«Надоело быть быдлом» – опасная фраза»
Социолог Сергей Белановский рассказывает, как протестные настроения в России соотносятся с ростом гражданского общества
Протесты 02.03.11 | 13:05
Сергей Белановский – социолог, директор по исследованиям «Центра стратегических разработок». Автор книги «Дедовщина в армии»; написал два учебника, посвященных описанию методов социологического исследования: глубокого интервью и фокус-групп. Занимается исследованиями по проблемам молодежи, экономики и другим темам. Недавно опубликовал в своем блоге текст, где утверждалось, что в России растут антивластные настроения. Slon.ru расспросил Белановского, кто именно протестует против вертикали, и какие перспективы у гражданского активизма в нашей стране.
– Как вы оцениваете последние результаты исследований ФОМа, которые выявили рост протестных настроениях россиян?
– Формулировки вопросов бывают разные, поэтому результаты могут отличаться, но действительно, есть такая тенденция роста. Это связано с тем, что раньше, участвуя в соцопросах, люди отвечали, думая не только о своем настоящем, но и о перспективах. Но ждать можно долго, однако не бесконечно. В начале 2000-х и последующие годы страна довольно быстрого выходила из кризиса 1998 года, были заметные улучшения. Население связывало это с Путиным, хотя реально его роль была минимальной. Но у людей сформировались позитивные ожидания.
– То есть ожидания сформировались, но не оправдались?
– Да, во многих аспектах: в узком плане все больше говорят о коррупции, а в более широком – что «нет в стране порядка». Проблемы все те же, что и раньше, ничего в комплексе не поменялось. На это наложился кризис, который сильно ударил по населению. Правда, в самом начале люди восприняли кризис довольно лояльно: мол, это вещь объективная, пришла извне, а Медведев и Путин стараются сгладить его последствия. Люди говорили это еще 2009 году. А сейчас, как мне кажется, утрата этой веры. Когда власти начинают ужимать бюджетные расходы на медицину и образование (или ведут подготовку к этой мере), население сразу чувствует это. Поэтому ФОМ показывает заметный рост протестных настроений.
– В какой среде растут наиболее быстро протестные настроения?
– Я думаю, что это, с одной стороны, средний класс, а с другой – люди ниже среднего класса, может быть, рабочие, но не только они. Людям «надоело быть быдлом» – эту фразу я слышал уже очень много раз в разных регионах страны. Мне кажется, что это симптоматичная и опасная фраза. Неудовлетворение связано с несколькими вещами.
Во-первых, у нас много людей образованных, которые живут плохо, но главное в том, что люди, обладая более высокой квалификацией, все больше озабочены будущим страны, то есть судьбой своих детей, которые подрастают. Они видят, что у них просто не будет возможности получить достойное образование, которое поможет им реализоваться в жизни. Средний класс – были такие исследования – например, больше всего пользуется услугами репетиторства. Но это связано не только с тем, что их ребенку нужно что-то вызубрить и поступать в вуз, но и с тем, что эти люди берут на себя функцию образования.
Вторая социальная группа – условно, рабочие, но трактовать нужно шире, потому что персонал в торговых сетях работает не в лучшем положении и его тоже можно назвать рабочим классом. Трудно сказать, почему так сложилось, но вот у среднего класса больше социальная защищенность – в силу образованности, сил для противостояния. С ними даже в милиции вежливо разговаривают. А в среде рабочих менеджмент или собственники ведут себя просто по-хамски, не могут организовать нормальный производственный процесс, а это сказывается на работниках, на их зарплате и рабочих местах. Отсюда такие настроения.
– То есть, они на своем опыте осознали проблему коррупции?
– Не стоит расширять термины. Низкая зарплата сама по себе – не коррупция. Но если, как люди предполагают, собственники имеют связи с чиновниками, то коррупционная составляющая тут есть. Низкие зарплаты и плохие условия труда сами по себе не являются коррупцией. Но обжаловать в судах или иных органах власти они не могут, считают бесперспективным.
– А чье недовольство серьезнее: среднего класса или таких, небогатых людей?
– Я думаю, что это два кластера с размытыми границами. Но в случае дестабилизации обстановки – и, как мне кажется, этот процесс как раз сейчас начался – эти два кластера будут взаимодействовать. Если рабочий способен на забастовку, то образованный способен написать жалобу, судебный иск и проч. Поэтому я уверен, что взаимодействие будет.
Но если мы говорим пока о самом первом моменте, если вопрос будет решаться голосованием, то численно все-таки преобладают те самые рабочие люди. Конечно, у нас есть модернизированный слой населения – еще в советское время он появился А есть немодернизированный слой общества, у которого свои собственные представления, другие.
Модернизированный слой – это не более 15% от всех россиян. И вот если немодернизированных расшевелить (хотя это маловероятно пока), то, если будут выборы, то в их требованиях экстремизма будет не меньше, чем в провинциальных рабочих городах. Есть, конечно, еще сельское население. В селе возможностей для консолидированных действий меньше, чем в плотно населенном городе.
– Если посмотреть на население под другим углом на зрения, что касается такого слоя, как молодежь, какие настроения есть у нее? Произошли ли изменения за последние год–два?
– Я допускаю, что протестные настроения у молодежи действительно возрастают в какой-то степени. Как ни странно, это возникло недавно, но пока просто нет исследований, которые бы показали бы это. А если они и есть, то, скорее всего, засекречены. Социология сейчас сильно засекречена, даже по сравнению с советскими временами. Предстоят выборы 2012 года, с этим связано очень много неопредленностей и рисков. Наверное, у власти свои мотивы скрывать социологию. Я уверен, что в молодежной среде происходят серьезные изменения, но подкрепить свои слова каким-то исследованием, увы, не могу.
– Что касается процесса консолидации граждан («Синие мигалки», волонтерство и проч) – это активный процесс становления гражданского общества? Почему именно сейчас?
– Гражданское общество как понятие появилось еще в СССР. Но термин этот уж очень политкорректный. Я всегда задавал вопрос, а фашисты и криминал – это тоже гражданское общество, националистические группы – тоже гражданское общество? Мой коллега Симон Кордонский, кстати, так прямо и говорил, что криминал – это и есть наше гражданское общество. Этот термин пришел с Запада, где устойчивая демократия, но меня смущает присутствие в этом термине какой-то благонамеренности. Ведь экстремистские группы – это тоже гражданское общество. Поэтому я не могу ответить на этот вопрос. Конечно, у нас много интересных правозащитных групп, например, «Сутяжник» из Екатеринбурга. Но все-таки российское общество в основном атомизировано, мало охвачено какими-то структурами. Но процесс их интеграции, конечно, идет. Во что он выльется и какие из групп окажут максимальное давление на общество в конце концов – это большой вопрос.
– Отчего зависит скорость образования гражданских групп? Например, борьба с мигалками – это же ответ на действия государства.
– Я думаю, что крах советской системы, да и 90-е и нулевые несли в себе настолько резкие перемены, что люди деморализовывались. А чтобы самоорганизоваться, надо понимать, где ты находишься и кто ты. В 90-е годы во многом не было этого понимания. Кроме того, экономические проблемы рождали депрессию у людей. И это было массовое явление, это даже фиксировалось в самоубийствах. Но время проходит, и люди начали осмыслять ситуацию (кстати, разные группы по-разному). Плюс у людей появляется организационный ресурс – интернет. Он может стать катализатором.
– А если не говорить о группках, которые создаются ради революций, а о гражданах, которые заботятся о том, чтобы жизнь в их стране стала лучше без скрытого политического умысла?
– Да, они не помышляют о революции, но рано или поздно они могут сыграть в ней определенную роль, даже если сейчас не ставят политические цели перед собой. Кроме того, ими могут воспользоваться профессиональные политики. Я считаю, что эти процессы самоорганизации в обществе идут. Куда они нас приведут – это другой вопрос.
– Если рассматривать гражданское общество в целом, учитывая националистические группировки, куда мы движемся?
– Моя гипотеза в том, что сейчас в обществе происходит процесс снижения легитимности существующей власти. Вот уже возникло народное творчество на тему о том, что «народу надоело быть быдлом». И неспроста это охватило всю страну, в первую очередь немодернизированный сектор, который численно преобладает. Поэтому я считаю, что это все может плохо кончится: настроение народа ухудшаются, а у государства все меньше и меньше возможностей изменить что-то. И может найтись человек типа Жириновского, который просто будет манипулировать людьми. Такой человек может дестабилизировать обстановку в стране больше, чем наша сегодняшняя власть. Недостатки у современной власти есть, но надо отдать ей должное: нельзя сказать, что она совсем уж, как говорится, руки распустила. Вот в Украине многие ругают Тимошенко, но она хоть и популист, но очень умная женщина и квалифицированная, хотя тоже может всяких дел натворить. Но я опасаюсь, что если к власти придет человек из народа, у него не будет такой же осторожности, как у нынешней власти. Он может просто начать «махать шашкой», а это будет уже серьезно.
– Доверия между людьми становится больше или нет?
– Мне сложно ответить на этот вопрос. Но приведу пример из личной практики. Я сам три раза давал достаточно крупные суммы денег взаймы своим знакомым и ни разу не получил своих денег обратно. Даже через суд не получилось, хотя у меня была правильно оформленная расписка. Естественно, я не буду больше давать взаймы, потому что у меня был негативный опыт.
Такие случаи уменьшают степень доверия, это касается не только меня. У нас нет механизма разрешения таких споров между людьми. Суд не поможет. При отсутствии законов, регулирующих отношения между людьми, состоящих в гражданском браке, доверие между людьми тоже падает. Далее, если нет уверенности в том, что контракты в бизнесе будут соблюдаться, то доверие между экономическими единицами тоже падает. Поэтому если на свете есть страны, в которых культура держать данное слово выше, нежели чем у нас, то у них и экономика будет развиваться успешнее. Наверное, раньше это и у нас было, до 1917 года. Слово купеческое у нас высоко ценилось, но советский период, конечно, разрушил связи между людьми и этические принципы, на которых все держалось.
– Как вы относитесь к самоорганизации граждан по интернету. Это серьезно?
– Конечно, интернет перевернул нашу жизнь. Он дал разнообразные возможности для общения и самоорганизации. Но, подчеркну, такие процессы могут нести самый разнообразный характер. В СССР любили выражение «качать права», вот это «качание прав» будет развиваться все больше, в том числе и благодаря сети. Но я еще раз хотел бы упомянуть екатеринбургское правозащитное общество «Сутяжник». Во-первых, надо отметить, что им никто не угрожает, их не преследуют. Общество работает вполне легально. Студенты-юристы охотно идут туда на практику, а после их охотно берут на работу в крупные фирмы, признавая квалификацию. Но «Сутяжник» – это единичное общественное объединение. Что касается Навального, то у меня ощущение, что тут есть все-таки политический подтекст. Хотя мысль «качать права» сама по себе – правильная. Я только боюсь, что может возникнуть ситуация, когда правовые аргументы никому не будут нужны. Если дойдет до того, что камни полетят в здание какой-нибудь администрации, то будет уже не до них.
Светлана Романова
