Как бороться с народным мракобесием
Андрей Громов
Иллюстрация: Василий Перов. Паломники. На богомолье
Интеллигентская заносчивость, высокомерное презрение к бытовым проявлениям народного христианства – вещь, безусловно, неприятная и пошлая. Но в данном случае имеющая свои основания (забегая вперед, скажу – все-таки не слишком глубокие).
Ну правда ведь, очень трудно, даже при самом большом расположении, отождествить себя с этими людьми в очереди в храм Христа Спасителя к Дарам волхвов. Все это многокилометровое месиво из теток неопределенного возраста, лица которых не выражают не то что одухотворенности, а даже и стандартной благочестивости. А тут еще людей зачем-то загнали в загоны, между которыми почему-то необходимо передвигаться мелкими перебежками.
И зачем? Чтобы поцеловать реликвию сомнительного происхождения, которая в свою очередь должна дать что-то, излечить, помочь, обеспечить – то есть чистое язычество, причем самого вульгарного толка. Большинство людей, стоящих в очереди (на эту тему уже проведено множество опросов), и в церковь-то толком не ходят, не причащаются, а в Христа верят наряду с любой магией, про которую расскажет телевизор или соседка.
Все это принято сравнивать со Средневековьем, но в Средневековье отношение к христианству было куда более тотальным, деятельным и творческим. В том числе и в самом диком виде – немало случаев, когда средневековые обыватели убивали святого, чтобы его мощи остались в их городе или деревне. Но языческая дикость – это только одна сторона, другая – восприятие христианского чуда как совместного творческого акта, требующего твоего деятельного участия, отрешения, выхода за пределы привычной обыденности. Не просто прикоснуться к святыне, а пройти свой путь, изменить жизнь.
Чтобы получить чудо, средневековые обыватели срывались с места и шли многие месяцы в паломничество к могиле святого Иакова в Сантьяго-де-Компостела или в Рим. Люди по этим путям паломников шли десятками тысяч, по дороге чаще всего питаясь чем придется. Это был действительно путь и подвиг, по сути своей прямо обратный стоянию в очереди (тут тоже вроде лишения, но никакого изменения образа жизни, никакого выхода из себя и своего мира). Ну и, наконец, в Средневековье не было того самого стоящего в стороне образованного класса – в мистическом отношении к христианству все были едины.
Класс этот появляется веке в шестнадцатом, а по-настоящему становится массовым только в середине девятнадцатого. В это же время сформировалась новая структура общества. Человек более не был подвешен между жизнью и смертью: люди уже не умирали от голода и болезней целыми деревнями, большая часть людей, не умерших во младенчестве, стала доживать до 60 лет. У людей появилось куда больше частных интересов и частных потребностей. При этом жизнь обывателей по-прежнему была очень тяжелой и неустроенной. Все это приводит к всплеску народного христианства нового типа. Во-первых, страстное желание чуда связано уже не столько с вечной жизнью и вечным спасением, сколько с получением чего-то важного (здоровья, детей, денег, счастья) здесь, на земле. Во-вторых, основной силой этого нового народного христианства становятся женщины.
В частности, это результат начавшейся, но неразвившейся эмансипации. Женщины получили свою отдельную социальную функцию, свои частные потребности, свое право на счастье, но не получили самого счастья. Жизнь их крайне трудна и неустроенна, вокруг пьянство, болезни, грязь – им остро необходимо чудо. Здесь и сейчас. Они готовы ради этого на что угодно, на любые лишения, но не готовы изменить образ жизни, выйти за рамки себя и своей среды. Собственно, чудо нужно, чтобы стать счастливой в себе и в своем мире.
Со стороны образованного класса (а также некоторой мужской части обывателей) все это вызывало раздражение и презрение. Разумеется, все эти народные культы всячески поддерживались церковным и государственным официозом, что только усиливало отторжение и раздражение. Но заносчивость и высокомерное раздражение – вещи, как уже было сказано, неприятные и пошлые. К тому же не могло не возникнуть естественного сопереживания всем этим людям, которые страстно хотят быть хоть немного счастливее, которые хотят хоть как-то преодолеть невыносимую тягость жизни. А там, где возникает сопереживание, остается место, может быть, легкой иронии, но вовсе не презрению или раздражению.
Собственно, у нас с Дарами волхвов и прочими проявлениями народного мракобесия то же самое, только многократно усиленное нашими отечественными реалиями. В очереди к ХСС стоят не инопланетные зомби, а измученные неустроенной, тяжелой и глубоко не счастливой жизнью женщины. Их желание решить свои проблемы с помощью хоть Христа, хоть колдуна из битвы экстрасенсов, хоть биодобавок понятно и не настолько уж чуждо нам всем. Мы ведь тоже живем своей тяжелой и неустроенной жизнью, в той же стране, в тех же городах. Да, они в своем желании чуда могут быть агрессивны, жестоки и глубоко эгоистичны. Но могут быть трогательны и проникновенны. А главное – это все естественная реакция на тяжесть и неустроенность жизни.
То отчуждение, которое можно испытать, наблюдая за очередью в храм Христа Спасителя, – это чувство глубоко поверхностное и пошлое. Куда более пошлое и поверхностное, чем само народное христианство. Просто потому, что в нем нет ни сочувствия, ни сострадания, ни даже элементарного желания понять другого. Это не чуждая нам жизнь, это другая реакция на те же процессы, которые влияют и на нас.
По большому счету, эта очередь свидетельство вовсе не торжества путинской стабильности и всяческого укрепления духовных скреп, а прямо наоборот – тяжелый приговор драматичной неустроенности социальной жизни. И едва ли не в первую очередь именно обывательской.
Когда в Европе начала меняться структура жизни, когда она стала устроеннее и, в общем, легче, когда в результате эмансипации и феминизма изменилось положение и самосознание женщины – изменились и реалии народного христианства. В нем стало куда меньше оголтелости и языческих культов. Оно снова стало деятельным и творческим. Нет больше никакой пропасти и невозможности отождествить себя. Даже для стороннего умиления и сострадания уже практически нет причин. Народное христианство в Европе перестало быть столь уж внеположной силой.
Самое популярное паломничество Средневековья в Сантьяго-де-Компостела, несмотря на весь всплеск народного христианства, с XIX века находится в кризисе, который достигает пика во второй половине века двадцатого. Путем святого Иакова в 1985 году прошли 690 человек. Однако сегодня все изменилось. Сорваться с места, изменить привычный образ жизни, пройти свой путь, выйдя за рамки себя и своей жизни, – крайне востребованная христианская идея. В 2010 году этим путем прошли уже 272 тысячи человек. Самых разных.
