Наши телефоны мобильны, а мы нет
Антон Шахов
Анализ повседневности позволяет социальным наукам найти новый угол зрения для изучения, казалось бы, давно понятных явлений. Например, что можно открыть в разделе практической социологии, связанной с мобильностью современного человека? Какие конкретные теоретико-социологические и философские проблемы социальная философия и социология находят здесь? Об этом рассказывал Александр Филиппов, заведующий кафедрой практической философии Высшей школы экономики, руководитель Центра фундаментальной социологии, доктор социологических наук, кандидат философских наук. Slon приводит основные тезисы лекции в кратком изложении.
Когда и почему социология заговорила о мобильности? Сравнительно недавно. Долгое отсутствие интереса к предмету обусловлено в первую очередь тем, что на протяжении веков мобильность не была значимой составляющей человеческого опыта. Большинство людей жили всю жизнь там, где родились, причем это касается и интеллектуалов, философов, взять хотя бы Канта. Странствовать было затруднительно, хотя и возможно. У немцев есть довольно показательная поговорка: «Парень, который не странствовал, – все равно что девушка, странствовавшая много». То есть перемещения на большие расстояния могли быть интересным этапом, определенной планкой, но в основном люди вели оседлый образ жизни.
Заинтересовавшись проблемой мобильности однажды, социологи обнаружили там смысловые бездны. Так появился раздел социологии, занимающийся непосредственно мобильностью. Этим термином наука обязана Питириму Сорокину, русскому социологу и культурологу, в 1922 году эмигрировавшему из страны. Сорокин выделял два типа мобильности, горизонтальную и вертикальную. Первая – перемещение человека в пространстве, вторая – изменение его статуса при помощи социального лифта, такого как университет, армия или новое место работы. С этого момента социальные науки вплотную занимаются вертикальной мобильностью, горизонтальная же их мало трогает. Лишь изредка выдающиеся умы робко подходят к этому направлению. Прорыв в изучении горизонтальной мобильности связан с именем великого немецкого социального философа и социолога Георга Зиммеля, автора нескольких научных работ об отношениях человека с пространством. В статье «Социология пространства» Зиммель утверждал (весьма спорно, по мнению многих исследователей), что само по себе пространство никак не влияет на человека. Но своей деятельностью человек оживляет, активизирует его, наполняет культурным содержанием. Зиммель исследовал разные виды отношения человека к пространству и среди всего разнообразия выделял «солидарность с частью пространства». Это практики, привязывающие нас к определенной точке: посадить дерево, встретить возлюбленную, воспитать детей.
Поскольку жизнь менялась, возникали новые явления, связанные с мобильностью, к примеру, эффект попутчика: ситуация, в которой человек начинает беспрецедентно откровенно разговаривать в дороге с незнакомцем. Неожиданный разговор по душам демонстрирует интересный аспект воздействия пространства на взаимоотношения людей – они проявляют специфическую откровенность.
Уже не оседлость, еще не кочевничество
Современная социология высоко ценит труды Зиммеля, и, можно сказать, это последнее большое открытие социальной науки в этой области. На рубеже XX–XXI веков в социологии возникает новая парадигма социальной мобильности. До того господствующей школой была Чикагская, интересовавшаяся в основном средой, в которой существует человек. Чикагцы исследовали определенные роды мобильности, в частности внутригородскую: человек перемещается по городу, но в то же время он статичен. Это пример так называемого резидентного размещения – места дома, работы, где каждый из нас проводит значительную часть жизни.
Постепенно понятие резидентности начинает размываться, что связано с ослаблением пространственно-временных привязок человека к конкретному месту. Москвичи живут в Подмосковье, но львиная доля ездит на работу в столицу. Это резидентное размещение? Нет, их жизнь представляет собой постоянное перемещение, и в этом смысле тут мы видим социологический феномен: уже не резидентное размещение, но еще и не кочевничество. Места нашего пребывания и их названия постоянно перестают быть тем, чем мы их привыкли считать: каждое из них становится неким пунктом временной остановки.
Там ли мой дом, где я повесил свою шляпу?
Еще один феномен социальной мобильности – туризм, специфическое перемещение людей по миру. Давайте разберемся: что представляет собой человек, именующий себя туристом? Это, в сущности, вольный путник, чья цель – получить удовольствие от увиденного, нового, доселе неведомого. Только и всего. Но турист – это еще и тот, кто никогда не сможет испытывать чувства солидарности в отношении посещенных городов и стран. Мобильность делает его в них чужим. Специфическая особенность туризма – в отстраненности людей от места их пребывания. Примечательно, что турист приобретает уникальный перцептивный опыт, получить который можно только в путешествии, в непрерывном движении. При этом туризм имеет мало общего, скажем, с паломничеством. Эти типы перемещения в пространстве различаются именно в том, кем видит себя человек в странствии: вольным путником, путешествующим с целью получить удовольствие от эмоций, увиденного и услышанного, или же паломником, чья цель – обрести духовный опыт. Именно массовость туристического движения привлекла к себе внимание социальной философии и социологии. То же можно сказать и о следующем феномене современности: так называемой автомобильности.
Автомобильность как противоречивое явление современности
Удовлетворение транспортных потребностей привело не просто к гибридному сращению человека и машины, но и к возникновению специфического состояния, в котором мы не можем ничем заполнить определенные промежутки времени. В свою очередь, это стало причиной возникновения новой социальной среды. Для человека, находящегося в этой среде, характерны некие компетентные навыки взаимодействия с пешеходами и другими автомобилистами. Следует обратить внимание на то, что эти компетенции нельзя отнести ни к рабочим, ни к досуговым. Как следует оценивать такое времяпрепровождение? Показателен пример современных пробок с точки зрения культурологи: когда мы находимся в пробке, мы не делаем ничего, пребываем в промежуточном состоянии. И не важно, слушаете ли вы радио или же читаете книгу (так же, как если вы сидите в зале ожидания аэропорта). Что мы непосредственно делаем в пробке, в зале ожидания? Ничего, мы ждем. Наше первоначальное состояние – ожидание движения.
Иными словами, то, что должно было сделать вас мобильнее, не делает этого. Ожидание стало способом проживания мобильности, времени. Наша мобильность убивает наше собственное время, заставляя нас заполнять его различными занятиями. Вспомните, как вы идете в Duty free или читаете, но не потому, что вы так хотели, а потому что у вас нет выхода. В этом и заключается феномен противоречивой парадоксальности автомобильности.
С перспективой на будущее
Современный мир – это пространство сетей и потоков. Чтобы в нем наблюдать мобильность, вовсе не обязательно видеть движение. Это может быть, например, разговор по мобильной связи, отправка электронной почты. Почему мир стал мобильным? Причина очевидна: то, что раньше занимало значительный временной промежуток, теперь происходит очень быстро. Пространство сделалось куда менее значимым фактором.
Кстати, деньги тут играют важную роль: они компенсируют разницу в расстоянии, если вы, предположим, миллионер и хотите супчик из Парижа. Платите, после чего суп доставят самолетом с пылу с жару.
Возникает интересный вопрос: а мобильны ли мы? С одной стороны, да, потому что как наши мобильные устройства (телефон, планшет, ноутбук, плеер) движутся с нами, так и мы с ними. Но с другой стороны, повышаю нашу оперативность в передаче информации, они же заставляют нас оставаться статичными: современный журналист отправляет письма в редакцию, а не заносит рукописи. Мобильные средства связи, вызывающие всплеск интереса к новой воплощенной мобильности тела, заставляют нас оставаться на месте.
Таким образом, возникает ценность перемещения тела, а ведь тело само по себе требует движения. Возможность передвижения все отчетливее указывает на статус, чем когда-либо. Это значит, что парадоксальная мобильность преподнесет нам немало сюрпризов