Истоки противостояния
Россия всегда была частью европейского мира, в отличие от СССР
Андрей Зубов
Vedomosti.ru
09.06.2014
После нападения Германии в июне 1941-го СССР стал членом антигитлеровской коалиции. Коалиция победила, но в мирных условиях просуществовала очень недолго
Фото: U.S. National Archive
И западные, и отечественные специалисты в области политических наук часто говорят об устойчивых факторах российской внешней политики, обусловленных ее цивилизационным своеобразием и географическим положением. Это не новая тема (см., например, статьи Wohlforth, W. The Russian-Soviet Empire: A Test of Neorealism, 2001; Rieber, A. How Persistent Are Persistent Factors, 2007). Как и во многих иных областях гуманитарного знания, факторный детерминизм соперничает с принципом свободы воли объектов исследования.
Огромные пространства и протяженные легко преодолимые границы, вдоль которых обитают инокультурные, часто в недавнем прошлом кочевые народы, низкая плотность собственного населения — все это, казалось бы, должно создавать устойчивое убеждение в головах русских людей: моя страна — окруженная врагами крепость. И действительно, так думает ныне большинство россиян, так утверждают политики, так провозглашают с телеэкранов. Для России, полагают исследователи, это естественная форма мировидения.
В крепости понятно: чем дальше вынесены линии ее обороны, тем безопаснее. Отсюда постоянное раздвигание границ Россией. Желая защитить свой «хартленд», расположенный между Днепром, Волгой и Невой, русские дошли до Тихого океана, Аляски, Памира, Евфрата, Вислы, Ботнического залива. Но и этого оказалось мало. В ХХ в. зона безопасности СССР прошла по Центральной Европе: к западу от Берлина, Праги, Будапешта стояли советские войска. Стояли они в Монголии, находились и на Кубе, во Вьетнаме, в Афганистане. Поэтому, когда вся эта сложная система фортификации, воздвигнутая вокруг России большей частью против воли самих нерусских народов, рухнула в 1989-1991 гг., русские почувствовали себя неуютно и при первой возможности начали отстраивать вновь линии своей обороны. В этом контексте вполне понятна болезненная реакция г-на Путина на украинскую революцию 2013-2014 гг. и перспективу ухода Украины из системы обороны России в систему противостоящей России военной группировки НАТО. Воспитанные со школьной скамьи, если не с колыбели, в мысли «наша Родина в кольце коварных врагов», г-н Путин и его соратники по управлению Россией просто не могли допустить отпадения Украины, ведь Харьков, Донецк, Крым — это не дальние подступы, это угловые башни самой русской цитадели. Вот поэтому Крым захвачен Россией, а на востоке Украины ведется война. И с интересами России надо считаться. Иначе зона нестабильности распространится по всей Северной Евразии. Все это звучит убедительно. Но в действительности бесконечно далеко от жизни.
Россия — часть европейского мира
События многовековой давности — нашествия печенегов, монголов или рыцарей-крестоносцев — вряд ли могут быть аргументом в современной политике. Да и в те времена Древняя Русь вовсе не была осажденной крепостью — она управлялась князьями из Скандинавии, получала епископов из Византии, активно торговала с ганзейскими городами Балтии, а через систему династических браков была связана со всей Европой вплоть до Франции. Русские купцы, монахи и аристократы прекрасно находили тогда общий язык со своими зарубежными коллегами.
Тем более в XVIII и XIX столетиях Российская империя почти все время была в широких европейских коалициях. В 1815 г. по инициативе русского императора Александра Павловича возникла коалиция держав, получившая имя Священный союз. Первоначально в нее вошла Австрийская империя, Пруссия и Россия. «Вступившие в союз монархи согласились <...> соединиться узами неразрывного братства и оказывать друг другу во всяком случае, во всяком месте взаимную помощь и доброжелательство, подданных же своих считать как бы членами одного семейства и управлять ими в том же духе братства для сохранения веры, правды и мира». Священный союз осуществился во многом потому, что тогдашний ведущий слой русского общества был совершенно европейским по своей культуре, стилю жизни, мировоззрению и даже языку. Новинки германской науки и философии, французской поэзии, итальянской архитектуры тут же воспринимались русским обществом как свои. Для многих аристократических семей Париж, Лондон, Турин, Мюнхен были не менее родными, чем Москва или Нижний Новгород. «Какой писатель нынче в моде? — Всё d’Arlincourt и Ламартин. — У нас им также подражают <...> Дай Бог чтоб просветились мы!» Международная интеграция хорошо удается тогда, когда интегрированы общества или по крайней мере их культурная, ведущая часть. Золотой век русской литературы — лучшее свидетельство успеха этой александровской интеграции.
В конце XIX столетия начал складываться новый международный союз, получивший со временем название Entente cordiale — «Сердечное согласие» — Антанта. В 1891-1893 гг. он был заключен между Россией и Францией, в 1904-1907 гг. к нему присоединилась Британская империя. И тот и другой союзы были равноправными — в них не было «друзей поневоле». Священный союз предполагал объединение всей христианской Европы — этого не получилось. Антанта с самого начала замысливалась для противодействия возможной агрессии со стороны Германии и ее союзников. Таковы были реалии: Европа в XIX — начале XX в. оставалась разделенной на конфронтирующие группировки. Но Россия старалась быть внутри одной из группировок и больше всего на свете боялась противостать всей Европе. Такой опыт был. Потерявший связь с реальностью император Николай I закрыл Россию, а спор о ключах храма Воскресения в Иерусалиме умудрился в 1853 г. превратить в войну со всей Европой. Результат известен: Россия понесла тяжелое поражение. Вторым аккордом этого противостояния стало поражение дипломатическое — в 1878 г. Россия потеряла большую часть плодов своих побед над Турцией на Берлинском конгрессе.
В результате именно Александр III, известный своим mot, что единственные союзники России — ее армия и флот, вынужден был пойти на «сердечный союз» с республиканской Францией — иначе внешнеполитические перспективы Российской империи становились крайне неблагоприятными. И выбор императора был поддержан большей частью русского общества. К тому времени несравненно большая, нежели в начале XIX в., часть русских людей была интегрирована в общеевропейскую жизнь. Далеко не одни дворяне, но и множество разночинцев в 1890-е гг. путешествовали по Европе, получали общеевропейское школьное и университетское образование, участвовали, как бы мы сказали сейчас, в международных хозяйственных и культурных проектах. Для всех этих людей было несомненно, что Россия — это часть европейского мира и ее углубленная интеграция в этот мир воспринималась как само собой разумеющийся процесс: сегодня — университет в Гейдельберге или Оксфорде, завтра — парламентаризм, как в Германии или Англии, и уж конечно — система международных союзов и договоров на равных.
Идеологическое противостояние
Всё трагически изменилось после захвата власти в России большевиками. Большевики вовсе не были на первых порах изоляционистами. У них тоже был мировой проект, что нашло отражение в государственном гербе СССР: земной шар под серпом и молотом. Более того, в этом мировом проекте российские большевики первенствовали и желали вести мир за собой. Беда в том, что большевистский проект противопоставлял себя всей европейской цивилизации и культуре. Он желал создать новый мир без балласта старой религии, социальных и культурных отношений. Свой мировой проект большевики противопоставили традиционному миру и через Коминтерн старались объединить своих сторонников — пролетариев — повсюду от Японии до Англии и повести их в последний и решительный бой против мира старого. Не вышло. К середине 1930-х гг. коминтерновский проект лопнул. Большинство населения Европы предпочли коммунизму или старый парламентский либерализм, или корпоративный фашизм. В любом случае европейские народы не стали брать пример с русских большевиков и свой ведущий слой не истребили, частную собственность не упразднили, религию не уничтожили. Замышлявшие всемирную революцию «кремлевские мечтатели» оказались действительно в осажденной крепости — в СССР. Мир смотрел на них с возрастающим ужасом и отвращением. С ужасом, потому что ждали продолжения коминтерновской агрессии — об этой агрессии в Москве трубили открыто в конце 1930-х. С отвращением, потому что народ, истребляющий сам себя — и своих граждан, и свою культуру, — уважения вызывать не может.
На короткий момент положение изменилось, и СССР, как когда-то Россия, стал составляющей международных коалиций. 23 августа 1939 г. СССР фактически присоединился к державам оси — Германии, Италии, Японии — в их борьбе против «атлантических плутократий» и вместе с ними делил мир. После нападения Германии на СССР в июне 1941-го он вместе с этими «плутократиями» стал членом антигитлеровской коалиции. Коалиция победила, но в мирных условиях просуществовала очень недолго. Сталин боялся союза с демократическими странами, так как это требовало от него смягчения своего жестокого, деспотического режима и — наверное, главное — умерения агрессивных планов, а он мечтал о Европе, не только Восточной, но и Западной, мечтал о Дальнем Востоке, о Турции, об Иране… Мечтам не суждено было осуществиться вполне. Ни Босфор, ни Иранский Азербайджан, ни Греция и Италия советскими не стали. Но в Восточной Европе и в Китае утвердиться удалось, а за Корею началась жестокая война с недавними союзниками. На востоке Европы послевоенный мир, определенный СССР, напоминал Версальский — здесь вовсю перекраивались границы, перемещались народы, угонялись на принудительные тяжкие работы сотни тысяч граждан бывших враждебных стран (этого в 1920-е не было), вывозились заводы, конструкторские бюро, банковские ценности, культурные сокровища. Единению народов такое послевоенное урегулирование, понятно, не способствовало и утверждалось только силой Красной армии и волей Сталина. В результате СССР и его новые владения вновь оказались осажденной крепостью, которая вела со всем миром, да и внутри себя, холодную, а кое-где и время от времени и горячую войну — вспомним Венгрию-1956, Вьетнам, Афганистан, Новочеркасск…
Конфронтация со всем миром усугублялась тем, что в СССР еще до 1941 г. была уничтожена своя европейская культурная элита. Не только политически, но и культурно руководящий слой СССР глубоко отличался теперь от политической элиты внешнего мира. Находить общий доверительный язык с советскими руководителями становилось невозможно. Политическая агрессивность СССР, помноженная на культурную чуждость Западу нового класса коммунистической номенклатуры, безнравственного и лживого, превращала советский блок действительно в иной мир, о сердечном согласии с которым Западу не стоило и мечтать.
Советская крепость была опасна для Запада — именно ради противодействия ей укреплялось НАТО, но особенно опасна была она для собственных обитателей. Низкий уровень культуры и морали ведущего советского слоя имел следствием, во-первых, постоянный тотальный контроль за всем обществом — вожди боялись, что поумневшие подданные их свергнут, а во-вторых, примитивные методы политического управления, основанные на грубом насилии, — более тонкие методы, если и измысливались, не могли реализовываться как раз из-за неотесанности правителей и их подручных.
Вторая часть статьи выйдет завтра, во вторник, 10.06.2014
Автор — доктор исторических наук, профессор, ответственный редактор «Истории России, ХХ век»
