в набедренной повязке, – и так ему тоже было хорошо. Что сейчас происходит со средним классом? Попробуйте выжить в бразильском отеле. Там обычно +18 и дует на полную, надо ложиться на пол, прикрывшись кроватью от вентилятора. Все эти кондиционеры – потребительское подражание развитым странам. Они начинают менять структуру энергетического потребления. И это же влияет на продовольствие. К счастью, китайцы, как и индийцы, не пьют молоко. Потому что невозможно представить, где бы они пасли этих коров. Вы только задумайтесь, сколько нужно на семью в Азии, чтобы сказать, что у нее нет энергетической бедности? Хотя бы 200 Вт: на холодильник, телевизор и 2 лампочки. Но это 1,5 млрд человек, которым надо дать по 200 Вт. А есть еще 1,5 млрд, у которого из крана не течет чистая вода. С Африкой проблемы, мы видим примерно плюс миллиард людей до 2040-го года.
Первый демографический переход происходит, когда в государстве перестают умирать дети. А второй – когда перестают рожать детей. Мы прошли второй переход. Африка проходит первый: там демографический взрыв.
Как ни смотри, совершенно непонятно, как их снабдить энергией. При том что все международные источники прогнозируют этот миллиард, ни один не показывает эмиграции из Африки! Как они там собираются жить?
Ревущие двадцатые возвращаются?
В развитых странах, США и Европе, соотношение между бедными, средними и богатыми вернулось к показателям 1920-х годов. Вышла новая книга Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке», который массу всего обсчитал. Обама уже ссылается на нее в президентских посланиях, это огромная научная тема. Другое дело, что когда неравенство было от бедности, тот, кто был внизу, полуголый, брался за кирпич. Как говорится, булыжник – оружие пролетариата. Теперь уровень, конечно, поднялся. Но неравенство – колоссальная социальная проблема, мы наблюдаем это у себя.
У нас ВВП на душу в два раза ниже, чем в Европе, а третичное образование примерно в полтора раза лучше. Мы слишком образованные. Отсюда контраст – бедные образованные люди. Это ненормально.
Когда страна долгое время находится в состоянии нищеты, во-первых, надо найти, кто виноват. Обычно сосед. Во-вторых, у нее, строго говоря, никаких высоких идей про литературу, театр нет. Людям надо выжить. Принципиальный момент – на Украине за 23 года независимости никогда не было трех лет экономического подъема подряд без политического кризиса. То есть кризис либо экономический, либо политический. ВВП Украины сейчас такой же, как в 1992 году. Это 65% от советского периода. Люди изнемогли уже просто. Да и Европа ведет себя очень глупо в этой ситуации. Она ищет каких-то побед, каких-то достижений Европейского союза, когда есть куча внутренних проблем.
Есть книги о развитии капитализма, есть линия книг по элитам. Названия выглядят примерно так: «Консенсус элит как основание либеральной демократии». Если вы возьмете современную западную книжку об элитах, там ничего нет про демократию. Если вы возьмете книжку про демократию, там ничего нет про элиты. Хотя ясно, что они как-то там взаимодействуют. Однако все-таки взаимопонимание элит – основа всякого порядка. Это внутри страны. Все знают про Glorious Revolution в Англии, она косвенно затронута в произведении «Одиссея капитана Блада». Там они договорились, ввели правила игры, сменили сумасшедших Стюартов, которые, как Романовы, верили, что они помазанники божьи, пригласили короля из Голландии. Это 1684 год. С тех пор у них бешеное процветание и никаких гражданских войн. То же относится и к остальному миру. Даже если все эти санкции не приведут к большим конфликтам, они очень утомительны. Причем мир занимается этим вместо решения таких проблем, как бедность и изменение климата, например.
Вот американцы понемногу выходят из кризиса. Кстати, лучше, чем европейцы. Например, возьмем отдельно капиталовложения в США по оборудованию и интеллектуальному продукту. В 2012 году они достигли 1 трлн 150 млрд долларов. Этот кризис не привел к упадку капиталовложений в технологии и исследования. Мир модернизируется, и за этим надо будет как-то успевать. Что происходит во время такого длительного кризиса? Прекращают увеличиваться мощности, сокращают рабочую силу, ставят новую технику. Мир переключился за эти 5-6 лет. Нам даже стоит опасаться технологического отрыва. А второй риск – это резонанс частных кризисов. Если одновременно на Ближнем Востоке, в Европе и еще где-то случатся конфликты, все начнут сразу паниковать и хвататься за оружие вместо того, чтобы поддерживать университеты. Другое дело, что международные организации никогда не публикуют отрицательные прогнозы, потому что тогда эти прогнозы начинают сбываться.
