О разврате и духовных скрепах

Андрей Громов

Иллюстрация: Жан Пюсель. Иллюминированный манускрипт. 1345–1355

Начну, как это водится сейчас, с нетрадиционного секса. В чем на самом деле смысл всей этой борьбы с гомосексуализмом и его пропагандой? Как ни парадоксально это прозвучит, но я убежден, что дело тут именно в укреплении духовных скреп. Вопрос только в том, что это за скрепы? Или, точнее, скрепа.

За всей этой историей с борьбой за спасение наших моральных ценностей от разлагающего влияния Запада скрыт один не слишком очевидный, но крайне важный аспект. Москва, где сохраняются те самые ценности и основы, где даже в помине нет никаких однополых браков и гей-парадов, является одним из главных мировых центров гей-разврата. Не Лондон или Париж, не Амстердам даже или Берлин. А именно Москва.

В Европе, где гей-браки, гей-парады, где на улицах ходят за ручку однополые пары и даже целуются в парках и автобусах, где разрешена пропаганда гомосексуализма среди несовершеннолетних, с развратом дела обстоят очень не просто. А уж что касается секса с несовершеннолетними – вообще ужасно. Зато в Москве – в Москве все можно. Огромный рынок, и почти никаких ограничений, в том числе и по возрасту. Шестнадцать, семнадцать… да даже и пятнадцать, четырнадцать. Просто чуть дороже. Вместо скучной гей-жизни европейских столиц, которая вся на виду и скована социальными условностями (любовь, отношения, равноправие) – карнавал сексуальных возможностей на любой вкус.

И тут действительно нет никакого парадокса. Половые отношения – всегда комбинация сексуальной и социальной реализации. Причем поскольку люди живут и реализуются в обществе, то социальный аспект половых отношений становится крайне значимым. И естественно, если возможность социальной реализации совсем убрать из половых отношений, то резко возрастает значение непосредственного удовлетворения сексуальных желаний. Уже не ограниченных никакими социальными механизмами. Половая жизнь, выведенная за рамки социума, обречена либо на глубокую фрустрацию, либо на столь же глубокий разврат.

То есть все эти гей-браки, гей-парады и прочая пропаганда гомосексуализма – это как раз механизмы преодоления гей-разврата. И они реально работают. И, наоборот, запреты и вытеснение нетрадиционных сексуальных отношений за рамки социума – утверждение разврата. Системы отношений, где уже нет партнеров, а есть объекты, где координаты «хорошо – плохо» в значении «добро – зло» стираются. Нет никакого нравственного выбора. Нет добра и зла, нет никаких установлений. Есть только удовольствие и возможности его реализовать.

А теперь о главном. Разврат – это и есть та самая духовная скрепа.

Дело, разумеется, вовсе не в геях. По количеству обычных самых что ни на есть гетеросексуальных борделей на душу населения Москва уступает разве что Бангкоку. О чудесной стране, где налоги 13% и дают девочки и мальчики, по всему офисному миру давно слагают легенды. Впрочем, сексуальный разврат – едва ли не самый невинный вид разврата.

Что позволяет людям повсеместно садиться пьяными за руль или просто ездить по городу со скоростью 120–150 км в час? Что позволяет принимать воровство как норму поведения любого экономического субъекта, от руководителей крупнейших предприятий до девочки-администратора из косметического салона? Что позволяет судьям пачками выносить очевидно неправосудные приговоры, ломающие жизни конкретных людей? Что позволяет тратить неисчислимые миллиарды на зимнюю Олимпиаду в субтропиках?

Система координат «хорошо – плохо» в значении «добро – зло» во всех сферах общественной и экономической жизни стерта до неразличения, до отсутствия самого вопроса. Разврат вытесняет все связанное с нравственным выбором, а всех людей вокруг превращает в объекты. По сути дела, разврат – технология расчеловечивания, только основанная не на страхе, а на удовольствии.

И именно эта технология, в сущности, единственное, что связывает власть и людей в России. Это действительно настоящая духовная скрепа, на которой все держится. Если вдруг судьи начнут различать добро и зло, принимая личную ответственность за свои решения, то развалится не только «болотное дело», но вообще вся система судопроизводства и арбитража. Если воровство перестанет быть нормой экономического поведения, то разрушатся все экономические связи.

А потому едва ли не главная задача власти – всячески укреплять и поддерживать разврат как технологию расчеловечивания. И она с этой задачей блистательно справляется.

Впрочем, при всей привлекательности разврата категорический императив все-таки совсем отменить сложно. Но кое-как обмануть можно. Нравственность – это болеть за сборную России по спорту, называть себя православным, возмущаться гей-парадами и ни при каких условиях не танцевать в церкви. Ну а что до бессмертия души – есть, в конце концов, «Битва экстрасенсов».

http://slon.ru/russia/o_razvrate_i_dukh … 2651.xhtml

Питерская скрепа. Для подростков ввели комендантский час

04.12.2013, 15:06  Даниил Александров

Петербург был первым городом, где запретили «гей-пропаганду». Алкоголь здесь не продается с 10 вечера до 11 дня. Играть в снежки компанией больше трех человек здесь тоже нельзя. Танцевать на площади и ходить в театральном костюме по улице – тоже. Теперь вот это:

«К местам, в которых нахождение несовершеннолетних ограничивается, относятся:

1) улицы, стадионы, парки, скверы, транспортные средства общего пользования;
2) объекты (территории, помещения) юридических лиц или индивидуальных предпринимателей, которые предназначены для обеспечения доступа к информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" (в том числе интернет-кафе, интернет-клубы);
3) объекты (территории, помещения) юридических лиц или индивидуальных предпринимателей, которые предназначены для реализации услуг в сфере торговли и общественного питания (организации или пункты), для развлечений, досуга (в том числе, развлекательные комплексы, ночные клубы, бани, сауны), где в установленном законом порядке предусмотрена розничная продажа алкогольной продукции, пива и напитков, изготавливаемых на его основе».

По инициативе Виталия Милонова Законодательное собрание 4 декабря приняло в первом чтении закон, который фактически запрещает выходить из дома после 10 вечера тем, кому нет 18 лет, без сопровождающих взрослых (причем именно родителей, опекунов или официально назначенных сопровождающих). Исключение сделано для «Алых парусов» и Нового года.

Кроме того, ни с родителями, ни без «несовершеннолетним» нельзя бывать в барах и рюмочных, а также в секс-шопах.

Теперь за студентами вечерних факультетов, задержавшимися на семинаре, придется ездить папам или мамам. Иногородних, наверное, придется развозить по домам преподавателям.

http://slon.ru/fast/russia/piterskaya-s … 8943.xhtml

Почему возродятся региональные идеологии

Лола Тагаева

В прошлом году своеобразный тендер на розыск духовных скреп был объявлен не только для федеральных государственных и медийных структур. Довольно быстро задачу подхватили региональные администрации. Параллельно с этим процессом в некоторых областях идет и другой, гораздо более занимательный, – поиск региональной идентичности и своей, местной патриотической повестки.

То губернатор Алексей Гордеев внезапно заявит о каком-то «воронежском народе» и тут же получит возмущенный ответ о формировании сепаратизма от местных блогеров, то новый губернатор Владимирской области Светлана Орлова выступит с заявлением «Покупайте владимирское!», и ее сразу осадит премьер-министр Дмитрий Медведев: продвижение продукции исключительно местных товаропроизводителей может привести все к тому же «региональному сепаратизму».

Эти обвинения сразу же отсылают нас к  «родовой травме» построения жесткой вертикали власти в начале нулевых – борьбе с региональной  самостоятельностью, и, как следствие – идеологией, и к истории с подчинением губернаторов федеральному центру.

Борьба с региональным сепаратизмом

Запрос  на свои памятные даты, ценности и традиции – естественный для психики человека процесс самоидентификации. Однако постоянную апелляцию губернаторов к региональной идентичности можно рассматривать как политтехнологический прием. Способы формирования региональной идеологии, возникавшей в 90-е годы стараниями сильных губернаторов, были одни и те же: ставка на местный патриотизм, особую ментальность и роль региона в жизни страны. Практически всегда эти темы шли в связке с фигурой губернатора и апеллировали к солидарности с его деятельностью.

Яркий пример – возглавленное губернатором Свердловской области Эдуардом Росселем движение «Преображение Урала», просуществовавшее почти десять лет. Идеологию кратко можно описать как «Урал – опорный край державы, а Россель – лучший губернатор». Или вспомнить губернатора Краснодарского края Николая Кондратенко, открыто дерзившего федеральному центру и заявлявшего о региональной самостийности Кубани. Кондратенко одновременно культивировал бытовую неприязнь к «лицам нерусской национальности», нелюбовь к американцам и поддержку казаков,  когда это  еще не было модно.

Позже, когда региональным  блокам разрешили идти на выборы, возникла проблема: региональный патриотизм начал эффективно конкурировать с идеологическими построениями Кремля, а популярные и сильные губернаторы спорили с федеральным центром и формировали свои федеральные блоки, как  «Отечество – вся Россия», образованный из политических  структур мэра  Москвы Юрия Лужкова, президентов Татарстана, Башкирии и Ингушетии  соответственно – Минтимера Шаймиева,  Муртазы Рахимова и  Руслана Аушева, а также  губернатора Санкт-Петербурга Владимира Яковлева.

Централизация всей российской политики вылилась в запрет на региональные партии. «Отечество» и другие региональные объединения вошли в новосозданную «Единую Россию». Позже под предлогом усиления борьбы с терроризмом были отменены губернаторские выборы. Губернаторов, прошедших через избирательные кампании, становилось все меньше. На выборах  в федеральный или региональные парламенты губернаторы и партия власти «пристегивались» к рейтингу Путина.  Региональные идеологические платформы оказались попросту невостребованными.

Между «Ё» и церковью

В некоторых регионах губернаторы  еще до объявления президентом Путиным поиска «духовных скреп» осознали важность идеологической работы. Правда, для некоторых глав это стало скорее способом самовыражения, чем движением к обретению реальной региональной платформы.

Фото: ИТАР-ТАСС / Артур Рогов

Так, в поисках региональной самостийности администрация Морозова металась между открытием памятника букве «Ё», позиционированием  Ульяновской области как родины Ленина, музея СССР и даже культурной столицы содружества СНГ. Губернатор за последние пять лет  вводил в области  то День отца, то День зачатия: с 12 сентября в регионе стартовал девятимесячный марафон «Роди патриота», родившим полагался УАЗ «Патриот» –  машина Ульяновского автомобильного завода. Последние действия Морозова: предложение  подчиненным пересесть на автомобили марки «Лада» и УАЗ, скандальная замена во время акции «Тотального диктанта» текста Дины Рубиной как автора, «активно использующего в своих произведениях ненормативную лексику», на фрагмент из рассказа проверенного писателя-патриота Василия Пескова, журналиста «Комсомольской правды».

Есть  и другой пример. В Белгородской области уже почти двадцать лет существует и только крепнет авторитарно-православный режим губернатора Евгения Савченко. Словосочетание «Святое Белогорье» возникло еще в 90-е годы, и на сегодняшний день прижилось не только как название, пригодившееся одновременно и для твиттера белгородской митрополии, и для межфракционной депутатской группы по защите христианских ценностей, но стало также популярным синонимом для  названия области. Чем не исчерпывающее доказательство существования бренда региона?

Белгородская областная клиническая больница святителя Иоасафа

Любопытно, как областная администрация и епархия поддерживают культ именно местных святых отцов:  еще десять лет назад был открыт Духовно-просветительский центр имени святителя Иоасафа, областная больница носит его имя, а дети в школах пишут о нем рефераты. Кстати, именно Белгородская область была первой в стране, где появились уроки православия, возник «закон о духовной безопасности», моментально вызвавший скандалы: чиновники трактовали его буквально, запретили «тяжелую рок-музыку в стиле heavy metal» как пропаганду сатанизма и насилия, День святого Валентина, постановки современных драматургов.

Сам Савченко описывает происходящие в области процессы так: «Возрождая Православие на Белгородчине, мы укрепляем связь нынешнего и грядущих поколений с духовным опытом предков, нравственной опорой Святой Руси. Руководство области всячески поддерживает расширение сотрудничества органов власти, учреждений образования и культуры, семьи с Белгородской и Старооскольской епархией. На Белгородчине активно восстанавливаются православные святыни,  возводятся новые храмы, открываются воскресные школы. Считаю, что это наш священный долг – возродить то, что было утрачено, сохранить и развить духовную культуру населения, взошедшую на Православии».

Почему ситуация в Белгородской области особая и можно говорить о формировании региональной идентичности?  Здесь до сих пор есть сильный и популярный губернатор и связанный с ним персоналистский режим, построенный на последовательно выстроенной и устойчивой идеологической платформе: сильная административная власть, ведущая роль православной культуры, стабильное экономическое развитие, преимущественно за счет сельского хозяйства. Православие, самодержавие, плодородность.

Возвращение региональных идеологий

Сегодня губернаторам, желающим укрепить свои позиции, придется учиться у того же Савченко. Если рассматривать идеологию как предлагаемую сверху объединяющую систему ценностей, то в нулевых этой ценностью была поддержка курса Владимира Путина,  однако сейчас региональные режимы нуждаются в своих «скрепах».

Во-первых, нынешняя администрация президента заставляет региональные власти выигрывать выборы самостоятельно (связано ли это с невозможностью или все же нежеланием и дальше разрешать выезжать за счет рейтинга Путина, не так важно), но видно одно: местные администрации ищут другие опоры, отличные от той, которую дают федеральный центр и совместная с президентом фотография. Обращение к региональной патриотической повестке – это один из первых объяснимых и естественных ходов в избирательной кампании.

Губернатор Московской области Андрей Воробьев. Фото: ИТАР-ТАСС / Станислав Красильников

Во-вторых, вернулись выборы губернаторов,  пусть даже с учетом фильтров и подобранных технических кандидатов. Как только правила игры хотя бы немного меняются, губернатор вынужден выходить к людям и что-то говорить. Пример «крепкого хозяйственника»  Сергея Собянина, который не смог эмоционально вовлечь в свою кампанию и привезти на участки собственный электорат, довольно показателен. В Подмосковье избирательный штаб спокойно выигравшего выборы Андрея Воробьева начал работу с позиционирования  области не как придатка Москвы,  но региона-лидера с качеством жизни не хуже московского, а кроме того, с попытки объединения отдельных городов, не осознающих себя единым целым. Так возник  бренд «Наше Подмосковье».  Его использовали  и как слоган, и как губернаторскую программу. Насколько эти шаги были удачными, сейчас судить сложно: все-таки уровень конкуренции был несравним с московскими выборами, но было видно движение в сторону выявления хоть какой-то региональной самости.

В Воронежской области, о случае в которой мы говорили выше, тоже в этом году выборы губернатора, а Орлова сделала свое заявление за несколько месяцев до дня голосования. Недавно назначенный врио губернатора в Ставрополье Владимир Владимиров, которому этой осенью также предстоит пройти через выборы, уже обращается к «патриотам края». Через Ставрополье проходят миграционные потоки из соседних кавказских республик, и врио губернатора надо, с одной стороны, дать сигнал коренному населению о своей поддержке, с другой стороны, не вызвать гнев и обвинения в сепаратизме со стороны Кремля.

Впрочем, работа с региональными патриотическими темами губернаторами ведется не только перед выборами, но и в течение всего срока. Высокий рейтинг – один из аргументов в пользу глав регионов для федерального центра. Не решающий, как показали отставка популярного челябинского губернатора Михаила Юревича, и назначение врио алтайского Александра Бердникова, которому все эксперты предрекали увольнение из-за крайней непопулярности, но все же фактора, который нельзя сбрасывать со счетов.

Губернатор Воронежской области Алексей Гордеев через год после своего назначения, в 2010 году опубликовал  некий «манифест Воронежского лидерства», заявив, что «манифест – отправная точка пути, по мере движения по которому, уверен, каждый из нас по-новому осознает свои место и роль на Воронежской земле».

«Воронежское лидерство основано на уникальной специализации региона в глобальном пространстве, осознании своего места в России и мире. Мы не намерены ввязываться в подобие подзабытого соцсоревнования. Мы намерены занять свое собственное место в Российской Федерации, место уникальное и неповторимое», – говорится в тексте. Пиарщики администрации тут же написали незамысловатую схему достижения этого лидерства, технологически повторив все то же, что и губернаторы в 90-х годах.

Исторические традиции Воронежской области + лидер А.В. Гордеев + лидерский потенциал населения = формирование позитивного облика региона.

Правда, в отличие от 90-х все закончилось тем, что в Воронеже появился клуб «Лидер», объединяющий большинство бизнес-руководителей, регулярно встречающихся с губернатором, а сами идеи оказались подзабытыми, и теперь глава региона апеллирует к «воронежскому народу».

В 2012 году губернатор Краснодарского края Александр Ткачев возвращается к риторике губернатора Наздратенко, и кубанский регионализм снова возвращается в повестку. Апогеем стало заявление Ткачева о том, что казаки должны «выдавливать» из края кавказцев. Самого Ткачева можно видеть в казачьей папахе, а в области создана организация «За веру, Кубань и Отечество». На форуме с одноименным названием предложили объявить область территорией без абортов и гражданских браков.

Губернатор Краснодарского края Александр Ткачев во время парада Кубанского казачьего войска. Фото: ИТАР-ТАСС / Евгений Левченко

Регионы пока между молотом и наковальней: администрация президента опасается регионального сепаратизма, но, с другой стороны, требует самостоятельно выигрывать выборы. С учетом федеративного устройства государства, сильного отличия областей друг от друга  возвращение к региональным идеологиям неминуемо.  Начало  положено. Даже организация «Преображение Урала»  уже возродилась.  После неудачных результатов партии власти в Свердловской области в 2011 году тогдашний губернатор Александр Мишарин создал Бажовское сообщество, ставшее преемником движения Росселя.  Правда, Мишарина это не спасло от отставки. До Савченко им еще расти и расти.

http://slon.ru/russia/kak_i_pochemu_reg … 3882.xhtml

Русское поле экспериментов: почему «Новороссия» не станет государством «духовных скреп»

Андрей Перцев

«Новороссия должна не подтягиваться к России, – ведь у нее самой много недостатков и изъянов, большинство из которых коренятся в периоде прозападных и ультралиберальных по сути русофобских реформах 90-х, – но строить более русское, более искреннее, более живое и органичное общество – справедливое, героическое, духовное», – заявил не так давно философ и лидер евразийского движения Александр Дугин.

Вице-королевство Малофеевское

Идея интересная и занятная – в России государство «духовных скреп» только начинает строиться, слишком многое надо сносить, а в донецких степях его можно возвести сразу, без утомительной подготовки. Почему бы, в самом деле, «Новороссии» не стать таким русским полем экспериментов? В пользу этого свидетельствует и руководящий состав ДНР – премьер-пиарщик Александр Бородай писал в газету «Завтра» Александра Проханова, министр обороны Игорь Стрелков тоже сторонник национально-консервативных ценностей. Где Проханов, там и Дугин, рядом Изборский клуб, а от Изборского клуба и Путин недалече. Добавим к этой троице лидера Русского национального единства Александра Баркашова, который утверждает, что находится в Донецке, – вот и выросла бы кузница для ковки скреп. Не бизнес-проект, как Крым, а бескорыстные поиски «смыслов».

Скажем сразу – никакого эксперимента в Донецке, скорее всего, не получится. Хотя бы потому, что на одного условно-идеологизированного Бородая и условно романтика Стрелкова приходится больше десяти министров самопровозглашенной республики. Все, как на подбор, либо функционеры Партии регионов, либо украинские чиновники, неплохо вписанные в местную систему откатов, распилов и подрядов. Им идеологические эксперименты явно ни к чему – не для того революцию делали. Есть и другая причина: кажется, Кремль отчаялся получить новую территорию и постепенно не только отводит войска с границы, но и пытается остудить пыл диванных интернет-бойцов. По последней версии, финансирует донбасское ополчение патриотически-православный олигарх Константин Малофеев, надо думать, из желания стать вице-королем Новороссии, а Кремль как бы и ни при чем, руки его чисты: не проиграл, потому что за стол не садился. Рыцари без страха и упрека поехали по собственному желанию освобождать землю от хунты. Может, получится у них, а может, и нет: вот уже Игорь Стрелков заявляет, что житель в Донбассе не тот, потягивает пиво, а в окоп идти не желает. Градус патриотизма от всех этих сведений сильно падает, как и градус критики вмешательства в дела чужого государства. «Ах, Малофеев безобразил – ну ладно», – скажет кто с радостью, а кто с тихой горечью.

Один хозяин, один народ

А ведь контуры государства духовных скреп проглядывались отчетливо. Если, например, пару лет назад Александр Дугин был известен широким массам как адепт «добродетели бороды» и «великой котовости», то теперь это один из главных спецов по России на западных телеканалах, желанный гость Дмитрия Киселева (хотя еще в 2007 году Александр Гельевич прозорливо утверждал: «Путин – это Дугин»). Газета «Завтра» – почти официальный орган печати Дмитрия Рогозина, а Александр Проханов один из главных зримых идеологов власти – заседание его патриотического Изборского клуба рад видеть любой губернатор, и кто знает, не предпочтет ли президент в итоге Изборск Валдаю. Теоретически таким уважаемым людям могли бы выделить подопытную территорию.

Наверное, причина в том, что стройной картины общества и государства ни у Дугина, ни у Проханова, ни у Баркашова нет, разве что Дугин прямо предлагает «упразднить олигархию». Его «четвертая политическая теория» заключается в отрицании рыночного общества и универсализма прав человека. С позитивной повесткой у Дугина сложнее – трудно понять, например, что должно прийти на смену свободному рынку – плановая экономика или натуральное хозяйство. Теория силового блока более выстроена: философ, например, симпатизирует опричнине, которую неплохо было бы возродить. Идеальное дугинское государство должно находиться в постоянном противостоянии со странами Запада – цивилизацией моря, оплотом постмодерна и либерализма. Видимо, поэтому вопросы внутреннего его устройства не так важны и описываются философом в основном через отрицание – не должно быть того и этого. Остальное набросано штрихами – справедливое государство (причем со справедливостью не социальной, но божественной), которое может обращаться к элементам коммунизма и даже фашизма. Авторитетом в этом обществе должна стать религия – не факт, что православие – «чем древнее, тем лучше».

Примерно то же у Проханова, но поточнее: «русский народ сталинист, но душа его христианка», основа государства – монастыри и оружие, Сталин и Путин продолжают дела царей и императоров. Ориентиром для внутренней политики может стать Северная Корея, где государство, по словам Проханова делает каждого человека «гигантом». Вождь этого благословенного мира – «сверхчеловек». В одном из выпусков «Завтра», приуроченном к съезду партии «Родина», была статья под заголовком «Атомное православие» – термин этот использовался на полном серьезе и означал строй, при котором главным становится наука, занимающаяся разработкой вооружений, и религия.

Еще точнее выражается Александр Баркашов: оптимальна для русского человека монархия, но сойдет и национальная диктатура с сословно-национальным представительством.

Стихийные революционеры Новороссии мыслят в том же русле. Человек-Бабай называет Путина «царем», а о политике рассуждает так: «Партий, мне кажется, не будет вообще. Потому что, я так думаю, здесь просто будет народ сам властвовать. Будет один хозяин, который будет всем распоряжаться. Демократия вообще неэффективна. Я не хочу так жить. Чтобы какой-то полицейский, какой-то прокурор, какой-то судья решали мою судьбу. Кто они такие, чтобы решать мою судьбу? Никто».

Город солнца

На основании этих довольно скудных построений основывать государство все же можно. Возглавляет его «сверхчеловек» – желательно царь, а еще лучше епископ. Поначалу сгодится и регент с перспективой роста, диктатор, управитель, вождь, отец – мало ли названий. Он издает законы и указы, назначает и снимает с должностей, раздает подряды и выбирает поставщиков двора, казнит и милует, в идеале – проводит богослужения. Вокруг «сверхчеловека» – комиссары-опричники в камуфляже, с бородами, в очках «Рэй-Бан». Иногда они выезжают на местность, и там случается божественная справедливость. Парламент в таком государстве – штука лишняя, а может, даже и бесовская. То ли дело собор – по национально-сословному признаку, который периодически собирается и одобряет важные решения «сверхчеловека» – поход на враждебную Днепропетровщину или Запорожье.

Свободный рынок – пережиток капитализма, от которого нужно отойти, а способы заменить его есть разные. Плановая госэкономика, продразверстка – не зря создатели ДНР так много говорят о «национализации». Можно провести ее культурно: превратить все крупные предприятия в госкорпорации, мелкие магазинчики и мастерские объединить в тресты. Деньги – не самая важная вещь, скорее источник зла, их вполне хорошо заменяют продовольственные карточки.

Главные культурные учреждения – монастыри (точно по заветам Проханова). Интернет существует, но количество сайтов, на которые можно зайти, ограничено газетой «Завтра» и, например, порталом «Россия-3». Главные новости, конечно, с международных фронтов: Новороссия заключила договор с Угандой и Гамбией, а англосаксы этому пытались помешать. Процветают молодежные движения – от философских клубов, обдумывающих экспорт национал-консерватизма на Запад и Восток, до уличных команд, следящих за нравами в городах и селах.

Похоже на утопии эпохи Возрождения или антиутопии XX века. Вернее, было бы похоже. Судя по тому, что Новороссию уже представили проектом олигарха Малофеева и ничем большим, градус будут понижать и далее. Идеальным вариантом завершения красивого мифа было бы заявление премьера Бородая о построении «великой котовости» и его свержение теми же чиновниками из Партии регионов. Это было бы еще одним отличным доказательством, что Кремль тут совершенно ни при чем.

Автор – корреспондент ИД «Коммерсантъ»

http://slon.ru/russia/russkoe_pole_eksp … 0803.xhtml

Западных ценностей не существует, а духовные скрепы – от обиды

Ксения Иванина

В течение последних лет в российском обществе идея создания собственной идентичности, следования своему «особому пути», построенная на противопоставлении России европейским государствам и США, стала очень распространенной. О том, как возникают ценностные конфликты, в чем они на самом деле заключаются и как влияют на качество жизни граждан, рассказала Ирина Соболева, преподаватель кафедры теории политики и политического анализа факультета прикладной политологии Высшей школы экономики, на открытой лекции в культурном центре ЗИЛ. Slon приводит сокращенный вариант лекции.

Западные ценности – это некая идея, фантазия. Есть распространенный стереотип, что западные ценности – это демократия плюс права ЛГБТ. На самом деле «западных ценностей» нет, но этот концепт существует во всех странах, кроме собственно западных. Недавно я разговаривала с одной девушкой, лесбиянкой из Норвегии, рассказывала ей о некоторых особенностях поведения российских граждан, упоминая термин «западные ценности». Она долго пыталась понять, о чем я говорю, потому что не знала, что это такое. Я объяснила, что в российском дискурсе есть такое понятие и что ее ценности для россиян – западные.

Ценности могут быть индивидуальными и общекультурными, духовные скрепы и западные ценности относятся к категории общекультурных. Индивидуальные и групповые ценности предъявляют некие запросы к власти. Например, я хочу, чтобы власть в государстве была патерналистской, чтобы у меня не болела голова о том, на какие деньги жить в декретном отпуске, ведь я работала и платила налоги, значит, у меня должен быть гарантированный доход. Или же, напротив, я желаю все заработанные деньги оставлять себе, чтобы государство не вмешивалось в мои дела и просто обеспечивало инфраструктуру и безопасность. Запросы, которые определяют качество жизни населения, зависят от ценностей, принятых в обществе.

Больше национальных достижений – меньше нетерпимости к другим

В России существует публичный дискурс о том, как мы не любим Европу, но данные социологов подтверждают как раз обратное. Казалось бы, существует вечное противостояние России и США, но половина населения России относится к Америке позитивно. Дело даже не в США, а в той стране, которая испытывает какие-то чувства в отношении другого государства. Запрос на уникальность, желание отмежеваться от западных ценностей и показать, что мы особенные, обычно исходит сразу и от элиты, и от населения. Человек может по-разному любить родину и по-разному не любить другие страны. Одни любят родину в целом, другие – только русскую музыку, например. Если взглянуть на статистику, то окажется, что от характера любви к родине зависит и нелюбовь к прочим государствам. Люди, довольные конкретными достижениями родной страны, не выказывают нетерпимости к другим; те же, кто любит абстрактный образ родины, ее, нетерпимость, демонстрируют. Если человек любит Россию в целом и не может сформулировать, за что именно, ему с большой долей вероятности будет активно не нравиться чужая страна.

Чем выше уровень образования, тем меньше переживаний

Нелюбовь к Западу и, наоборот, преувеличенная любовь к духовным скрепам зависят от уровня образования. Чем он выше, тем меньше у человека проблем с ценностными разрывами, он куда менее остро переживает, что какая-то страна сильнее его родины, и концентрируется не на агрессии, а на осознании практических расхождений. Количество же образованных людей зависит от экономического благосостояния страны. Два человека, живущие в экономическом плане одинаково, с одинаковым перечнем внутренних и внешних угроз, могут сильно различаться в аспекте ценностей выживания и самовыражения. Процесс секуляризации происходит в тот момент, когда общество начинает отказываться от идеи бога, увеличивается количество тех, кто говорит, что в бога верит, но церковь посещает нерегулярно. В любой стране среди более образованных слоев населения влияние религии снижается, и возрастает роль самовыражения. Это универсальный тренд.

Однако наши духовные скрепы не связаны напрямую с экономическим положением человека. Особый путь России выражается в том, что здесь работает очень странная связка между гордостью за страну, ее статусом и субъективным благополучием человека. Есть спросить человека, как он себя чувствует, счастлив ли, то он честно ответит, что несчастлив, потому что нет квартиры и работы. Если эти же вопросы задать в контексте разговора о любви к родине, ответы будут совершенно другими: опрашиваемый скажет, что у него все отлично и страну свою он любит.

А сколько стоит ваш телефон?

Есть пять ценностных критериев, по которым сравнивают население разных стран:

обладание властью или богатством;
достижение;
самостоятельность;
конформность;
отношение к традициям.

Внутри страны все, конечно, варятся в патриотическом дискурсе, но если сравнить население России с населением других стран, то выяснится, что по критерию ценности власти и богатства наши граждане обогнали в Европе всех! Что это означает? Россия на первом месте по числу людей, для которых приоритетно то, сколько стоит твой телефон, крутая у тебя машина или нет, нашел ты себе симпатичную девушку или она так себе. В России люди, как и до распада Советского Союза, считают, что самое главное в человеке – это его внешняя оболочка. По тому, насколько важен критерий самостоятельности для населения, Россия третья с конца. Конформность и традиции тоже не сильно волнуют наших граждан.

Особый путь как последний оплот достоинства

По статистике, проживающие на постсоветском пространстве так же недружелюбны к мигрантам, как и представители некоторых стран с традиционной исламской культурой. Существуют четыре мотива, заставляющие народ остро желать защитить свою идентичность.

1. Традиционные ценности. Из-за того, что в России модернизация проводилась сверху, очень форсированно, насильственно, люди не отказались от прежних ценностей – они были не готовы к этому. К слову, в советское время свершилась радикальная смена политического курса, а слома ценностей не было. Наивные материалисты полагали – если создать подходящие внешние условия, люди изменятся сами, но все оказалось гораздо сложнее. Внешние условия были созданы, но люди сжались, закостенели, им было неприятно, что их ломают, поэтому в России не преодолели то, что другие страны пережили довольно быстро: там модернизация происходила по запросу снизу, в России же не было запроса на демократию, как и на отказ от бога. Поэтому люди все еще живут с традиционными ценностями.

2. Антиглобализм. Неприязнь к США и к Европе очень распространена в странах третьего мира, потому что с приближением глобализации начинает распадаться национальный суверенитет. В массе регионов идет «утечка мозгов», и в этом тоже играет свою роль глобализация. Очень многие страны тяжело переживают экономическое и региональное неравенство: одни регионы развиваются за счет внешних связей, иностранных кадров, которые приезжают к ним и внедряют новые технологии, другие остаются на периферии. Чем сильнее это неравенство между регионами, тем больше агрессии и желания найти особый путь. Люди держатся за это как за последний оплот чувства национального достоинства.

3. Антиимпериализм. Часто звучит такой вопрос: если США ведут себя как империя, почему же нам нельзя? В политологии есть понятие «теория демократического мира», которое означает, что демократии воюют не друг с другом, а с автократиями. Также есть предположение, что демократия в мире существует только благодаря усилиям Европы и США, а в других странах ее никогда без вмешательства бы не возникло. На самом деле это не так, влияние извне становится статистически значимым только в том случае, когда внутри страны уже начался демократический процесс. Нельзя просто так прийти и сказать: «Привет, ребята, мы будем делать у вас демократию».

4. Биополитика. Термин ввел Мишель Фуко. У нас теперь нельзя курить в барах, нельзя пропагандировать гомосексуализм детям, а еще хотят законодательно запретить аборты, сделать их недоступными большинству женщин. С течением времени власть меняет техники управления населением. Например, паспорта, перепись населения связаны с тем, что над нами контроль осуществляется уже по факту того, что нас переписали. Но паспорт и желание препятствовать возможности делать аборт работают по одной и той же логике управления.

Чувство обиды сильно выражено у пожилых людей, потому что молодые специалисты их вытесняют, у людей с низким достатком и жителей периферии. Личная проблема человека конвертируется в мысль о том, что все в целом плохо и виновата в этом какая-то другая страна.
Политологам очень скучно жить, потому что в мире редко происходят события, не имеющие аналогов. То, что граждане переживают очень эмоционально, с болью или с радостью, политологи воспринимают спокойно, потому что для них случай не уникален, ведь все происходит по универсальным политологическим законам. 

http://slon.ru/calendar/event/1108538/

Иван Давыдов

Есть такое модное развлечение: искать в прошлом намеки на настоящее, улавливать совпадения, вплоть до детальных, прикидывать, например, подобен ли наш президент царю Соломону мудростью или превзошел его? И куда мы летим (или катимся – глагол здесь дело вкуса) – в славный семнадцатый век или сразу в пещеру?

Так вот, прошлое не становится настоящим, история сама себя не цитирует. Но это не мешает настоящему, оставаясь собой, проваливаться в прошлое. И я попробую на простых примерах разъяснить, как такое возможно.

Как мутируют скрепы

Тема возвращения крепостного права нет-нет, да и возникнет, то в речах людей уважаемых, то в пасквилях хулителей нашего режима, наилучшего, разумеется, из возможных. На неделе, например, Валерий Зорькин, глава Конституционного суда, отметился, высказавшись с предельной прямотой: «При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации». А до него еще Никита Михалков – мужчина благородных кровей – произносил нечто подобное. И вообще список можно длить.

При этом и граждане, тоскующие по славным временам крепостного права, и граждане, которые боятся его возвращения, ожидаемо смотрят назад. В девятнадцатый век, а то и в семнадцатый. Оно вроде бы и неудивительно, если учесть, что главным источником знаний россиян о мире скоро снова станет Домострой, полезная, кстати, и увлекательная книга, настоящий компендиум традиционных ценностей, где рассказывается доходчиво и о том, как рыжики солить на зиму, и о том, как правильно бить детей.

«Наказывай сына своего в юности его, и упокоит тебя в старости твоей, и придаст красоты душе твоей. И не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочь у тебя, и на нее направь свою строгость, тем сохранишь ее от телесных бед. <…> Любя же сына своего, учащай ему раны – и потом не нахвалишься им. Наказывай сына своего с юности и порадуешься за него в зрелости его, и среди недоброжелателей сможешь им похвалиться, и позавидуют тебе враги твои».

Нет, это определенно полезная книга.

Всем, кто о  крепостном праве рассуждает, видятся картины идиллические: бескрайние поля, и в них поселяне, заготовляющие для доброго барина брюкву. Сенные девки, конюшни, тройки, прочая романтика. И, разумеется, в порядке обязательном жалование отличившихся бояр селами и людьми.

Но ведь время меняется, на самом деле и ждать точного повторения картин исторических не стоит. Тут главное не в том, что одни называются барами, а другие – рабами, и даже не в том, что одни другим принадлежат, и факт этот закреплен юридически.

Вы разве, наблюдая за выборами, на которых победителей выбрали заранее и без вас, не понимаете, кто кому принадлежит? Неужели непременно для того, чтобы это понять, нужны купчие крепости? Рассматривая фотографии дворцов верных людей государевых – увлекательное же занятие, согласитесь, – не понимаете, кто у кого работает на барщине? Читая не лишенные остроумия статьи о так называемом «законе Ротенберга» (от которого Ротенберг, как известно, открестился, именно потому, что он-то устройство русского мира понимает отлично и знает, что для компенсации из бюджета любых потерь персонально ему никакие специальные законы не нужны), не догадываетесь, кто кому платит оброк?

Обычного человека, конечно, не прикрепляют в наше просвещенное время к земле в буквальном смысле, хотя и такие идеи высказывались. И на съезжей не порют (как будто без того полицейские в участке не могут при необходимости так этого самого обычного человека изувечить, как никаким палачам времен былых не снилось). Но при этом достаточно просто внимательно оглядеться вокруг, чтобы сообразить, что разговоры о возрождении крепостного права – они не про будущее, а про настоящее.

http://slon.ru/russia/moi_pyat_kopeek_m … ge=1#pager