Как мир оказался на пороге новой экономической революции
Николай Кащеев
Иллюстрация: Джон Крауз
Куда бы мы ни посмотрели, мы увидим, что циклы преследуют нас, а мы следуем циклам, отставая от них или опережая. Так вот, то, что произошло в 2008–2009 годах, – это замечательная вещь. Это период завершения одновременно нескольких циклов – экономических, социальных, прочих. Подобное случается в пределах активности одного поколения, примерно раз в 35 лет. Вехи последнего с небольшим столетия такие: становление золотого стандарта, затем Великая депрессия и крах золотого стандарта, введение Бреттон-Вудской системы (системы международных расчетов, признавшей доллар США мировой валютой. – Slon), затем падение Бреттон-Вудса, затем события 2008–2009 годов. Я думаю, то, что мы сегодня наблюдаем в геополитике, – это вещи, в самой значительной степени связанные с завершением того цикла, который имел место до 2008–2009 годов, а также связанные с началом нового цикла, который формируется теперь.
Сегодня мир по-прежнему находится на очень серьезном переломе. И перелом этот происходит не в пользу тех систем, которые продолжают жить по законам так называемой традиции. Мы в России, к сожалению, сопротивляемся неизбежному и проявляем пример такого «традиционного» отношения в самых разных вопросах – начиная от моральных и нравственных и кончая вполне материальными вещами. Это, однако, довольно обычное для России состояние задержки в следовании циклам – как социальным, так и экономическим. Досадно, но это – снова данность.
Что меняется? Ограничимся по мере возможности экономикой. Меняются направления, тренды: примерно то же самое происходило и в ходе Великой депрессии. Тогда был еще «разрыв во времени», перерыв в смене циклов – Вторая мировая война; подобные конфликты тоже возникают, естественно, не просто так, не случайно. Похожие разломы происходили и после: падение Бреттон-Вудса в начале 1970-х годов привело нас к новой финансовой системе, в которой мы сегодня – пока – существуем. Изменения происходят по наиважнейшим направлениям.
Конец пузырям
Первое направление – это, если можно так выразиться, отношение к бизнесу на макроуровне – на уровне идеологии, политэкономии. На этот раз в фокусе перемен отношение к финансовой системе. Мы все понимаем, что после кризиса изменилось отношение к некоторым финансовым рынкам – к тем, которые чреваты пузырями. Как мы все знаем, в 2008 году кредитный пузырь взорвался, и всех накрыло. Феномен этого пузыря был в самой значительной степени увязан с тем, что был длительный период очень либерального отношения к финансам. Да, финансам было позволено многое, и именно финансы выполняли важнейшую, если не решающую, роль в поддержании экономического роста. Теперь волей-неволей приходится их «прижимать». Отсюда Базель III, отсюда Додд – Франк – законы, ужесточающие регулирование, которые сопровождают период смены циклов. Однако это, пожалуй, не самое глубинное изменение, которое происходит сегодня, но оно очень наглядное, явное и предсказуемое, оно на поверхности.
Возмущение долларом
Следующее трендовое изменение – не столь пока очевидное, но стремительно созревающее, – связано с валютной системой. В ходе Великой депрессии пал золотой стандарт. В начале 1970-х годов появилась система плавающих валют. Что происходит сегодня? То тут, то там проявляется возмущение (далеко не всегда обоснованное, но настойчивое) тем, что доллар – это нечто угнетающее экономику других стран, что он не дает развиваться, порождает дополнительные риски и т. п. Откуда эти роптания, повторюсь, далеко не всегда оправданные? Оттого, что есть ощущение: назрели изменения, необходимые для валютно-финансовой системы. Другой вопрос, что изменения эти иногда не осознаются и неверно, если не вульгарно, оцениваются.
У нас поднимают, например, тему о том, что непременно должны появляться некие альтернативные для доллара резервные валюты, словно кто-то этому препятствует. Резервная валюта – это скорее элемент схоластики. Если вы берете в резервы, например, белорусский рубль или молдавский лей – это ваше личное дело, каков состав валют ваших золотовалютных резервов (если, конечно, вы не оцениваете все возможные последствия). Разумеется, есть указание на то, что страны – члены МВФ должны иметь в резервах ликвидные валюты, но не более того. Нет принципиально никаких проблем в том, чтобы рубль уже стал резервной валютой. Он уже является таковым для некоторых стран – например, Казахстан об этом говорил. Вопрос, видимо, в том, каков масштаб этой резервной валюты. Китай, к примеру, претендует на многое, мы, боюсь, сегодня претендуем на совсем малое. Но юань или рубль смогут стать масштабной резервной валютой (соперничающей если не с евро, то с английским фунтом) только тогда, когда это станет объективно возможно.
То, что, пожалуй, совершенно очевидно произойдет с миром валютно-финансовых отношений в ближайшее время, – это уход с международной арены валют, привязанных к какой-либо другой, более сильной валюте: доллару, евро, корзине этих валют. Это были, конечно, сплошь валюты развивающихся и переходных экономик. И мы тоже, как известно, поставили себе такую задачу. Понятно, что и главный претендент на вхождение в «вип-клуб» – юань – постепенно отпускается в свободное плавание, становится свободно конвертируемой и свободно плавающей валютой.
Биткоин и нация космополитов
Не случайно появляется сейчас биткоин. Потому что происходит еще более глобальный сдвиг в организации мировой экономики – как отражение того, что происходит с обществом в целом. Речь идет о построении наднациональной экономики, основанной на горизонтальных, прямых связях. Политика в данном случае достаточно заметно отстает от таких процессов, развивающихся стихийно. Центральные банки мира продолжают выполнять функции эгоистичных органов, которые, как им кажется, прежде всего способствуют благу своей собственной, родной экономики, мало задумываясь о том, как их деятельность влияет на соседей. Скажем, когда Федеральную резервную систему США обвиняют в том, что в Китае развился пузырь на рынке жилья, это вообще-то в значительной степени справедливые обвинения.
В рамках глобализации пошел процесс выстраивания горизонтальных связей на экономическом – прежде всего, финансовом – уровне. С экономической точки зрения миром начинают все более управлять – почти так, как считается на уровне теории заговора – не правительства, а транснациональные компании, которые попутно способствуют появлению новой «общемировой нации» – мобильных, космополитичных профессионалов. Это важная с экономической точки зрения нация, и это особая категория потребителей, на которых и следует рассчитывать, если вы хотите добиться устойчивого экономического роста.
Горизонтальные связи появляются стихийно: если у нас есть компьютер, интегрированный в мировую Сеть, у вас обязательно появится биткоин. Естественно, если у вас есть компьютер в сети и, например, биткоин, то обязательно появится биржа, которая будет мало регулироваться правительством, бюрократическим органом какой-либо страны. Этот процесс начался, его уже не остановить. Соответственно, это приводит к большому финансовому риску. Центробанки, которые действуют в международном финансовом пространстве, не могут игнорировать эти вещи. Не могут и традиционные коммерческие банки. Сегодня люди получают большие возможности совершать сделки между собой, peer to peer – это теперь доступно буквально миллионам. И наша задача как банка – встроиться в эту цепочку таким образом, чтобы этим людям с новыми возможностями хотелось с нами иметь дело, но при этом держа в голове, что им теперь не всегда обязательно связываться с нами для того, чтобы совершать сделки.
«Креаклы» вытеснят рабочих
Что такое эта «горизонтальная международная нация», создаваемая как независимыми сетями, так и транснациональными компаниями и, в самой значительной степени, США (мировым магнитом для лучших кадров)? Это люди из Латинской Америки, из Европы, из Африки – откуда угодно. Они абсолютно космополитичны, они обучаются в Штатах, в Англии, Швеции, Германии, живут и работают где угодно – там, где привлекательнее условия.
В этом удивительном и очень непростом мире возникают новые классы – мы о них только начинаем говорить, но дальше будем говорить все больше и больше. Они называются такими непривычными терминами, как салариат (от salary – зарплата), прекариат (от слова precarious, рискованный – то есть работники без оформления). И мы тут еще придумали для них новое слово – «креаклы» (производное от «креативного класса»). Как это бывает, когда негативные эмоции искусственно вводятся в дискурс, возникло уродливое слово, вызывающее у людей гримасу на лице. Вот так мы встречаем новое.
Новый, растущий класс прекариата – это плод вымывания индустриальных рабочих в ходе наступления постиндустриальной экономики и проистекающего оттуда передела рынка труда. Вымывание класса индустриальных рабочих идет не только потому, что сборочные цеха – в Китае. По подсчетам самих же американцев, с середины 1970–1980 годов по настоящее время в индустриальном секторе США пропали три из пяти рабочих мест – это порядка 4 млн рабочих мест. Они исчезли благодаря росту производительности труда. Есть целые исследования на эту тему, и называются они, например, так: «Where have all the good jobs gone?» («Куда ушли хорошие рабочие места?»). «Хорошая работа» – это относительно высокооплачиваемая, стабильная работа, которой мог хвастаться средний класс в Штатах, работая на промышленных предприятиях. Насколько возрос уровень образования рабочего, занятого на индустриальном производстве, сколько появилось компьютеров на рабочих местах с тех пор! В результате рабочие места в производительном секторе сокращаются. Средний класс беднеет, теряя good jobs и переходя на работу в более низкооплачиваемую сферу обслуживания.
К чему это приводит? Сегодня для того чтобы удержаться в верхнем слое и получать соответствующий доход, нужно обладать выдающимися способностями – креативностью, то есть особым талантом, который дан не всем людям, или очень хорошим образованием. Большинство людей – это все-таки скорее исполнители, это люди, которые выполняют алгоритмы, которые, условно говоря, по-прежнему находятся на конвейере, изобретенном еще Фордом. Сейчас так трудятся еще и миллионы китайцев, которые с большим удовольствием и тщательностью выполняют год за годом одну и ту же операцию с очень низкими издержками на оплату труда. Но эти люди не очень интересны для того мира, который мы называем постиндустриальным. Поэтому их доходы за последние 30 лет в реальном выражении снизились. Возросли доходы у верхнего слоя креативных людей, возросли доходы у американских пенсионеров, пресловутых беби-бумеров. А вот доходы обычного домохозяйства, где глава семьи – 35-летний человек, в абсолютном выражении снизились. И на этом фоне образовался новый слой людей, который называется «прекариат».
Это люди, которые получают случайные заработки, которые работают на разных работах, в том числе и творческих, по договорам найма. Количество таких людей в странах Запада уже оценивается сегодня более чем в 20–25 млн человек. И вы прекрасно знаете, что в Москве некоторая часть населения также близка к ним по своей экономической сути. Более того, к ним по возможностям примыкает класс, именуемый салариат, – люди как раз не творческих специальностей, во многом те, кто называется у нас «офисным планктоном».
Глядя на эту новую классовую реальность с позиций банковской системы, мы получаем с вами дрейф в сторону такого банкинга, когда наибольший доход в рознице вы будете получать от VIP-клиентов, от тех людей, которые способны зарабатывать благодаря своим талантам или очень хорошему, дорогому образованию. И к сожалению, придется иметь дело с большим количеством мелких банковских операций людей с низкими сбережениями и высоким кредитным риском, что связано с вымыванием среднего класса. Пока это нарождающаяся вместе с уходом беби-бумеров тенденция для многих стран, кроме, конечно, Китая и части Юго-Восточной Азии. Там другая ситуация, там продолжается урбанизация, в середине 70-х годов в КНР лишь 16% населения жило в городах, а сейчас – 53%, и они собираются к 2020 году переселить еще 200 млн человек в города, чтобы там жило уже более 60% населения. Стоимость китайской программы переселения в города – ни много ни мало, а $7 трлн!
Энергетическая революция близко
И самый яркий момент – это технологические изменения. Это о том, во что мир будет инвестировать в ближайшее время и откуда будет получать наибольшие выгоды от инвестиций. Смотрите: это абсолютно уникальное совпадение. В 70-е годы радикальнейшим образом меняется валютно-финансовая система мира, появляются плавающие валюты, с которыми мы имеем сегодня дело, происходит формирование финансовой системы. Буквально одновременно с этим появляется процессор 8080 (ставший потом 8086, 80286 и так далее), на котором без преувеличения построен наш современный постиндустриальный мир. Да и индустриальный тоже. Это был процессор для персональных компьютеров, который радикально удешевил их, сделав широкодоступными. Он сделал возможной сегодняшнюю глобализацию, и современную финансовую систему в частности.
Что сейчас, после пика кризиса 2008–2009 годов, возникает технически нового? На этот раз речь идет о нескольких направлениях, но не у всех пока есть признаки революционных изменений. Я вижу только одну вещь, явно критическую для всего мира, – это энергетическая революция. Она совершенно точно имеет место, и я сейчас на очень простых цифрах это покажу. На сегодня доказанные запасы обычной, что называется, бьющей из земли нефти составляют 1,5 трлн баррелей. За последние годы благодаря тому, что стали доступны глубоководное бурение, добыча сланцевой нефти и добыча из так называемых нефтяных песков, к этой величине добавился… 1 трлн баррелей. Понятно, что эта ситуация меняет правила игры в самой значительной степени, но остается один вопрос – себестоимость такой нефти пока высока. Но снижается. Примерно по трети, по 330 млрд баррелей приходится на каждый из трех этих новых источников – на глубоководную нефть, на сланцевую нефть и нефтяные пески. Предположим, мы отсечем половину запасов из нефтяных песков и из сланцев как, возможно, переоцененные или нерентабельные – мы все равно получаем очень неплохую прибавку: 600 млрд баррелей плюс к 1,5 трлн, которые мы имели раньше.
Кроме того, если взять добычу из упомянутых 1,5 трлн баррелей, которые мы имели до сего технологического прорыва, то выяснится, что Иран и Ливия на сегодня не очень активны, но потенциально способны нарастить добычу. Постепенно набирает обороты Ирак и так далее. Что такое, к слову, Иран? Иран при шахе, то есть до 1979 года, добывал 6 млн баррелей в день – это сегодняшние потребности Китая. А ныне добывает только 2 млн баррелей в день. Санкции ослабнут, и мощности будут быстро восстановлены.
Эра нефти закончится
А что такое Китай с этой точки зрения? Вот теперь удивительное во всей этой ситуации. Китай добывает много собственного газа. Он всего лишь 1/3 из необходимого газа импортирует из-за рубежа – 42–43 млрд кубических метров в год, из них половина – это сжиженный газ. Мы в Европу через Украину даем намного больше. Китаю нет нужды резко увеличивать импорт газа. Тем более что он стремительно развивает добычу собственного, в том числе сланцевого. В Китае, если есть поставленная цель, он мобилизует все и всех, но сделает то, что запланировано.
И что мы видим сегодня? Поставлена задача диверсифицировать энергетику, максимально уходить от ископаемого топлива. Треть электроэнергетики в Китае – уже из возобновляемых источников! Солнце, ветер, гидроэлектростанции. А в Штатах – всего около 16% на сегодня. Именно благодаря китайцам мы получили критическое снижение себестоимости солнечной энергии за два года – с заоблачных величин до примерно стоимости добычи электроэнергии из мазута. В Китае в 2013 году – впервые за все время ведения статистики – больше половины из общих 91 ГВт введенных генерирующих мощностей пришлось на энергетику из возобновляемых источников. Это – та самая революция, которая происходит у нас с вами на глазах.
Ну и, естественно, как я мог забыть про автомашину Tesla, которая стоит дорого, но является полноценным автомобилем! И это еще не все. Только что стало известно о батарейках, заряжающихся за полчаса, основанных на принципиально новых свойствах составляющих их частей. Все это – глобальные процессы, которые стремительно меняют мир.
Есть, на мой взгляд, еще одна революция, которая еще не свершилась, но готова свершиться в ближайшем будущем – это революция в компьютерах. Потому что пока мы видим лишь экстенсивное развитие компьютерной техники, мы видим увеличение количества процессоров, микросхем и так далее, уже дошли до атомарного ограничения для микросхем, но все это – прежние принципы. Мы ждем нового тренда, прорыва – как с процессором 8080. Теперь это будет новое решение, которое должно резко увеличить производительность компьютера и сделать возможным появление полноценного и компактного искусственного интеллекта.
Изоляция – это провал
Совершенно очевидно, что сейчас прогресс достигается только совместными усилиями людей из разных уголков мира. Плодами этого прогресса успешно пользуются только потому, что технологии и знания перетекают из одной лаборатории в другую, из одной страны в другую. Эти тренды продолжают объективно работать на создание горизонтальной глобальной экономики. Чтобы из, например, оборонки или каких-то научных лабораторий это эффективно переходило в нашу с вами повседневную жизнь, нужны две вещи – капиталистическая система, которая основана на прибыли как стимуле, и глобализация, когда вы можете концентрировать усилия… распыляя их. Например, через концепцию облачности, то есть распределенных усилий. И это вовсю работает и в финансах – через такие приемы и технологии, как краудфандинг, краудсорсинг и тому подобные.
Замкнувшись, мы с вами, господа, не получим ничего – провал, который сегодня получили лишь несколько отсталых, совершенно непривлекательных, малоценных экономик, могущих служить разве что предостережением и негативным примером для окружающих. Кто-то учится на чужих ошибках, и вы знаете, кто – на своих.
