Почему Россия будет есть ГМО-продукты, даже если Путин их запретит
Даже если наши чиновники научатся распознавать продовольствие, произведенное с помощью ГМО, отказаться от него они не смогут: это грозит полномасштабным голодом
Вчера на встрече с президентом Владимиром Путиным сенатор Геннадий Горбунов, председатель Комитета Совфеда по аграрно-продовольственной политике, вновь заговорил о запрете на ввоз генетически-модифицированных продуктов. На этот раз в связи с тем, что патенты на технологии работы с генно-модифицированными продуктами принадлежат врагу.
«Сегодня только оборот семян ГМО составляет 50 миллиардов долларов, и главный владелец этого права – Соединенные Штаты Америки, – говорил сенатор. – Поэтому нам этого допустить ни в коем случае нельзя. Мы просим, Владимир Владимирович, чтобы данная проблема была под контролем. У нас бывает так иногда – озвучим, а потом потихонечку все, паровоз идет потихоньку и так далее. Мы сейчас внесли законопроект в Государственную думу, сенаторы, о запрете ввоза в страну продовольствия. Знаем, что сегодня она у нас уже есть, но мы еще не провели анализ… Ваша поддержка – и мы поработаем над этим законом, и если будет ваше добро, мы, естественно, его примем».
Путин отвечал Горбунову, что действовать нужно аккуратно, потому что есть же у нас обязательства перед ВТО. Впрочем, обязательства эти оставляют возможности для легальной «защиты собственного рынка и собственных граждан… от недоброкачественной продукции, во всяком случае такой продукции, употребление которой в пищу будет иметь пока непонятные и непросчитанные последствия». То есть все поняли, что запрет президент полностью поддерживает.
В этом коротком разговоре отражается вся суть ГМ-дискуссии в современной России. Интересно, сколько из ее участников вообще в курсе, о чем речь? Оставим сразу за скобками удивительных лабораторных химер вроде коз, которые дают молоко с паутиной: реальная модификация генов сегодня используется в сельском хозяйстве только для того, чтобы сделать растение устойчивым к одному гербициду (например глифосфату) или насекомому-паразиту (например колорадскому жуку). Гены, которые внедряются в ДНК растений, в исключительных случаях могут передаваться другим растениям, но никогда от растений к животным. В этом смысле гены обычной сои имеют те же шансы встроиться в ДНК человека, что и гены ГМ-сои.
Как справедливо заметил президент, мы не знаем, какой объем генетически-модифицированных организмов поступает на наш рынок. Мы и не узнаем: в большинстве стран мира просто не требуется маркировка продуктов на предмет генетических модификаций. Главным образом потому, что, несмотря на все усилия разных заинтересованных сторон, доказать малейшую опасность ГМ-культур, например, для здоровья до сих пор не удалось. И наоборот, отсутствие генетических модификаций вовсе не доказывает безопасности. Достаточно вспомнить историю с селекционным сортом картофеля «Ленопе», который оказался устойчив к паразиту фитофторе, съедобен для колорадского жука, но, главное, токсичен для человека.
Манипуляции с генами растений – это следующий этап после того, как досконально изучены смысл и функция этих генов, поэтому ни один из выпущенных на рынок ГМ-сортов не опасен для человека. Технологии генетических модификаций сельскохозяйственных растений начали коммерциализироваться в 1976 году. С тех пор выросло уже не одно поколение людей и десятки урожаев ГМ-культур. Дискуссия о том, как ГМО отражается на здоровье, в развитых странах уже осталась в прошлом, сегодня она поднимается лишь в самых низкопробных средствах массовой информации, потому что минимальная проверка фактов показывает, что спорить здесь не о чем.
Сегодняшняя дискуссия между сторонниками и противниками ГМ-технологий в сельском хозяйстве происходит в основном в плоскости экологии и экономики. Сторонники ГМО говорят о том, что такие культуры выращивать выгоднее (в среднем на 20 процентов), и окружающей среде они наносят гораздо меньший вред, поскольку вместо десятка гербицидов позволяют применять один, да и тот вполне экологичный. Противники ГМО, как правило, из числа поборников органического растениеводства утверждают, что экономический эффект с годами пропадает, а кабальные контракты с транснациональными корпорациями приводят к разорению фермерских хозяйств, как это было, например, в Индии. Еще они говорят, что ГМО невозможно изолировать от окружающих растений, генные модификации непредсказуемым образом могут влиять на окружающую среду. На что биотехнологи резонно утверждают: десятки химикатов, которые применяются в традиционном сельском хозяйстве, наносят ущерб экологии куда более зримый и очевидный.
Вежливая дискуссия о судьбах окружающей среды и мира продолжается в образованных кругах уже многие годы. Очевидно, что ГМО за это время стали фактом и неотъемлемой частью экосистемы Земли. Как очевидно и то, что дискуссия о вреде для природы, как всегда, заслоняет собой более важный, реальный конфликт интересов. Все проблемы в мире из-за денег, и проблема ГМО тоже.
Именно потому, что ГМ-продукция из Нового Света гораздо дешевле, в Европе и Великобритании ей противопоставляют органическое земледелие – вообще без всяких химических удобрений, гербицидов и пестицидов. Урожайность органического земледелия в разы меньше, соответственно, себестоимость в разы выше, а значит, они требуют особого позиционирования как местные, «чистые» и здоровые. С последним пунктом, кстати, не все так гладко: органическое земледелие предполагает натуральное удобрение навозом, который, в свою очередь, может содержать опасную микрофлору. Достаточно вспомнить эпидемию кишечной палочки в Европе два года назад, когда четыре тысячи человек заболели и 50 человек погибли из-за инфекции на овощах с органической фермы.
В России своя специфика: здесь активную кампанию против ГМО ведут местные производители химикатов для сельского хозяйства, тех самых пестицидов и гербицидов, которые резонно боятся остаться без больших государственных заказов. Теперь, очевидно, в сложной борьбе против ГМО появился и политический аспект: большинство крупных производителей и правообладателей ГМ-технологий – это американские компании, как видно из следующей красочной схемы.
Штука в том, что чем сильнее закручиваются запретительные гайки, тем меньше шансов, что в России появятся собственные технологии, способные конкурировать с американскими. И тем выше вероятность спонтанных противозаконных посадок, которые, по данным Зернового союза, уже составляют 400 тысяч гектаров.
Более того, трудно представить, как можно было бы технически осуществить запрет на ввоз ГМО. Проблема не только в том, что мы едва ли сможем отличить ГМО от не ГМО. Даже если предположить, что мы научимся распознавать мясо скота, выращенного на ГМ-кормах, запрет на его ввоз мы просто не потянем: импортное мясо составляет треть российского рынка, импорт молочной продукции – пятую часть и так далее. Трудно представить, как все это можно было бы просто запретить. Больше 80 процентов сои или около 65 процентов кукурузы в мире генетически модифицировано.
Если, как выразился Горбунов, дальше все пойдет себе тихонечко, как шло, то уже 1 июня этого года в России вступит в силу постановление, облегчающее и легализующее регистрацию ГМ-посевов на территории страны. Тогда есть шанс, что нелегальных посевов станет меньше, российский биотех получит возможность развиваться, а российское сельское хозяйство станет более конкурентным. Если же порыв Горбунова не пропадет втуне и вместо законодательных послаблений случатся ужесточения, все произойдет точно наоборот, и сенаторский патриотизм обернется против России. Впрочем, не первый раз.
КАРЕН ШАИНЯН
