Сечин - это бывший Ходорковский

МБХ дал интервью Ксении Соколовой в берлинском отеле Adlon

Соколова: Михаил Борисович, в своей жизни вы совершили ряд поступков, которые с точки зрения стандартного набора человеческих мотиваций довольно трудно объяснить. Мотивы ваших поступков часто становились предметом обсуждений, дискуссий и конспирологических домыслов. В этой связи я позволю себе привести цитату из недавнего выступления г-на Познера: «Ходорковский не боролся за что-то, кроме денег. Его политическая деятельность заключалась в том, что он давал деньги представителям разных партий, и коммунистической партии, кстати говоря, и партии Явлинского, и т. д. За это, кстати говоря... Давайте я отступлю и расскажу об этом. Я ведь с ним знаком, не близко, но знаком…. У нас были когда-то олигархи. Их больше нет. Потому что олигарх имеет политическую власть, обязательно. Олигарх — это греческое слово, которое имеет в виду человека с деньгами и с властью. Сегодня, конечно же, есть люди с деньгами, но власти-то у них нет. Путин это все закрыл. Но в то время, когда были олигархи (то есть это ельцинские времена), они делали политику». Скажите, действительно ли вашим основным мотивом тогда были деньги? И рассматривали ли вы власть как инструмент для увеличения их количества?

Ходорковский: Я никогда не был никаким политическим деятелем, и если Познер имел в виду именно это, то он прав. Но я с ним точно не соглашусь, что условные «олигархи ельцинской поры» имели политическую власть. Это миф, порожденный Березовским, для того чтобы укрепить свою личную позицию. И то, что господин Познер Березовскому верит, — а я надеюсь, что он откровенный человек и говорит то, что думает, — свидетельствует о том, что Березовский был талантливейшим мифотворцем. Он запутал даже такого умного человека, как Познер.

Соколова: Вы хотите сказать, что олигархи ельцинской эпохи не имели политической власти?

Ходорковский: Сейчас очень просто провести параллель. Смотрите, «Роснефть» — это бывший ЮКОС, Сечин — это бывший Ходорковский. Доля, которая мне принадлежала лично в ЮКОСе, я думаю, не больше, чем доля, которую реально контролирует Сечин. Ну, пусть опосредованно, но это же не принципиально на самом деле. При этом у меня никогда не было даже тени той власти в государственных органах, которая на сегодняшний день имеется у господина Сечина. То же самое мы можем сказать и про других олигархов путинской поры. В этой части я немножечко удивлен некритичностью со стороны Владимира Владимировича Познера к мифам, которые в свое время творил демиург Борис Абрамович. В то же время, если говорить о том, чем я занимался, кроме денег, то у меня всегда была некая общественная позиция. Я даже потом как­-то ее сумел идентифицировать. Я — вольтерьянец.

Соколова: Вот как?

Ходорковский: Да. Я считаю, что каждый человек имеет право отстаивать свои убеждения. И даже если эти убеждения с моей точки зрения абсолютно неправильные, но этому человеку не дают свои убеждения декларировать, то я буду бороться за то, чтобы у него эти права были. В ельцинские времена я всегда помогал оппозиции. Я считал, что, хоть коммунисты мне и не близки, они представляют по меньшей мере 20 миллионов человек, и они должны иметь голос.

Соколова: И вы помогали коммунистам?

Ходорковский: Да.

Соколова: И вы помогали «Яблоку»...

Ходорковский: Я помогал «Яблоку», и я помогал СПС.

Соколова: И вы хотите сказать, что делали это не с целью создать мощную оппозицию, чтобы влиять на власть, а в случае необходимости поменять ее, разрушив правящую систему?

Ходорковский: Ну, это было бы достаточно смешно.

Соколова: А выглядит именно так.

Ходорковский: Нет, ну что вы. Как можно разрушить правящую систему, которая строится с использованием не только финансового ресурса, в том числе и нашего, ЮКОСовского, но и с помощью административного ресурса, который, в общем, всегда превышал по своим возможностям ресурс финансовый?

Соколова: Я все же хочу понять, зачем вы одновременно укрепляли правящую партию и давали деньги оппозиции? В чем логика?

Ходорковский: Для начала давайте определимся, о каком времени идет речь. Я все­-таки говорил сейчас о ельцинских временах. В ельцинские времена никто не предлагал нам помогать правящей партии, там вопрос решался иным способом. Мы всегда помогали оппозиции, и Ельцин об этом знал и никогда ничего мне не говорил. Потому что он сам считал, что это правильно. Конечно, когда ситуация доходила до края, да, я шел драться на стороне Ельцина. Я дрался в 1991 году, я дрался в 1993 году, я дрался в 1996 году, принимал участие в драке всегда на стороне Ельцина. Но в промежутке между кризисами я ожидал, что должны быть представлены все точки зрения. Потом пришли путинские времена…

Соколова: И у Путина оказалась совсем другая точка зрения. Тем не менее вы продолжили вашу «вольтерьянскую» деятельность?

Ходорковский: Да, я продолжил заниматься тем же, чем занимался. Когда Путин пригласил нас на это так называемое «шашлычное» совещание, я потом с большим смехом и удивлением читал странные трактовки того, о чем мы там разговаривали. Я понимал, почему возникли эти трактовки: люди оправдывали для себя, почему они должны смириться с тем, что происходит сЮКОСом. Но мы все-­таки взрослые люди, и давайте рассуждать всерьез. Вот собирает президент крупный бизнес. И что он говорит крупному бизнесу? «Крупный бизнес, пообещай, что не будешь участвовать в политике»? Наивно звучит, да?

Соколова: Согласна с вами. Но именно так принято считать. Именно об этом говорит г-н Познер.

Ходорковский: На самом деле дело было очень простое. И мы, и Путин прекрасно знали, что когда в бизнесе заправляли «красные директора», они нередко продиводействовали власти, провоцируя забастовки на своих предприятиях, провоцируя срывы снабжения, что очень сильно било по интересам государства.

Соколова: Вы имеете в виду, что у них были серьезные экономические рычаги, которыми они могли противодействовать власти?

Ходорковский: Они использовали мощности тех предприятий, которыми они руководили. Путин сказал: давайте договоримся, этого вы делать не будете. То есть мы не будем использовать производственные, людские, инфраструктурные ресурсы своих компаний, чтобы раскачивать власть и участвовать в политике.

Соколова: Вы были согласны с этим?

Ходорковский: С этим нельзя было не согласиться, потому что все те кто присутствовал на «шашлычном совещании», представляли инфраструктурные компании. Условно говоря, любая крупная нефтяная компания — инфраструктурная. Если я останавливаю на неделю снабжение нефтепродуктами какого-­то региона, останавливаются машины скорой помощи, пожарные машины и так далее, всяжизнь останавливается. Перекинуть ресурсы из другого региона в то время было не так просто. Мы все это понимали и с Путиным согласились. Даже когда меня посадили и предложили организовать остановку компании ЮКОС, я на это не пошел. Я считал, что мыответственны перед теми 42 регионами, которые мы обеспечиваем нефтепродуктами. Потому что речь шла о людях, о реальных проблемах обычных людей, и мы не могли себе позволить разрушить логистику. Разрушить ее можно в три секунды, а восстановить — огромная задача.

Соколова: Но не означает ли обещание бизнеса не использовать во вред власти инфраструктурные ресурсы фактическое согласие не участвовать в политике?

Ходорковский: Никогда не шла речь о том, что крупный бизнес не будет участвовать в политике, в частности, не будет помогать в той или иной форме депутатам или кандидатам в депутаты. Я вам приведу один небезызвестный пример. Тот список депутатовиз 80 человек, который подсунули Путину как список тех, кто якобы проводится в парламент ЮКОСом, на самом деле был объединенным списком всех крупных компаний, всего бизнеса. ЮКОСовская часть была крайне небольшая. Вы поймите, что в то время, если депутат избирался от региона, где мы работали, не помогать ему было абсолютно нереально. Смешно предполагать, будто мы поддерживали их с целью провести и добиться чего-­то в парламенте. Большинство этих депутатов никогда бы не стали голосовать за какие­-то вопросы, не согласованные с администрацией президента. И доказательством этого может служить то, что практически никто из этих депутатов потом не покинул парламент. Ну, кроме Дубова и потом Ярмолина. Все остальные прекрасно работали. И что вы думаете, я этого не понимал?!

Соколова: В чем же тогда состояла суть вашего конфликта с Путиным? Возможно, ваша «вольтерьянская» манера способствовать тому, чтобы каждая группа людей, партия имела свой голос, была воспринята Путиным в силу особенностей его менталитета совершенно противоположным образом, а именно как попытка создать оппозицию с целью в будущем совершить государственный переворот или иным образом отстранить его от власти? А ваша поддержка депутатов считывалась им как желание ограничить его влияние?

Ходорковский: Это возможно… Но я делаю вывод из фактов, а не из придумок или рассказов, среди которых встречаются самые экзотические… Налицо одна прямая взаимосвязь — наш с Путиным публичный конфликт 19 февраля 2003 года, и через две недели уголовное дело против компании. О том, что проблемы будут, мне сказали в тот день, когда произошел мой разговор на совещании с Путиным в присутствии прессы.

Соколова: На сегодняшней пресс-конференции я впервые услышала от главного редактора «Ведомостей» Татьяны Лысовой о том, что ваше выступление 9 февраля 2003 года было согласовано заранее. Вы просили о нем…

Ходорковский: Я не просто просил, мне это было поручено…

Соколова: Кем?

Ходорковский: Выступление мне было поручено бюро Российского союза промышленников и предпринимателей. Изначально планировалось, что с ним будет выступать Мамут, но…

Соколова: …Но Мамут технично слился?

Ходорковский: Ну, я не буду говорить, что он технично слился.

Соколова: А между тем история могла бы пойти совершенно по-другому…

Ходорковский: Полагаю, что господин Мамут по тем или иным причинам, так сказать, решил делегировать эти полномочия мне. Кстати, первоначально эту тему слушал заместитель главы администрации президента Дмитрий Анатольевич Медведев. А на самом совещании, когда я спрашивал, стоит ли это делать на телевизор, я спрашивал у господина Волошина.

Соколова: И что сказал Волошин?

Ходорковский: Сказал, действуйте.

Соколова: Вы считаете, что вас сознательно подставили?

Ходорковский: Моя точка зрения состоит в том, что для всех упомянутых здесь персон, так же как и для меня, было шоком, что Владимир Владимирович имеет по данному вопросу сложившуюся точку зрения.

Соколова: Можно ли предположить, что его подготовили тем или иным образом?

Ходорковский: Без всякого сомнения, его подготовили. Но я не знаю, подготовили ли его именно к моему выступлению, либо в более широком контексте он решил, что коррупция — это хороший метод управления чиновниками через «боюсь», через кнут и пряник. Тем не менее потом стало очевидно, что решение было принято до этого совещания, и у меня не было шансов Путина переубедить. Этого не знал ни я, ни, я убежден, Волошин, и тем более этого не знал Медведев.

Соколова: А кто знал?

Ходорковский: Несомненно, Сечин знал. Я ценю, как он сыграл. Молодец!

Соколова: Понятно. Вернемся к вашим мотивациям. Как получилось, что вы сели в тюрьму, а не уехали, когда у вас была возможность? Вы переоценили себя и недооценили Путина? Вы не предполагали, что вас могут не выпустить через три дня? Или все-таки было понимание, что партия не только может затянуться, но и сложиться катастрофически не в вашу пользу?

Ходорковский: Конечно, я отдавал себе отчет, что риск попасть в тюрьму достаточно высок. У меня об этом был разговор с американским конгрессменом Томом Лантасом, который мне предлагал остаться в Америке,поняв, какого уровня риски уже имеют место. Я отказался. Соображения, по которым я отказался, просты: к тому времени уже сидел Платон Леонидович, и я понимал, что, находясь в России, я могу способствовать его освобождению более эффективно.

Соколова: Вы ошиблись.

Ходорковский: Я так не думаю. Я скажу вам просто. В той ситуации в общем-­то мне было дискомфортно праздновать труса. И поэтому я решил идти до конца.

Соколова: Вы хотите сказать, что основным мотивом, который заставил вас вернуться в Россию с риском сесть в тюрьму, было желание спасти ваших людей?

Ходорковский: Без всякого сомнения. Для меня это всегда был императив. Мне трудно представить хорошего руководителя компании, который мыслит иначе.

Соколова: В таком случая я знаю совсем немного хороших руководителей компаний.

Ходорковский: Я нагло считаю себя хорошим руководителем компании.

Соколова: Говоря о вашем успехе и о том, что последовало за ним, многие, в том числе ваши бывшие коллеги, олигархи, утверждают, что в бизнесе вы всегда использовали наиболее жесткие методы, добиваясь своих целей, несмотря ни на что. Вы признаете это?

Ходорковский: Что конкретно понимается под «жесткими методами»?

Соколова: Обычно приводят в пример убитого мэра Нефтеюганска. Кстати, его жена на днях дала интервью, где заявила, что по-прежнему считает вас виновником смерти мужа.

Ходорковский: Про мэра Нефтеюганска... Давайте сначала проясним, что такое «мои жесткие методы»? Это физическое устранение мешающих мне людей?

Соколова: Скажем так, любые методы вплоть до физического устранения.

Ходорковский: Вплоть до… А что еще?

Соколова: Давайте сформулируем так: решение поставленной бизнес-задачи любыми эффективными методами, приоритет интересов вашей корпорации перед интересами людей, фактически полное игнорирование последних.

Ходорковский: Понял.Я всегда предлагал людям рассуждать логически, предполагая, что все-­таки я человек прагматичный, и я это доказал. Компании, которыми я руководил, хорошо просвечены, по крайней мере, с 1993 года. При жестком ведении бизнеса то, что вы имеете в виду, не является методом однократного решения проблемы, это становится системным способом решения проблем. И какие же системные оппоненты были мной… хорошо, не мной лично, при мне жестким образом приведены в соответствие с моими интересами? Давайте возьмем господина Петухова в качестве примера.

Соколова: Мэра Нефтеюганска?

Ходорковский: Да. Петухов — мэр небольшого города, в котором у меня добывающих мощностей нет. Добывающие мощности не в городе, а в районе. Там совершенно другой руководитель, с которым никаких проблем нет, который, во всяком случае до моей посадки в тюрьму, прекрасно себя чувствовал. И таких районов немало.Я в этом случае предлагал поставить мысленный эксперимент. Вот есть Игорь Иванович Сечин, руководитель «Роснефти». И есть мэр Нефтеюганска, сегодняшний. Может ли сегодняшний мэр Нефтеюганска причинить неприятность Сечину Игорю Ивановичу?

Соколова: Вряд ли.

Ходорковский: Очевидно, что нет. Тогда скажите, как мог мэр Нефтеюганска напакостить мне лично?!

Соколова: Насколько я помню, он объявил голодовку, будучи несогласным как раз с вашими жесткими методами.

Ходорковский: Ну, объявил он голодовку, дальше­-то что? У нас не было налогов, которые мы платили в городской бюджет, во всяком случае существенных. У нас были федеральные и региональные налоги. Решения по поводу региональных налогов принимал губернатор, Филиппенко, который делил их между городами. И что бы там мэр ни придумал, решение было за губернатором. То есть позиция мэра мне была просто неинтересна. Это понятно?

Соколова: То есть вы хотите сказать, что у вас не было достаточных мотивов для «жестких методов»?

Ходорковский: Абсолютно никаких. Если бы он уж совсем меня достал, я бы мог перевести штаб­-квартиру компании в Ханты-­Мансийск, что мне губернатор Филиппенко постоянно и предлагал. Нефтеюганск бы превратился просто в дотационный город, не имеющий своей налоговой базы. Нет проблем. Когда начался весь этот голодовочный дебош, я позвонил нашему региональному менеджеру и говорю: «У вас там все нормально?» Он отвечает: «А, не обращайте внимания, все нормально». После этого мэра Петухова убивают — на мой день рождения! Мне 35 лет, ко мне премьер должен был прийти, ко мне мэр Лужков должен был прийти. И все, естественно, отменяется. Зашибись! Классный подарок мне. Я же прекрасно понимаю, что если даже придут люди на день рождения, будем циничны, все равно эта тема возникнет. Зашибись будет день рождения у меня — одновременно с поминками. И я в результате, естественно, отменил это свое 35­-летие.

Соколова: Звучит довольно цинично.

Ходорковский: Погиб человек, для его близких это была трагедия. Я соболезную этим людям, его жене и семье. Но я говорил о том, что его смерть, в которой меня совершенно бездоказательно обвиняют, не могла быть мне выгодна никаким образом. Совершенно наоборот.

Соколова: Вы тогда поехали в Нефтеюганск?

Ходорковский: Я хотел поехать сразу. Мне наши сказали: не надо, сейчас это будет провокацией, потому что там все раскачано… Я поехал через неделю. Там встречался со всеми, разбирался, что к чему. Вообще, конечно, говоря словами Путина, его смерть пакости нам наделала изрядно. Более того, убийство же раскрыли, мне назвали конкретные фамилии двух людей.

Соколова: Почему их не предали огласке, не судили?

Ходорковский: Их убили. Потому что это была стандартная технология.

Соколова: Это убийство, по-вашему, имело прямой или косвенной целью вас подставить? Или оно вообще к вам не имело отношения?

Ходорковский: Абсолютно не имело. Это вообще была некая посторонняя тема. Понятно, что когда исполнителей нашли, дальше копать уже было невозможно. Местные менты, по­-моему, дальше уже и не копали. Все заглохло. И вдруг, когда начинается дело ЮКОСа, про тех исполнителей сразу забывают, как будто и не раскрывали ничего, а совершенно другие исполнители возникают… Я это воспринял как чистой воды инсценировку.

Соколова: Что именно?

Ходорковский: Когда в 2003 году мне предъявили совершенно других исполнителей, чем те, которых, как мне говорили, они в действительности раньше нашли. Потом было еще много таких инсценировок. История с мэром Петуховым была просто первой из них. Я ответил на ваш вопрос?

Соколова: Да. Вы упоминали о том, что, помимо прошения о помиловании, вы написали Владимиру Путину некое письмо. Что это за письмо?

Ходорковский: Меня, собственно, просили написать только письмо. Но я сказал, что понимаю ситуацию с бюрократической точки зрения, и возможно, понадобится подать официальное прошение, и лучше короткое, чтобы не нарушать всю эту цепочку. В письме никаких секретов не было. Оно элементарное. Я прошу в какой-либо форме, не обязательно в форме помилования, а любым возможным способом, принять решение о сокращении срока моего тюремного заключения, с учетом неких известных семейных обстоятельств. В случае если это решение будет принято, то я использую предоставленное мне время на свободе именно для решения семейных проблем. Я прямо так и написал — от меня этого никто не требовал, — что, как я неоднократно в прессе заявлял все эти годы, я не буду заниматься политикой, в смысле борьбы за власть, и я не буду бороться за возврат активов компании ЮКОС. Точка. Единственное, что там еще было: я просил, чтобы мне разрешили выехать за границу. Потому что я писал 12 ноября, когда мама была еще в Берлине. А я знал, что если «он» не даст указание, чтобы мне разрешили выехать, то с учетом иска по первому делу я замумукаюсь с судебными исполнителями и не выеду просто. Вот суть этого письма. Плюс формальная бумага с просьбой о помиловании в связи с тем, что я отбыл из 10 лет и 10 месяцев более 10 лет. Все, там одна строчка.

Соколова: Ручкой писали?

Ходорковский: Ну, конечно. Прямо написал… то есть никаких секретов нету. Я, единственное, попросил одному обстоятельству семейного характера, которое изложил Путину в письме, не давать широкую огласку. И он поступил очень лояльно, он эту тему не поднимал. Но там ничего нет такого, что касалось бы общественности, это сугубо личные обстоятельства.

Соколова: Можно ли сказать, что вы удовлетворены тем, как ведет себя Путин после того, как вы отправили это письмо?

Ходорковский: Что значит — удовлетворен?

Соколова: Ну, скажем, он соблюдает условия вашей взаимной договоренности?

Ходорковский: Условий не было. Я бы сказал, что он в человеческом смысле повел себя достаточно лояльно. И, как я об этом сегодня уже говорил, при всем моем сложном отношении и готовности при необходимости говорить ему жесткие вещи напрямую, он вел себя лояльно по отношению к моей семье на протяжении всех этих лет. Потому что для наших спецслужб (я в данном случае имею в виду Следственный комитет, милицию и так далее) методы давления на человека через семью абсолютно традиционны, и если бы не было прямого запрета со стороны Путина, — я не знаю об этом, но я это с уверенностью предполагаю, — если бы не было прямого запрета, обязательно бы через семью на меня давили.

Соколова: За годы вашего конфликта с Путиным в общественной мифологии вы стали антиподом этого человека, носителем противоположных ему ценностей, готовым отстаивать их любой ценой. Вы воспринимаетесь как противоположность Путина просто по человеческому типу. Вы сами ощущаете этот конфликт как личное противостояние? И если да, то в какой момент вы начали его ощущать?

Ходорковский: Я просто считаю, что те методы, которыми Владимир Владимирович пытается решить проблемы, стоящие перед страной, неправильные. Я, как уже вам сказал, психологически вольтерьянец, и для меня абсолютно неприемлема ситуация зажимания свободы слова, которая имеется на сегодняшний день. Я считаю, что система ручного управления — вещь критически вредная для страны. Притом что в области целей я не могу сказать, что я уж так не согласен с Путиным. Допустим, он говорит: развитие Дальнего Востока и Сибири — основные задачи России 21 века. Я считаю, что такое развитие действительно одна из критически важных задач, но те методы, которые он предлагает для решения этой действительно важной задачи, по моему глубокому убеждению, не приведут к ее удовлетворительному решению.

Соколова: А в личном плане?

Ходорковский: Если говорить о моральном противостоянии, оно имеет место только в той части, которая связана с методами работы с оппонентами. А в остальном я неоднократно в своих статьях писал, что я готов соглашаться с целями, которые ставит Владимир Путин… Иногда мне кажется, что цель не совсем правильная, но, скажем так, здесь уже вопрос спорный. Я не согласен с его методами, я считаю, методы не приводят к достижению общественно-значимых целей, вот, наверное, следует так сказать. И ключевая-то проблема: у него отношение к обществу, к российскому обществу нашему — патерналистское. И очень многим это нравится, и за счет этого у него 60-процентная постоянная поддержка.

Соколова: То есть, по-вашему, проблема не в нем?

Ходорковский: Да. Людям в России хочется, чтобы был этот патернализм. И Путин полностью соответствует ожиданиям. А я считаю, что настоящий лидер страны в нынешней ситуации обязан не идти за этим запросом, а наоборот, развивать в обществе стремление к самоуправлению, умение самоуправляться. И если на этом пути будут проблемы, потери, то платить за это, естественно, придется лидеру, в том числе и своим политическим капиталом. Но это та цель, на которую надо тратить политический капитал. А Путин политический капитал для себя только накапливает, оставляя страну и общество, в общем, в зародышевом состоянии. Это зародышевое состояние общества не дает возможности развивать современную экономику. Потому что современная экономика — экономика знаний, — не постиндустриальная, это слово мне не нравится, а именно экономика знаний. Она базируется на творческом труде свободного человека. А если из свободного человека делают обслуживаемого, то эта новая экономика и не развивается.

Соколова: То есть у вас, собственно, основные разногласия с Путиным лежат в части глобальных стратегий развития?

Ходорковский: Да, совершенно верно. При этом существует целый ряд вопросов, в которых, наверное, я занимаю позицию такую же, как он, и, может, очень многим это не нравится. Например, для меня территориальная целостность России — это императив. Убедить меня, что Россия должна отдать кусок своей земли, так сказать, отпустив ту республику или эту республику, невозможно. Я считаю, что результат будет страшным и кровавым. И я готов это обосновывать и доказывать. Очень многие люди почему-то считают, что можно отдать кусок земли для того, чтобы получить дивиденды, и потом за это не придется страшно расплачиваться. Нет, земля, суверенная земля страны — это сакральная ценность.

Соколова: Знакомая лексика…

Ходорковский: Понимаете, я не могу сказать, что Путин везде не прав. Когда вы разрушаете сакральную ценность, платить за это приходится очень жестко. Есть вопросы, связанные с методами управления страной, где я с ним согласен.

Соколова: Про Путина принято говорить, что он «понятийный» человек. А вы — понятийный?

Ходорковский: Склонен полагать, что да. Например, для меня не то чтобы абсолютно невозможно, но критически тяжело изменить позицию, по которой я дал гарантию. Даже если это будет очень выгодно, мне это критически тяжело. Это не закон, это мои понятия. Они воспитаны там, внутри, работой в бизнесе…

Соколова: Узнаю некоторых знакомых… Кстати, мне было очень приятно, что сегодня на первой пресс-конференции вы поблагодарили Михаила Прохорова за его позицию в отношении вас, которую он никогда не менял.

Ходорковский: Передайте ему, пожалуйста, что я рад буду с ним встретиться.

Соколова: С удовольствием передам. Какие еще базовые понятия?

Ходорковский: Очень серьезный уровень ответственности за своих. То есть я соглашусь, что своих надо наказывать, но это предельно тяжело делать. И если можно взять ответственность на себя, то надо брать ответственность на себя. Только в том случае, если уже никакой альтернативы нет, надо наказывать. Может быть, правильным был бы более американский подход… Вот с этим у меня трудности. И у Путина, на самом деле, с этим трудности.

Соколова: Согласна. Это наглядно доказывает, например, ситуация с Сердюковым.

Ходорковский: У меня, может быть, меньшие трудности, чем у него, но я его в этом понимаю. Вот и весь нехитрый набор «понятий».

Соколова: Давайте вернемся к началу нашего разговора. Вы опровергли слова г-на Познера о том, что все делали ради денег. А что деньги вообще для вас значат?

Ходорковский: Я всегда говорил: деньги для меня — чистой воды инструмент. Вот у меня есть цель, условно говоря, — освоение Восточной Сибири. Для этой цели нужно сырье, сырье — это деньги, и все.

Соколова: То есть как самостоятельная величина деньги вас не привлекают?

Ходорковский: Ну, вы же видите.

Соколова: Сейчас вижу.

Ходорковский: Да и тогда, в общем, прокуратура очень повеселилась, когда увидели, что у нас с женой особо-то ничего нет. И это не потому, что мы себе не могли позволить. Я не прибедняюсь ни в коей мере. Мы себе позволить могли что угодно. Вот просто не надо было.

Соколова: Вы говорили о том, что вам было легче пережить и преодолеть трудности, связанные с пребыванием в тюрьме, потому что вы воспринимали их как вызов.

Ходорковский: Да.

Соколова: Вы не думали дальше в этом направлении? Не думали о вашем 10-летнем сроке, о необходимости не сломаться, не попросить, как о некоем нравственном испытании, которое устраивает некоторым особо везучим гражданам господь Бог? В тюрьме вы не пытались ответить на вопрос: почему все это случилось с вами?

Ходорковский: Я не старался и не стараюсь развивать слишком длинную философию, у меня все-таки более приземленный взгляд. Когда на меня давит внешняя ситуация, мне легче стоять. Мне легче, когда я знаю, что это стояние на спор.

Соколова: Это буквально то же самое, что сказал мне в интервью Владимир Буковский. Похоже, существует определенная порода людей, настроенных на вызов, ищущих его.

Ходорковский: Да, вот я такой. Поскольку я расценивал, что тюрьма — это вызов, мне легче было стоять.

Соколова: Каковы самая большая потеря и самое большое приобретение, связанные с этим вызовом?

Ходорковский: Я уже сегодня сказал, что самая большая потеря — это, конечно, 10 лет, оторванных от семьи. Я семейный, на самом деле, человек. Я женат второй раз, но второй раз я женат уже 25 лет, и для меня это очень серьезно. А самое большое приобретение — это очень много людей, на которых я смотрю с огромным уважением. Я очень чувствую, как ко мне люди относятся… Раньше они ко мне относились плохо.

Соколова: Почему?

Ходорковский: Ну, вот потому что олигарх…

Соколова: То есть человек неприятный?

Ходорковский: Неприятный, да. Огромным приобретением для меня стало то, что значимые для меня люди начали ко мне по-другому относиться. Ну, вот, например… Я понимаю, что для многих это было бы не слишком важно, но для меня, например, критически важно, как ко мне относится Лия Ахеджакова (смеется). Ну важно это для меня!

Соколова: Важнее миллиарда?

Ходорковский: В общем, да. Миллиард к моему душевному комфорту никакого отношения не имеет. А отношение Ахеджаковой или Басилашвили, или Алексеевой к моему душевному комфорту имеет отношение самое прямое.

Соколова: Но зачем же вы же тогда создали нефтяную компанию, а не пошли, например, играть в театр?

Ходорковский: Да я не про театр.

Соколова: Я к тому, что, может, вам было бы приятнее заниматься какой-то гуманитарной деятельностью в окружении людей, о которых вы говорите?

Ходорковский: А мне всегда нравилось заниматься промышленностью. Очень нравилось заниматься промышленностью! А момент, когда до меня доперло, что промышленность — это хорошо, но люди важнее, наступил позже. А раньше я просто не мог понять, почему Ахеджакова меня не любит? Я же так хорошо занимаюсь промышленностью! (Смеется.)

Соколова: По-моему, мы сейчас переплюнули Дейла Карнеги, предложив очень нетривиальную стратегию, как добиться успеха и завести друзей. Всего и дел — отсидеть «десяточку».

Ходорковский: А может, оно и правду того стоило?!

Автор - Ксения Соколова, snob.ru

Из выпуска от 23-12-2013 рассылки «Точка зрения»

http://digest.subscribe.ru/economics/so … 21759.html

«Желания отомстить нет, есть чувство брезгливости»

Лола Тагаева

Владимир Переверзин. Фото: ИТАР-ТАСС / Антон Новодережкин

В берлинском отеле «Адлон» плотная очередь на аудиенцию к Михаилу Ходорковскому. Один из тех, кто смог с ним встретиться, – осужденный на 11 лет по «делу ЮКОСа» Владимир Переверзин, бывший руководитель кипрских дочерних предприятий компании.

Переверзина судили еще раньше, чем Ходорковского, и, согласно обвинению, он похитил больше нефти, чем глава ЮКОСа. Сам бывший менеджер компании говорит, что фабула обвинения позволяла посадить любого сотрудника компании. Выйдя на свободу два года назад, он написал книгу «Заложник: История менеджера ЮКОСа».

После новости об освобождении Ходорковского и его доставки в Германию Переверзин сразу же купил билеты в Берлин, чтобы, по его словам, пожать руку и поздравить с освобождением. До этого они виделись 31 августа 2010 года, когда Переверзин давал в Хамовническом суде Москвы показания в качестве свидетеля защиты.

– Нет обиды на Ходорковского за потерянные годы?

– Меня сажал все-таки не Михаил Борисович. Он просидел десять лет и написал прошение о помиловании без признания вины, тем самым выведя из-под удара людей, которые могли пострадать по третьему «делу ЮКОСа». Там же следственная группа трудится с 2003 года. Что-то они кропали, что-то писали. Я «третье дело» на себя уже примерял. Да кто их знает, что они могут придумать. В отношении Ходорковского любые обвинения – в организации наводнения в Крымске, цунами в Таиланде – имеют судебную перспективу. Это было изначально сказано: даешь показания, признаешь свою вину – и гуляй. Все было сделано под него. Я почему и говорю: «третьего дела» не будет теперь. И Лебедев тоже не думаю, что кого-то интересовал. А такие мелкие клерки. как я, вообще мало кому были интересны. После того как Ходорковский вышел, следственная группа, все это время жившая, и, я думаю, неплохо, на деньги налогоплательщиков, будет расформирована. При этом понятно, что за нами будут следить, фээсбэшники, спецслужбы.

Когда мы не знали всех подробностей, признал он вину или нет, и были первые сообщения, что признал, я, конечно, был рад, что он на свободе, но задавал себе вопрос: сломали его или нет? Нет, и это мужественный поступок, если бы он признал свою вину, я бы очень расстроился. Потому что возникает вопрос: «А я-то, извините, как?» Это внутреннее состояние, я верующий человек, как можно признать вину в том, чего ты не делал?

– О чем думаете с ним говорить?

– Я понимаю, что он сейчас весь на эмоциях. Меня освобождали похожим образом. Не на вертолете вывозили из колонии, но тоже не так, как всех: вывели внезапно в шесть утра и спросили, куда везти. Хотя обычно заключенных выводят по-другому: подъезжают родственники и увозят. В итоге я в телогрейке, во всем тюремном сижу в кафе города Покрова Владимирской области, жду, когда меня заберет жена. Они боялись, что, видимо, выйду и сразу соберу вокруг журналистов.

В первые дни человек совершенно одуревший ходит. Я, когда освободился, просто хотел лежать на кровати: в тюрьме есть время отбоя и время подъема, это даже не кровать, это железная шконка, присесть на нее не можешь – присядешь, это тут же нарушение. Подашь на УДО, тебе скажут: «О, ты, подлец, валялся на кровати, поэтому ты не достоин освобождения». В колонии есть разные люди. Некоторые вкалывают как рабы, в пекарне, в две, три смены, ночью, ни кондиционеров, ничего, как в сауне, таскаешь хлеб по ночам. Вкалывают, вкалывают ребята, подали ходатайство на УДО, сколько-то там прилично отсидели. А им судья говорит: «А вы не участвовали в художественной самодеятельности». Не пели, не плясали. Стоит мужик, под сорок лет, молчит, слезы текут.

– Сколько времени понадобится на то, чтобы прийти в себя, «акклиматизироваться»?

– Много. В тюрьме же ты ограничен во всем. А тут сразу внимание мировых СМИ. Я тоже не был обделен их вниманием: первый человек, который не признал свою вину и вышел под конец срока, не в таком, конечно, масштабе.

– То есть нужно несколько месяцев?

– Конечно. Я думаю, Ходорковский сейчас находится в состоянии эйфории. Он спит, я уверен, по два-три часа.

– Да, он жаловался, что спит плохо.

– Я вообще не спал первые дни. Организм накапливает усталость. В тюрьме ты находишься в окружении далеко не симпатичных тебе людей. Барак в сто человек, такого размера, как это кафе, где мы сидим с вами. Ты все время находишься на виду, там туалет – не кабинка, а постамент. Мне хотелось тишины, покоя и уединения. Я думал, освобожусь, уеду в лес, хотел одиночества и покоя.

– Думаете, он тоже этого сейчас не может не хотеть?

– Я думаю, что ему хочется покоя и побыть с близкими людьми: мама, папа, жена, дети. Куда-нибудь уедет на море покупаться. Счастье. Представляете, человек просыпается, выходит из колонии и через несколько часов оказывается в Берлине, в «Адлоне».

– Вы все время помнили, что ваша история – это про взаимоотношения Путина и Ходорковского?

– Было понятно. Но у меня больше претензий к Генпрокуратуре, это эксцесс исполнителя. Потому что они абсолютно неумные люди, ну зачем дали такой большой срок? Сколько прокуратура попросила, столько и написали. Недалекие, злобные люди, которые впаяли абсолютно невиновному человеку 11 лет. Потому что мы им испортили первоначальный план: нас арестовали, мы дали показания. Они хотели нас судить всех вместе, и опять же, если мы даем согласие на признательные показания, на суде была бы такая картинка: кающиеся сотрудники ЮКОСа дают показания на Ходорковского. Не хотелось брать грех на душу, я считаю, что за все придется отвечать: если ты сам не ответишь, то дети твои будут отвечать. Я думаю, что всем людям, которые участвовали в расправе над нами, гореть в аду.

– Что будет с Пичугиным?

– Выход Ходорковского может сказаться на нем положительно. По крайней мере к нему не будут приставать. Пичугин использовался в качестве заложника. Наверняка ему делались предложения: скажи, что убивал по личному указанию Ходорковского, не важно, правда или нет.

– А вы с Пичугиным лично тоже незнакомы?

– К счастью, нет, хотя мы работали в одном банке «Менатеп». Факт знакомства в Пичугиным мог вылиться в пожизненное. Почему нет? Представляете, какая красивая картинка. Убийство соединить с экономическими делами.

– А как вы относитесь к тем юкосовцам, которые сбежали? К тому же Невзлину?

– Я очень хорошо к нему отношусь. Я с ним не был знаком до того, как меня посадили, но уже встречался, подарил книгу. Если бы он не сбежал, лучше бы никому не было. Ну что хорошего, сидел бы человек. Еще одна сломанная жизнь, еще одна сломанная судьба. Таких людей достаточно много. Если бы все они не уехали, то так же, как мы, сидели бы.

– Вы присутствовали на пресс-конференции. Вам было понятно, что это человек, который только что вышел из тюрьмы?

– Было видно, что он волновался, конечно. Это человек, который думал, что его вообще никогда не отпустят. Но он же очень жесткий, умный человек. Но мне показалось, что в костюме ему не очень комфортно было. Ты же там ходишь все время в этой чудовищной робе черного цвета. Я костюм и галстук надел за два года на свободе один раз, когда пошел на выпускной своего сына. Мне показалось, что ему тоже непривычно.

– А вы как думаете, чем будет Ходорковский заниматься? Правда, что не пойдет в политику?

– Я думаю, что нет. Он все-таки дал слово. А они люди слова.

– И вас это не разочаровало?

– Конечно, нет. Мы понимаем, что он взял на себя такое обязательство.

– Его спросили о ненависти к Путину. А возможно не испытывать такие эмоции к человеку, из-за которого потерял столько лет жизни?

– Я могу ответить на этот вопрос. Я сам думал: «Да их всех сжечь надо». Потом, когда в тюрьме находишься, там не с кем особо разговаривать, ты сам себе вопросы задаешь и отвечаешь. «Володя, тебе дали автомат, стреляй, ничего за это не будет», – говорил себе. Я понял, что я бы этого не сделал. Чувства мести нет, исключительно чувство брезгливости. В принципе, не собираюсь следователям мстить, судье. Но вот примерно месяц назад я случайно достал мобильный телефон своей судьи, которая меня судила. Она уже не судья, она адвокат, ее изгнали из судейского корпуса не совсем справедливо, на мой взгляд. Я ей позвонил. Сказал, кто я. Она мне: «Я не могу разговаривать, давайте завтра». И все. Мне было интересно: у нее же своя система ценностей – посидеть и поговорить. Услышать, что она скажет или не скажет. Но она испугалась и, возможно, какое-то заявление написала: что я убить ее хочу. Они живут в другой системе. Я потом это понял. Но чувства мести нет.

– А желания что-то поменять в этой системе?

– Я, конечно, хочу реабилитации, справедливости.

– Он сказал, что будет заниматься политзаключенными, а это поле деятельности, которое пересекается с политическим.

– Тут грань такая тонкая. Он сказал, что не будет стремиться во власть. Заниматься правозащитными делами. Ну, сложный вопрос. Я, правда, не очень понимаю как. Сейчас достаточно организаций, не думаю, что он будет что-то там финансировать. Полгода как минимум будет наслаждаться жизнью.

– А потом начнется депрессия?

– Не знаю, не думаю, он же очень сильный человек. То, что он сдержит свое слово, в этом ни секунды не сомневаюсь.

http://slon.ru/russia/zhelaniya_mesti_n … 8470.xhtml

Верховный суд хочет пересмотреть первое «дело ЮКОСа» и проверить второе

25.12.2013, 15:23  Станислав Елисеев

Фото: Федор Савинцев / ИТАР-ТАСС
Председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев внес в президиум ВС представление о возобновлении производства «ввиду новых обстоятельств» по первому уголовному делу в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева в связи с решением Европейского суда по правам человека, сообщил «Интерфаксу» в среду пресс-секретарь ВС РФ Павел Одинцов. Что за «новые обстоятельства», пока непонятно.

Кроме того, Лебедев «вынес постановление, которым отменил решение судьи Верховного суда РФ и возбудил надзорное производство по жалобе адвокатов экс-руководителей ЮКОСа по их второму делу».
     
Ранее адвокаты подавали надзорную жалобу в ВС РФ, в которой просили пересмотреть приговор Хамовнического суда Москвы от 27 декабря 2010 года и последующие судебные решения, напомнил собеседник агентства. По словам Одинцова, жалоба адвокатов вместе с материалами уголовных дел направлена на рассмотрение президиума ВС РФ.

Адвокат Ходорковского Вадим Клювгант так прокомментировал новость Slon:

Мать экс-главы ЮКОСа Марина Ходорковская в беседе с «Интерфаксом» не исключила, что Михаил вернется в Россию в том случае, если президиум Верховного суда снимет с него требование о взыскании 17 млрд рублей по первому «делу ЮКОСа», однако, по ее словам, «о каких-то конкретных решениях говорить пока рано».     

Похоже, нас еще ждет несколько удивительных новостей в связи с ЮКОСом.

http://slon.ru/fast/russia/verkhovnyy-s … 8943.xhtml

Глава Верховного суда Лебедев опротестовал второе дело ЮКОСа

Глава Верховного суда Лебедев опротестовал второе дело ЮКОСа. Защита Ходорковского положительно восприняла решение.

Председатель Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев внес в президиум ВС представление о возобновлении производства ввиду новых обстоятельств по уголовному делу в отношении Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, осужденных по приговору Мещанского районного суда города Москвы, в связи с решением ЕСПЧ. Об этом сообщил в среду, 25 декабря, в эфире радиостанции "Эхо Москвы" руководитель пресс-службы Верховного суда Павел Одинцов.

"Кроме того, Вячеслав Лебедев вынес постановление, в котором отменил решение судьи ВС РФ и возбудил надзорное производство по жалобам адвокатов Краснова, Мирошниченко и Клювганта в защиту Ходорковского и Лебедева о пересмотре приговора Хамовнического районного суда города Москвы от 27 декабря 2010 года и последующих судебных решений. Жалобы адвокатов вместе с уголовными делами переданы на рассмотрение президиума ВС", - цитирует Одинцова интернет-портал "Эха Москвы".

Агентство "Интерфакс" обращает внимание на то, что защита экс-руководителя ЮКОСа Михаила Ходорковского положительно восприняла решение председателя Верховного суда РФ возбудить надзорное производство по жалобе на приговор по второму "делу ЮКОСа", но считает его промежуточным. "Это промежуточное решение, оно, безусловно, положительное", - сказал адвокат Ходорковского Вадим Клювгант. Он уточнил, что в связи с решением председателя ВС соберется президиум высшей судебной инстанции, на котором будет принято решение о законности приговора. Адвокат не стал давать оценку перспективности рассмотрения дела в президиуме. "Будем готовиться", - сказал Клювгант.

Дата 25.12.2013
Автор Михаил Степовик
Редактор Геннадий Темненков

http://dw.de/p/1Agh2

Дадут ли Ходорковскому уйти в тень

Текст: Дмитрий Дризе

Экс-владелец ЮКОСа заявил, что займется общественной деятельностью. За власть он бороться не намерен, бизнес ему больше не интересен

Михаил Ходорковский. Фото: ИТАР-ТАСС

Михаил Ходорковский после освобождения  займется общественной деятельностью. В этом не было сенсации. Об этом говорились на протяжении как минимум двух последних лет. В том числе им самим в тюрьме.

Он не намерен бороться за власть, поддерживать оппозицию, пытаться вернуть активы ЮКОСа. Единственное возможное направление — освобождение политзаключенных. Наверное, в первую очередь, добиваться снятия обвинений с бывших юкосовцев.

В Россию вернуться пока не может. Иск на многочисленную сумму лишает возможности свободного перемещения по миру. Побыв с семьей, Михаил Борисович, возможно, возглавит некий общественный фонд собственного имени.

Он также мыслитель, писатель и теоретик развития общества. Кстати, он уже советует бизнесу быть социально ответственным. Либеральному обществу критиковать, не превращать в вождя, но и не изолировать Навального. Он нужен для развития страны. Частное — эффективнее государственного.

Видно, что все это его интересует. Вопрос — сможет ли он удержаться в рамках, учитывая энергию Михаила Борисовича — в прошлом самого богатого человека России. Наверное, сможет. По крайней мере, на родине для этого есть немало механизмов, отмечает политолог Константин Симонов

Есть заявление Пескова. Можно предположить, что если все договоренности будут выполняться, через какое-то время, после Олимпиады, он сможет вернуться. Он сам признается, что его судьбу в России решает только один человек. Владимир Путин с Михаилом Ходорковским в последнее время подчеркнуто корректен, называет по имени отчеству, отмечает политолог Станислав Белковский

Общественник Ходорковский все-таки остается оппонентом действующей власти. Причем, официально признанным Западом. Его пресс-конференцию в прямом эфире транслирует CNN. В обществе спорят, кто он теперь. Новый Солженицын, Мандела или просто отсидевший олигарх — не герой. Но уже больше 10 лет он не выпадает из информационного пространства. Возможно, ему просто не дадут уйти в тень — Ходорковский нужен, может быть, потому, что других не видно.

http://www.bfm.ru/news/240879?doctype=article

Глава Верховного суда посоветовал смягчить приговор Ходорковскому

Текст: Мария Локотецкая

Об этом говорится в опубликованном сегодня постановлении по второму «делу ЮКОСа»

Михаил Ходорковский. Фото: Reuters

Председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев считает возможным смягчение приговора по второму делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, осужденным за хищения нефти на сумму  более 800 млрд рублей и отмывание преступных доходов. Это следует из вынесенного им накануне постановления о возбуждении надзорного  производства по второму делу ЮКОСа.

В четверг документ был опубликован на сайте Верховного суда. Из него следует, что президиум Мосгорсуда, рассматривая надзорную жалобу защиты на приговор Хамовнического суда от 27 декабря 2010 года, «обстоятельства, связанные с совершением мошенничества в сфере предпринимательской деятельности (ст. 159.4 УК), не выяснил и не оценил». Стоит отметить, что эта статья появилась в Уголовном кодексе уже после вынесения предпринимателям приговора. Она предусматривает более мягкое наказание (до 5 лет лишения свободы), нежели обычное мошенничество (до 10 лет).

Почему приговор по второму делу ЮКОСа нужно смягчить

«Вместе с тем новый уголовный закон в случае его применения в соответствии со ст.10 УК улучшает положение осужденных», — указал глава ВС.

«Кроме того, президиум Мосгорсуда, приводя осуждение Ходорковского и Лебедева в соответствие с новым уголовным законом, необоснованно квалифицировал их действия по части 4-й статьи 159 УК (мошенничество, совершенное организованной группой либо в особо крупном размере) самостоятельно по каждому эпизоду мошенничества», — пришел к выводу Лебедев. Он пояснил, что действовавший на момент совершения подсудимыми преступления Уголовный кодекс признавал совокупностью преступлений совершение двух или более преступлений, предусмотренных различными статьями или частями УК. «Самостоятельная же квалификация действий фигурантов, осужденных по двум статьям УК, ухудшает положение Ходорковского и Лебедева», — подчеркнул председатель ВС.

Он отметил, что допущенные нарушения материального закона повлияли на выводы при назначении осужденным наказания за совокупность преступлений, когда складывались сроки по первому и по второму уголовным делам.

«Изложенные основания являются достаточными для рассмотрения уголовного дела президиумом Верховного суда РФ, поскольку влекут назначение более мягкого наказания», — резюмировал Лебедев.

17 млрд как «новые обстоятельства»

Напомним, что накануне председатель ВС также решил вернуться и к рассмотрению первого дела Ходорковского и Лебедева, осужденных Мещанским судом Москвы в 2005 году и получившим по первому приговору по 8 лет.

Представление о пересмотре дела было внесено в президиум ВС «ввиду новых обстоятельств». К таковым Лебедев отнес решения Европейского суда по правам человека. В июле этого года ЕСПЧ пришел к выводу, что уголовное преследование бизнесменов не было политически мотивированным, однако признал нарушенным их право на справедливое судебное разбирательство.

В частности, он счел, что суд неправомерно удовлетворил иск Министерства по налогам и сборам России (МНС) и взыскал с подсудимых задолженность по налогам ЮКОСа на сумму более 17 млрд рублей. ЕСПЧ указал, что «действовавшее на тот момент законодательство и судебная практика не позволяли возложить гражданскую ответственность за неуплаченные налоги на руководителей компании, а также удовлетворение судом иска МНС было осуществлено судом произвольно».

Стоит отметить, что именно многомиллиардный иск, по словам уехавшего в Германию Михаила Ходорковского, удерживает его от возвращению на Родину.

20 декабря бизнесмен, отсидевший в заключении больше 10 лет, был помилован президентом в связи с болезнью его матери и уехал из страны.

Надежды защиты

Как сообщил BFM.ru адвокат Михаила Ходорковского Вадим Клювгант, заседания президиума Верховного суда как по первому, так и по второму «делам ЮКОСа» должны быть назначены в течение месяца, то есть не позже 25 января.

«Изучив опубликованные документы, я считаю, что они совершенно очевидно  подтверждают необходимость незамедлительного освобождения Платона Лебедева и столь же очевидно свидетельствуют о необходимости немедленного аннулирования иска на 17 млрд в рамках первого приговора», — заявил защитник.

Он также убежден, что «необоснованный и фальшивый приговор Хамовнического суда должен быть  полностью отменен с прекращением дела в связи с отсутствием состава преступления».

На это надеется и адвокат Платона Лебедева Владимир Краснов, который только сегодня вернулся от своего клиента из колонии в  Архангельской области. По его мнению, Верховный суд решил присмотреться к «делам ЮКОСа» только после решения Владимира Путина амнистировать Михаила Ходорковского. «Ведь не секрет, что решения по «делу ЮКОСа» у нас в стране принимает только один человек. Он решение принял, дал сигнал всем остальным, что пора заканчивать», — полагает Краснов.

Краснов рассказал, что сейчас Платон Лебедев готовится в колонии к встрече Нового года и надеется, что отмечать праздник за решеткой будет в последний раз. «Про какую-то специальную программу я ничего не знаю, но вряд ли у них там корпоратив будет», — шутит защитник.

Сам Платон Лебедев с воодушевлением комментирует действия своего однофамильца. «Любое законное решение по любой жалобе приведет к выходу на свободу», — надеется он.

Дела Ходорковского и Лебедева

В мае 2005 года Мещанский суд Москвы вынес приговор по первому уголовному делу экс- главы ЮКОСа Михаила Ходорковского и его делового партнера, руководителя Международного финансового объединения «Менатеп» Платона Лебедева. Тогда бизнесмены были осуждены на 9 лет каждый за мошенничество, причинение имущественного вреда, а также уклонение от уплаты налогов с организации и физическим лицом (ст. 147 УК РСФСР, ст. 165, 199 и 198 УК РФ). Обвинение, по которому суд признал их виновными, касалось хищения акций ряда предприятий, а также перепродажи продукции НК ЮКОС компании на мировом рынке по ценам, вдвое превышавшим отпускные внутрироссийские цены. Ущерб от действий подсудимых был оценен на сумму около 500 млн долларов.

Оглашая приговор, суд также удовлетворил гражданский иск, предъявленный к подсудимым МНС России. В соответствии с ним, с Ходорковского и Лебедева взыскали в пользу бюджета более 17, 5 млрд рублей — сумму, на которую, по версии следствия, подсудимые уклонились от уплаты налогов с подконтрольных им организаций.

Позже Мосгорсуд снизил осужденным срок до 8 лет.

В декабре 2010 года экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский и бывший руководитель Международного финансового объединения «Менатеп» Платон Лебедев были приговорены Хамовническим судом Москвы к 14 годам лишения свободы за хищения свыше 200 млн тонн нефти дочерних предприятий ЮКОСа на общую сумму в более чем 800 млрд рублей и отмывание преступных доходов (ст. 160 и 174.1 УК). 24 мая 2011 года Мосгорсуд уменьшил им наказание на год.

20 декабря 2012 года президиум Мосгорсуда снизил осужденным наказание  с 13 до 11 лет лишения свободы. А 6 мая этого года в приговор внес коррективы Верховный суд, который рассмотрел надзорную жалобу защиты. Он уменьшил осужденным срок с 11 лет до 10 лет 10 месяцев лишения свободы.

Поскольку Ходорковский и Лебедев были арестованы в 2003 году, то ожидалось, что Лебедев освободится в мае, а Ходорковский — в августе 2014 года.

Платон Лебедев о помиловании не просил и все еще досиживает наказание в колонии города Вельска в Архангельской области.

http://www.bfm.ru/news/241455?doctype=article

Ходорковский - Би-би-си: России не нужен новый Путин

Последнее обновление: вторник, 24 декабря 2013 г., 16:54 GMT 20:54 MCK

Бывший заключенный номер один намерен "стараться изменить Россию" и по-прежнему считает себя "серьезной потенциальной проблемой" для власти.

Михаил Ходорковский, а также его сын Павел ответили на вопросы телеведущего программы Би-би-си HardTalk Стивена Сакура.

Би-би-си: У вас была удивительная неделя – из колонии в Карелии до престижного отеля в Берлине. Как вы себя ощущаете?

Михаил Ходорковский: Спокойно. Как будто бы этих 10 лет между моим прошлым посещением этого отеля, а я здесь был незадолго до ареста, не было. Единственное, что меня продолжает беспокоить, это судьба моих коллег.

Би-би-си: Каково это - впервые увидеть свою четырехлетнюю внучку, девочку, которая родилась, когда вы были в тюрьме, которую вы никогда не видели?

М.Х.: Я наблюдал по фотографиям за тем, как она растет. Для меня было совершенно удивительно увидеть Диану такой, какой я ее представлял по фото – живая, активная, бегающая. У меня четверо детей, и один из них меня сейчас слушает. Думаю, он на меня не обидится, если я скажу, что при встрече со своими детьми не было такого ощущения, как при встрече с внучкой.

Би-би-си: Мы еще поговорим о семье и о радости, которую вы испытали, но сейчас я хотел бы вернуться назад, к российской тюремной системе. Как близко вы подошли к тому, чтобы сломаться под гнетом этой системы?

М.Х.: Сегодняшняя российская тюрьма – это не советский ГУЛАГ…

Би-би-си: Но там нелегко находиться, особенно в одиночном заключении.

М.Х.: Тем не менее тех пыток холодом и голодом, которые были в сталинских лагерях, сейчас почти нет. Бывают, но это скорее эксцессы. Тем не менее, тюрьма - это тюрьма, и психологическое давление на человека очень сильное. Мне было легче, чем моим коллегам по заключению, потому что я попал в тюрьму будучи взрослым и состоявшимся человеком, а в тюрьме, в нашей российской тюрьме, большинство молодежи. Во-вторых, я все-таки попал в тюрьму будучи уверен не просто в своей невиновности, а в том, что я отстаиваю правое дело.

Би-би-си: В 2010 году вы сказали, что не хотите умереть в тюрьме. Но если потребуется, вы колебаться не будете. Был ли такой момент, когда вы думали, что уже не выйдете на свободу?

М.Х.: Таких моментов было несколько, и последний - буквально за три дня до освобождения. Это очень советская, сталинская система, когда заключенный практически отбывает срок, и в этот момент - не раньше, когда он уже живет свободой, ему добавляют следующий срок. Первый раз у меня это было в 2006 году. Тогда по российским законам мне оставалось буквально полгода до момента, когда я имел право на условно-досрочное освобождение. И вот мне говорят: у вас новое дело, и мы вам к тем восьми годам тюрьмы, которые у вас были, добавим еще 10 лет. Тогда я понял, что, может быть, из тюрьмы никогда не выйду.

Би-би-си: Был ли такой момент, учитывая, через что вы прошли – давление, камеры повсюду, нападение заключенного с ножом - что вы хотели со всем покончить?

М.Х.: Нет. Я, наоборот, сказал себе, попав в тюрьму, что, если меня власть хочет оставить здесь навсегда или убить, им придется над этим очень серьёзно потрудиться. Помогать в этом я им не буду.

Би-би-си: В Москве ходят слухи, что между вами и Владимиром Путиным было заключено соглашение о том, что вы не будете создавать политических проблем и не вернетесь в Россию. Было такое?

М.Х.: У нас все было очень прозрачно. 12 ноября мои адвокаты сказали, что господин Геншер говорит о возможности получить досрочное освобождение без признания вины. Он прислал мне письмо, отправленное на имя президента Путина, и я написал те две бумаги, о которых рассказывал на пресс-конференции, т.е. просьбу об освобождении без признания вины. Никаких политических или иных требований ко мне не предъявлялось. О том, что я не буду принимать участие в борьбе за власть и свои бывшие активы, я говорил уже много лет, это действительно правда. Но здесь моя публичная позиция была давно сформирована, и обмануть людей мне было бы не менее неприятно, чем президента.

Би-би-си: Поясните тогда, в последние несколько дней вы сказали: "Прошу воспринимать меня как символ того, что усилия гражданского общества могут привести к освобождению даже тех людей, освобождение которых не предполагалось никем". При этом вы также заявили, что не собираетесь заниматься политикой. Как можно способствовать освобождению заключенных и ускорить реформу тюремной системы, не будучи политиком?

М.Х.: Политическая борьба - это борьба за власть, когда человек хочет получить для себя некую позицию в госвласти. Меня эта работа не интересует, не говоря уже о том, что российское законодательство для меня этот путь закрывает.

Би-би-си: Это понятно, но речь идет о том, чтобы создать как можно больше политического шума, чтобы оказать давление на Путина. Приведу пример - кампанию в защиту Pussy Riot. Их освободили по амнистии, и они заявили, что амнистия - это профанация, пиар, а одна из участниц скандировала: "Россия без Путина!". Они четко дали понять, что продолжат свою активную деятельность. Вы готовы и дальше создавать большой шум?

М.Х.: Для меня вопрос политических заключенных, остающихся в российских тюрьмах, - это вопрос номер один. Но для моей страны более существенной является проблема того, что общество не готово к самоуправлению. Не хотят люди принимать ответственность за свою судьбу. Именно это дает возможность президенту Путину опираться на это большинство людей, не желающих ответственности. К счастью, люди иного толка, люди, которые хотят бороться за свои права и сами определять свою жизнь, - таких людей сейчас стало больше. Я свою роль вижу в том, чтобы помогать обществу в этой части становиться более качественным.

Би-би-си: Давайте проясним то, что сейчас происходит. Вас отпустили, Pussy Riot отпустили. Это говорит о смене отношения Путина к оппозиции?

М.Х.: Убежден, что в отношении политических заключенных Путин делает шаги из вполне прагматических соображений. Это не является свидетельством каких-то коренных изменений, но такие изменения возможны, и над этим надо очень серьезно работать.

Би-би-си: Я спрошу напрямую. Вы боитесь? Вы чувствуете, что не можете напрямую сказать то, что думаете о Путине и о путинской России? Ваш близкий друг и коллега Платон Лебедев остается в тюрьме. В этом дело?

М.Х.: Я не могу не учитывать то, что в тюрьмах еще много заключенных и в том числе людей, за которых я лично несу ответственность. Более важно то, что я вижу иные методы достижения общественно значимых целей, чем те, которые используются, в частности, Pussy Riot. Я считаю, что если пассивного большинства будет не 62 процента, а 50, а активного – не 15-20, а хотя бы 30, то политика Путина изменится радикально.

Би-би-си: Последние 10 лет была битва между вашей волей и волей Путина. Вы потеряли десять лет свободы, потеряли бизнес-империю, и сейчас вы фактически в ссылке. Выходит, что в этой битве победил Путин?

М.Х.: Если бы Путин продолжал настаивать на признании вины, я бы оставался в тюрьме.

Би-би-си: Но ведь он уничтожил вас. 10 лет вашей жизни, ваш бизнес, состояние, и следующие несколько лет, а может, и всю оставшуюся жизнь, вам нужно будет жить вдалеке от вашей страны.

М.Х.: Если не брать мою личную жизнь, то в общественной части прошедшие десять лет не разрушили, а нарастили мой потенциал. И здесь нельзя сказать, что достигнуты те цели, которые власть перед собой ставила. А власть ставила цель, чтобы о ее оппоненте забыли. Сегодня очевидно - обо мне не забыли. Я для власти по-прежнему серьезная потенциальная проблема. Другое дело, что я не считаю, что в сегодняшней ситуации правильно говорить: "Я выиграл, ты проиграл" или "Ты выиграл - я проиграл". Мое освобождение стало результатом компромисса, когда выиграл Путин и выиграла оппозиция.

Би-би-си: Вы вернетесь когда-нибудь в Москву?

М.Х.: Убежден, что да.

Би-би-си: При Путине или когда он уже не будет у власти?

М.Х.: Еще при Путине.

Би-би-си: С тех пор, как вы вышли на свободу, у вас был контакт с Путиным или иными представителями власти?

М.Х.: Я с ними не контактировал, точнее, они не контактировали со мной.

Би-би-си: Последняя мысль о Западе и о Путине. Как вы думаете, Запад на самом деле понимает его? В последние несколько месяцев Путин занимает жесткую позицию по Сирии, по Украине, на рынке энергетики. Похоже на то, что западные лидеры, в том числе Барак Обама, просто не знают, как с ним себя вести. Во многих ситуациях он кажется сильнее, чем они. Как вы считаете, на Западе понимают его неправильно?

М.Х.: Я был бы очень разочарован, если бы ведущие западные политики не понимали своего контрагента по переговорам. Я предполагаю, что их уровня для этого хватает. Другое дело, могут ли они противопоставить его тактике некую встречную тактику. И главное, хотят ли они это делать.
В моем представлении то, что на сегодняшний день делает Владимир Путин - в частности по Сирии, по энергетике, - для западных политиков либо выгодно, либо безразлично. Все остальное - это чистой воды игра. И по Украине я почти убежден, что, например, для Германии позиция Путина выгодна. Украине было нужно 30 млрд долларов, их должна была дать либо Европа, либо Путин. Россия дала эти 30 млрд. Думаю, делая недовольное лицо, в Европе на самом деле аплодируют.

Би-би-си: В тюрьме у вас было много времени подумать. Вы признались себе в том, что совершили серьезную ошибку в способе построения бизнеса в 90-х и начале 2000-х. Вы стали одним из самых богатых людей на земле, состояние которого Forbes оценил в 15 млрд долларов. Большая часть этого состояния была получена благодаря приватизации - крупной распродаже государственных предприятий, включая нефтегазовые. Вы готовы признать, что то, что вы сделали, было ошибкой, о которой вы сожалеете?

М.Х.: Я никогда не скрывал, что считаю свои шаги по восстановлению промышленности абсолютно правильным. Нам удалось подхватить нефтяную промышленность у самого дна, когда Россия практически начинала импортировать бензин. Россия, импортирующая бензин, - ничего себе! И поднять ее до того уровня, когда производство, добыча нефти увеличилась в два раза. А в нашей компании – даже в три.

Би-би-си: Но вы купили активы, которые стали компанией ЮКОС, за 300 млн долларов, и за три месяца они стали стоить миллиарды долларов. Многие считают, что вы купили их задешево, и пострадали от этого жители России.

М.Х.: Когда мне это говорят последователи коммунистической партии, я отношусь к этому спокойно. Но от вас я мог бы услышать добавку: вы купили за 300 млн долларов компанию, у которой было четыре млрд долларов долга. Через год она стоила шесть миллиардов, а еще через год - 180 млн, потому что был кризис 1998 года. Еще через пять лет она стала стоить 30 млрд. Это и есть рынок – возможность успеха, возможность проигрыша. Я в 1998 году оставался вообще без денег, но я все-таки хотел бы ответить на ваш предыдущий вопрос. Есть другая сторона проблемы, где я совершил серьёзную ошибку. Я занимался восстановлением промышленности в то время, когда надо было работать с людьми, помогать людям. Люди – и в этом и была наша основная беда – не оценили усилий по восстановлению промышленности, важных, нужных, хороших усилий. В то время людям было на самом деле очень тяжело.

Би-би-си: Сейчас я хотел бы пригласить поучаствовать в разговоре вашего сына Павла. Павел, я говорил с вами около двух месяцев назад. В тот момент вы были совсем не уверены, отпустят ли отца в 2014, или будет третий суд. Почему, как вы думаете, отца отпустили?

Павел Ходорковский: Мы можем говорить о разных факторах, влияющих на имидж, и они действительно имеют место быть. России нужно улучшать образ за рубежом, получить по максимум от предстоящих Олимпийских игр и перед председательством в "большой восьмерке". Конечно, амнистия и помилование отца помогают в этом. Но, кроме этого, я думаю – и это очень просто – пришло время. Пришло время отцу возвратиться домой.

Би-би-си: В том интервью вы признались, что часть вас была зла на решение, которое отец принял в 2003 году. (Обращается к Михаилу Ходорковскому.) Вы были в США, когда узнали, что Платона Лебедева арестовали, и вы знали, что если вернетесь в Россию, с большой долей вероятности окажетесь в опасности, вас арестуют. Сын сказал вам об этой опасности и о своих опасениях, но вы ответили: я должен вернуться. Зачем вы вернулись, зная, что ваша безопасность и безопасность вашей семьи находится под угрозой?

М.Х.: Если все будут сдаваться, то общества просто не будет. Власть задавит общество. Значит, кто-то должен не сдаваться. Если кто-то должен не сдаваться, то почему этим кем-то не должен быть я? Почему я должен переваливать это на своих друзей, на своих сотрудников?

Би-би-си: Но, отказавшись сдаться, вступив в эту борьбу, вы поставили под угрозу свою семью. И, как вы сказали, у вас перед семьей теперь огромный долг, который вы хотите отдать. Как можно отдать такой долг?

М.Х.: Заботой. Семья - это всегда единомышленники. И если я считаю, что я должен бороться, я рассчитываю, и как оказалось, рассчитываю не зря, что семья меня в этом поддержит.

Би-би-си: Павел, что вы чувствуете сейчас? Помните, когда вы говорили мне о тех противоречивых чувствах по поводу решения отца.

Павел Ходорковский: 10 лет - это не мало. В 18 лет, когда мы в последний раз говорили в Бостоне, я думал: отец принял решение, исходя из своих принципов, и наша задача – не задавать ему вопросов.

Би-би-си: Но у вас было чувство, что свой бизнес, свои принципы он поставил выше семьи?

В октябре 2013 сын Михаила Павел Ходорковский уже становился гостем HardTalk

П.Х.: На тот момент, может, по глупости, я решил не обвинять его, не возвращаться к этому. Но сейчас, через 10 лет, когда у меня – своя собственная семья, дети, мне было бы гораздо труднее принять его решение. Но хотя у меня и были сомнения по поводу решения отца, у меня никогда не было сомнений в тех принципах, на которых основывалось это решение.

Би-би-си: Вы сказали, что опыт этих 10 лет сделал вашего отца более чувствительным, эмоциональным человеком. До заключения как топ-менеджер он игнорировал эмоции. Судя по тому времени, которое вам уже удалось провести вместе, это так? Он изменился?

П.Х.: Во-первых, хочу сказать, что внешне мой отец совсем не изменился. Я видел его 10 лет назад, и, конечно, видел все видео из суда, которые можно было посмотреть. Я ожидал увидеть совсем другого человека, и это удивительно, что вот это – тот отец, которого я помню по нашей последней встрече. Но конечно, внутри он изменился, стал другим человеком. Первой к нему подбежала моя дочь, это ее он первую обнял. Я с трудом представил бы такое 10 лет назад.

Би-би-си: А вы как думаете, эти 10 лет кардинально изменили вас?

М.Х.: Да.

Би-би-си: Как?

М.Х.: В разных смыслах, и я стал старше. Наверное, 10 лет назад я бы считал, что можно только либо победить, либо проиграть. Сегодня я понимаю, что лучше, когда выигравшими себя считают обе стороны.

Би-би-си: Есть люди в России, которые говорят, что что бы вы сейчас ни говорили об отказе играть политическую роль, в итоге вы – единственный человек с опытом, признанием, который может бросить вызов Владимиру Путину и изменить Россию. Почему бы вам этого не сделать?

М.Х.: Я, несомненно, буду одним из тех людей, которые будут стараться изменить Россию. Но изменять Россию и самому пытаться стать на место нынешнего режима – это не просто две большие разницы, здесь одно противоречит другому. Я убежден, что нам не нужен новый Путин. С любой фамилией. Нам нужна демократическая страна, а это – совершенно другая задача.

Би-би-си: Но вы будете за это бороться?

М.Х.: Конечно.

http://www.bbc.co.uk/russian/russia/201 … talk.shtml

Ходорковскому выплатят компенсацию

Деньги на счет бывшего главы "ЮКОСа" поступят, как только Минюст получит реквизиты

27 декабря, 12:19 | Вадим ЗЛОБИН

ФОТО: AP

Бывшему главе "ЮКОСа" Михаилу Ходорковскому будет выплачена компенсация за нарушение его прав во время судебного процесса по первому делу против него. Об этом заявили в пятницу в Минюсте РФ. Выплата составит €10 тысяч.
"Во исполнение постановления Европейского суда по правам человека по жалобе "Ходорковский и (Платон) Лебедев против России" у Ходорковского запрошены реквизиты банковского счета, после получения которых будет осуществлена выплата присужденной ему суммы компенсации", - цитирует РАПСИ сообщение российского ведомства.

Ходорковский тем временем после освобождения продолжает давать интервью. В очередном из них - "Новой газете" - он заявил, что для нормализации климата в России необходимо избавиться от засилия спецслужб. Добиться этого, по его мнению, можно путем увольнения десятой части силовиков. "Нужна децимация. Увольнение десятой части. Не поможет - еще раз", - сказал экс-глава "ЮКОСа". При этом бизнесмен выразил уверенность, что в бандиты уволенные сотрудники не пойдут.

Коррупцию, по мнению Ходорковского, искоренить невозможно. "Но она не должна быть государствообразующим явлением. Тут такая тонкая разница. Одно дело - когда человек берет деньги и за это что-то делает, и совсем другое - когда он делает только то, за что может взять деньги", - пояснил свою мысль бизнесмен.

Вместе с тем бывший топ-менеджер "ЮКОСа" признался, что не знает, как изменить пенитенциарную систему России. "Как справиться с преступностью, как организовать труд на зонах? Я могу подойти и негромко дать совет: нельзя ли все-таки, чтобы не били в ШИЗО? Но там, где сидел я, царил образцовый порядок. Его начинали наводить, как мне рассказывали, за месяц до моего появления", - отметил он.

Ходорковский уверен, что закон в России все же исполняется, но лишь в отношении 70 - 80% населения. "Не работает он - и заменяется произволом - в политических процессах и делах против крупного бизнеса. Они составляют никак не больше одной пятой. А остальное, основное - бытовые преступления, мелкая уголовка и наркомания", - подчеркнул экс-глава "ЮКОСа", добавив, что подавляющее большинство заключенных употребляют наркотики.

Экс-глава нефтяной компании "ЮКОС" Михаил Ходорковский был задержан в 2003 году. Предпринимателя обвинили в том, что под его руководством председатель совета директоров МФО "МЕНАТЕП" Платон Лебедев похитил 20% акций горно-обогатительного комбината "Апатит" и занимался перепродажей продукции компании по завышенным ценам. Считается, что в результате их совместной деятельности государству был нанесен ущерб в $500 миллионов. В 2005 г. Ходорковского и Лебедева приговорили к девяти годам лишения свободы, позже этот срок сократили до восьми лет.

Два года спустя, в 2007 г., им предъявили обвинения еще по двум статьям Уголовного кодекса. Ходорковского и Лебедева обвинили в хищении акций дочерних организаций ОАО "Восточная нефтяная компания" и 350 млн т нефти трех предприятий общей стоимостью около 850 млрд рублей. Нефть предприниматели потом перепродавали по завышенным ценам, "отмыв" около 450 млрд руб. и $7,5 миллиардов.

В 2010 г. Ходорковского и Лебедева приговорили к 13,5 годам колонии, однако из-за того, что к тому времени они не отбыли полгода предыдущего срока, окончательным приговором стали 14 лет колонии. Позже Верховный суд РФ частично удовлетворил надзорную жалобу предпринимателей, снизив обоим срок до 10 лет и 10 месяцев. Согласно новому вердикту, Платон Лебедев получил возможность выйти на свободу в начале 2014 г., а Ходорковский - в августе.

Девятнадцатого декабря стало известно, что Ходорковский подал президенту прошение о помиловании без признания вины, которое было впоследствии удовлетворено Владимиром Путиным. Сразу после освобождения из колонии экс-глава "ЮКОСа" вылетел в Германию. Там он дал ряд интервью и две пресс-конференции, в которых заявил, что политика "в плане борьбы за власть" ему не интересна, а в бизнес он возвращаться тоже не собирается, поскольку "всего там добился".

Накануне глава Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев потребовал смягчить приговор, вынесенный по второму делу. Днем ранее он направил на пересмотр и первое дело "ЮКОСа".

http://www.utro.ru/articles/2013/12/27/1166466.shtml

Дошел до Берлина

Разговор поэта с гражданином для «Новой газеты». Теперь Дмитрий Быков надеется на встречу с Михаилом Ходорковским в Москве

— Как вы понимаете, — сказал Ходорковский, — я свои первые интервью распределял с учетом своих долгов. «Новой газете» я многим обязан. Все уже приехали, а от нее никого. Сегодня собирался звонить Муратову — не обидел ли я вас чем.

— А тут он меня и прислал.

— Да. И в жизни вы примерно вдвое уже, чем на фотографиях.

— Спасибо, Михаил Борисович. Я и так к вам хорошо отношусь.

1

— Я давно хотел спросить, что вы думаете о Суркове?

— Я знаю его с ранней его — и моей — молодости.

— Да ладно, вы старше.

— На год.

— А мне казалось, лет на пять.

— Нет. Когда они с Александром Касьяненко пришли в «Менатеп», мне было двадцать четыре, а им, соответственно, года по двадцать три. И я с первых минут разговора определил, что это очень талантливые люди. Сурков — исключительно одаренный пиарщик, а я за талант могу простить все — ну, почти все. Это сегодня кажется: подумаешь, внедрить лейбл на циферблат часов в программе «Время». А тогда это была революция. Я жалел, когда мне пришлось с Сурковым расстаться, — но пришлось делать выбор, и я его сделал.

— Сурков, как видим, не пропал. Сильно ли он изменился, по-вашему?

— Он остается очень талантливым креативщиком.

— И называет Владимира Путина «белым рыцарем».

— Это логично. Он человек линейно порядочный — то есть предан корпорации, на которую работает. Большего почти ни от кого требовать нельзя.

— Неужели и «Наши» кажутся вам талантливым креативом?

— Разумеется. Это явление яркое, а значит, за ним стоит талант. Иной вопрос, что это за яркость, насколько она притягивает — или, скорей, отталкивает. Мы не всегда знаем, каковы задачи людей, работающих в крупных корпорациях (а сегодняшнее российское правительство и есть крупная корпорация). Иногда они озабочены тимбилдингом или моральным воспитанием молодежи. Иногда — освоением бюджета. А может быть, в их многоходовых комбинациях важно кого-то воспитать от противного, создать предельно отталкивающий образ.

— Вы допускаете, что «Наши» созданы как дурной пример? «Не делай так»?

— Я скорей допустил бы освоение бюджета.

2

— Очень многих разочаровало ваше заявление об отказе от политики.

— Я могу с уверенностью сказать только, что для меня закрыта тема бизнеса — и, соответственно, борьба за активы ЮКОСа — и что приоритетом для меня сейчас является борьба за освобождение моих друзей и коллег. Я не вижу себя в борьбе за власть — прежде всего потому, что во власти надо быть гением интриги, а в этом я понимаю очень мало. В промышленности — значительно больше. Это не значит, что во власти нет и не было профессионалов. Скажем, очень умным человеком я считаю Касьянова. Кудрина, хотя он скорее финансист, нежели промышленник. Естественно, я не жду для себя никаких предложений от нынешней власти — они меня и не интересуют. В остальном ни от какой работы зарекаться не стану.

— Меня не столько интересует вопрос, почему вас отпустили...

— Тем более что я уже много раз признался: у меня нет точного ответа.

— …сколько вопрос о том, почему вас десять лет назад посадили.

— Не знаю, поверите вы или нет, но у меня и тогда не было никаких властных амбиций. Я не видел себя премьером и не собирался бороться за премьерское кресло. Я не планировал никакого захвата парламента, в котором меня столько раз обвиняли. Я финансировал несколько политических партий, потому что парламент рисовался мне местом для политической борьбы. Мне представлялось, что с этой борьбой вполне может справиться профессиональный политик — например, Явлинский. Если бы в парламенте было тридцать процентов оппозиционеров, это была бы вполне адекватная Дума. Не знаю, насколько вы вообще меня представляете, но я во всяком случае не слабоумный, чтобы мечтать о политическом перевороте; и десять лет назад тоже не был слабоумным.

— Но говорили, что вы хотели отдать Западу контроль над российской нефтью...

— Это говорили не только вам, но прежде всего президенту. В аналитических справках, которые ложились ему на стол, эта мысль подчеркивалась. Я, напротив, в это время планировал сделку, которая позволила бы России вместе с Америкой — на чем наши связи заметно укрепились бы — контролировать огромные нефтяные запасы во всем мире. Эта сделка сорвалась из-за жадности или зависти некоторых недальновидных людей — я чувствовал тогда не столько злость, сколько действительно сильную обиду. Ни о какой передаче российской нефти под западный контроль речь не шла вообще. Поверьте мне, я стараюсь в жизни врать как можно меньше.

3

— Сегодня самый страшный жупел — развал страны. Неужели эта угроза реальна?

— В реальность распада СССР тоже никто не верил. Распад происходит не тогда, когда ослабевает вертикаль, — она и сегодня, в условиях, когда все боятся и переваливают ответственность, достаточно слаба. Распад происходит, когда у страны нет модели общего будущего — и тогда различные ее части начинают искать, где лучше. Страны притягиваются к центрам силы. В Краснокаменске я отчетливо видел, что восток России становится все более китайским — не потому, что Китай кого-то завоевывает, а потому, что влияет, заселяет, проникает туда, где слабеет влияние центра. В принципе у России вполне есть возможность продолжать сырьевое существование, хоть и не столь богатое, как в нулевые годы. Население будет беднеть — и все-таки ничего не понимать. Однако в один далеко не прекрасный момент выяснится, что Республика Саха, Дальний Восток или Поволжье существуют в значительной степени сами по себе. Я считаю угрозу распада самой реальной — и самой страшной. Если сохранится нынешняя модель — другой вариант трудно представить.

— Хорошо, каким вам видится место России в мире — кроме сырьевого придатка?

— Ну, есть еще торговля оружием — но это очень узкий сегмент. У России, мне кажется, другой путь. Экономика знаний — так его называют обычно.

— То есть ай-ти?

— Нет. Продавать софт, как выяснилось, невыгодно — он слишком легко воруется. Дело не в ай-ти, потому что мне кажется, что двадцать первый век вообще будет веком борьбы за индивидуальность, против тотального копирования. Вот на вас джинсовый костюм, мы все когда-то о таких мечтали, у людей были вообще унифицированные требования, и серийное производство восторжествовало во всем. Включая культуру. Сегодня модным стало что-то новое — завтра это носят все; сегодня модной стала книжка о мальчике-волшебнике или коде древней секты — завтра все это издают и пишут. Апофеозом этой цивилизации копирования стало появление 3D-принтера. В перспективе он позволит вам немедленно скопировать любую понравившуюся вещь, включая пистолет. Штамповка перестает быть ценной: в сегодняшнем мире платят не за понравившуюся игрушку, которая стоит доллар, а за игрушку, которой ни у кого больше нет. Она будет стоить десять. Начинается эра индивидуального дизайна в одежде — раньше этим занимались маргинальные модельеры, которые шили единственные экземпляры для звезд, а сегодня единственный экземпляр хочется каждому. Тотальное копирование дошло до того, что единственной дорогостоящей вещью становится штучность.

А Россия, как вы знаете, всегда была сильна не серийным, а штучным производством, не массовым, но авторским началом. И потому в идеале распределение населения мне рисуется так (я представляю, какие начнутся аргументы про утопичность, — но востребованность национальной утопии сегодня бесспорна, с антиутопиями можно уже на порог не пускать): десять процентов занято в сельском хозяйстве (до трех, как в Штатах, мы нескоро дойдем), двадцать — в добыче и обработке сырья, двадцать — в так называемом постиндустриальном секторе, то есть производстве услуг, двадцать — в промышленности, десять — в бюджетной сфере, образовании, здравоохранении, на военной службе. И еще двадцать — в той самой экономике знаний, для формирования которой я и вкладывал столько денег — это был безусловный приоритет, — в академию интернет-образования. Добивался от губернаторов, чтобы это появлялось на местах. Сейчас интернет и так развивается хорошими темпами — но надо, чтобы развивались не только социальные сети; чтобы он был главным средством обучения, транслировал лекции, формировал среду. Есть, строго говоря, два способа перетащить двадцать процентов населения страны в этот интеллектуальный, передовой сектор экономики. Первый — именно тотальный образовательный проект, на который брошены лучшие силы и максимальные средства. А второй — вероятно, не наш путь, потому что он слишком жесток. Урбанизация.

— В смысле — превращение двух третей страны в дикое поле? Был такой проект, кажется, в Минрегионе...

— В Канаде это превращение никого не погубило, напротив, привело к резкому росту. Есть полоса городов, и есть север, практически безлюдный: половина площади страны — 70 000 жителей. Канада нам климатически ближе всего, и вообще это не худший образец, — но не думаю, что концентрация населения в городах будет признана популярной мерой. Хотя эта мера спасительна: вам никогда не приходило в голову, почему русская интеллигенция после двадцатых перестала производить смыслы?

— Запугана была, вероятно.

— При Александре III не запугана, при красном терроре не запугана, а после чисток и высылок вдруг сразу запугалась? В стране было, насколько я помню, три главных интеллектуальных центра — беру количество учебных заведений, газет и издательств. Москва, Петербург и Поволжье, причем в Поволжье — Самара, развивавшаяся быстрей, чем Чикаго. Именно эти три центра были разогнаны. Интеллигенция осталась, но до шестидесятых годов (когда ее вновь стали собирать в центрах вроде Новосибирска, Дубны, интернате Колмогорова) смыслов не производила. Почему? А потому что идеи возникают в диалоге, взаимодействии, в высокой концентрации интеллекта. Я по себе знаю — мой случай особенно нагляден, и я этой черты не стыжусь: с умным собеседником умнею, с глупым — глупею. Концентрация населения в городах — залог того, что в этих городах будет биться мысль, будут сталкиваться концепции. Но не знаю, насколько страна готова к тому, что ее основой станет городская цивилизация. Этого здесь никогда не было.

— Подозреваю, что без авторитарных мер вы из болота никого не вытащите...

— Авторитарный лидер на несколько лет, на время создания институтов, — это, боюсь, неизбежно в стране, где по всем опросам две трети населения готовы препоручить власти право на любые решения. Иное дело, что первыми решениями такого лидера должно быть перераспределение колоссальных, избыточных сегодняшних полномочий президента и создание работающих институтов.

— То есть все-таки Ли Куан Ю.

— Почему обязательно? У руководства любой крупной корпорации есть подобный опыт.

4

— А разве не реформа пенитенциарной системы?

— Вот тут я плохой советчик. Я даю советы только там, где реально представляю выходы. А как изменить пенитенциарную систему России, я не знаю. Как справиться с преступностью, как организовать труд на зонах? Я могу подойти и негромко дать совет: нельзя ли все-таки, чтобы не били в ШИЗО? Но там, где сидел я, царил образцовый порядок. Его начинали наводить, как мне рассказывали, за месяц до моего появления. Приезжал генерал лично выбирать для меня рабочее место.

— Над которым висела камера.

— Да, а когда переводили меня — переносили ее.

— Но можно же сделать так, чтобы закон работал? Чтобы правосудие не было обвинительным? Чтобы оно не подменялось произволом?

— Вы не поверите, но закон работает.

— Изумительно слышать это от вас.

— Применительно к семидесяти, а то и восьмидесяти процентам населения. Не работает он — и заменяется произволом — в политических процессах и делах против крупного бизнеса. Они составляют никак не больше одной пятой. А остальное, основное — бытовые преступления, мелкая уголовка и наркомания. Вы знаете, что подавляющее большинство сидящих — наркоманы?

— Или те, кому подбросили...

— Подбрасывают в единичных случаях, если речь опять-таки не идет о политике или бизнесе. Или уж тогда, когда решить проблему законным путем невозможно. Вот вам пример: со мной сидел человек, совершивший порядка семисот квартирных краж. Поймать его ни на чем не могли. Профессионализма не хватало. Он был большим профессионалом, чем полиция. И тогда ему подбросили наркотики. Но остальные наркоманы — банальные любители дури, чрезвычайно распространенной в провинции.

— Что вы почувствовали, узнав, что у вас руки по локоть в крови?

— Я не удивился, удивляет скорей другое. Может, хоть вы мне объясните, почему эта дубинка — организация убийств — так и не была пущена в дело?

— Ну, моя-то версия проста: вас готовят в преемники, преемник может уходить от налогов, но убийцей быть не может.

— А если серьезно?

— Может, там все настолько рассыпалось?

— Рассыпалось там хорошо, потому что убийцы мэра Петухова, например, в процессе расследования поменялись. Были одни фамилии, стали другие. А где же прежние? Исчезли, они оказались не виноваты. На третьем процессе по делу Петухова его жена вдруг вспомнила, будто он ей накануне гибели говорил: «Миша на меня давит». А почему не вспоминала раньше? Боялась, говорит она. Я понимал, что если возникнет дело об убийствах — там могут нарисовать любую улику, любого свидетеля, который скажет что угодно, — тут это проще, чем щелкнуть пальцами. И только одного я не понимаю до сих пор: почему они так на это и не пошли?

5

— Вы допускаете, что вернетесь в Россию?

— Я назвал условие, оно очень простое. Отмена иска, который висит надо мной еще с первого дела. Иначе впустить-то впустят, ну а выпустить...

— С той же вероятностью они могут этот иск сначала отменить, а потом возобновить...

— Нет. Это публичный отказ от собственного решения, а Путин никогда не отыгрывает назад. С его точки зрения, это потеря лица.

— Вы успели соскучиться?

— Я вообще-то русак, как бы странно ни звучало это заявление. Климат, скажем, Карелии для меня оптимален, я люблю Русский Север, мне нравится жить в России. Одно там не нравится — всесилие спецслужб, силовиков вообще. Когда любой их представитель может к тебе вальяжно обратиться: але! предъяви документы! Я не против предъявить документы, но меня раздражает этот тон. Впрочем, и эта проблема разрешима.

— Думаю, если изменится атмосфера в стране...

— Атмосферы мало. Нужна децимация. Увольнение десятой части. Не поможет — еще раз.

— Они тут же пойдут в бандиты.

— Ну, положим, недалеко они уйдут...

— Хорошая интонация. Повеяло девяностыми.

— Кстати, об искоренении коррупции. Искоренить коррупцию невозможно. Но она не должна быть государствообразующим явлением. Тут такая тонкая разница... Одно дело — когда человек берет деньги и за это что-то делает, и совсем другое, когда он делает только то, за что может взять деньги.

6

— Сейчас, когда интернет дал слово каждой ж..., подвиг превратился в серьезную психологическую проблему. Его как бы не для кого совершать: упорствовать — смешно; защищать своих — мафиозно. Нет консенсусного мнения, понимаете, и нет морали, так что любой подвижник выглядит прежде всего шутом...

— Этой проблемы для меня нет. Мне радикально безразлично мнение людей, которых я ни во что не ставлю. Я умею от него абстрагироваться в принципе. И напротив — для меня радикально важно мнение людей, которые для меня что-то значат. Я знаю, что Ахеджаковой оборвали телефон после того, как я ее назвал в числе этих людей. Ну, пусть она меня простит.

— Вы не можете не понимать, что одна из драм здешней истории — соотношение между человеком и его социальной ролью. Иногда человек и не думает о политике, власти или моральном авторитете — а ниша втягивает его...

— Я это знаю. (Пауза.) Знаю.

7

И коротко от автора.

Встреча с Ходорковским не то чтобы вернула мне надежду — я ее не терял, — но многократно ее усилила. Я увидел человека, который знает, что делать, и способен наслаждаться самим процессом решения масштабной задачи.

Чем бы он ни занимался, этот дух азарта, знания и активности будет ему сопутствовать, и значит, всех этих вещей в нашей жизни прибавится.

«Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою» — сказано у Бродского о русском героизме.

Полдела сделано: Ходорковский дошел до Берлина.

Осталось дождаться такой же встречи в Москве.

Дмитрий Быков

Из выпуска от 27-12-2013 рассылки «Новая газета»

http://digest.subscribe.ru/economics/so … 59628.html

Тюремный дневник Ходорковского

Еще в 2009 году специально для GQ Михаил Ходорковский рассказал, что он видел и понял в лагере, как когда-то это сделал писатель Варлам Шаламов в книге «Что я видел и понял в лагере». Мы вспоминаем этот тюремный дневник сегодня, когда президент России подписал указ о помиловании Ходорковского.

Редакция GQ попросила г-на Ходорковского описать свой собственный лагерный опыт — подобно Шаламову в форме кратких максим. Мы отдаем себе отчет, что по уровню происходящего с человеком кошмара Колыма 1937-го и Краснокаменск нулевых — несравнимы. Тем не менее опыт нашего современника многое говорит о ныне существующей формации ада, который есть не кровь, смерть и дерьмо, а скука, предательство, разложение и иное обыденное человеческое свинство. Итак, что видел и понял в лагере Михаил Ходорковский. 

Лагерь — это антимир. Здесь ложь — норма, правда — исключение.

У нас в стране немало реально вообще безграмотных взрослых людей!

Если сотрудников лагеря поменять местами с его «обитателями», ничего не изменится. Причем этот факт признается представителями обеих «сторон».

Жизнь в лагере отдает ностальгией по СССР: никто не работает, но делают вид; никому не платят, но делают вид. Все вместе врут всем «посторонним», местных «правдоискателей» держат в местной «кутузке».

Люди готовы на многое за еду, даже когда, в общем, не голодают.

Квалифицированно врать суду умеют только оператив­ники. Обычные люди говорят то,
что считают правдой. Если врут — их ложь видна.

Жизнь — штука очень дешевая.

Интриги в лагере похожи на кремлевские, разница — только в масштабах.

Немало тех, для кого честь гораздо дороже жизни.

Лагерь заменяет преступникам университет: это и образование, и связи.

В области наркотиков отставание от США с успехом преодолено. Лагеря «ушли в отрыв».

«Хозяин» — царь, Бог и воинский начальник. Пока не мешает красть. Крадут все и всё. Ну почти...

Да, еще лагерь — это СССР по бесплатной медицине. Она очень бесплатная, но не очень медицина.

Тех, кто ностальгирует по советским порядкам, — приглашаю на экскурсию. Очень отрезвляет!

Образование и навыки всегда пригодятся. Бог все видит!

Сила воли и крепкие нервы важнее просто силы, даже в тюрьме.

ГУЛАГ умер, а традиции и привычки пережили СССР, потеряв свой смысл.

Вспомнил, что такое очереди в ларек за продуктами и мылом. «Запишитесь», «зайдите через месяц, зубная паста, может, будет», «за чаем больше не занимайте...»

Почти у каждого в душе есть что-то святое. Иногда — очень глубоко, но на это всегда можно опереться. Если опоры нет — нет человека. Оболочка пустая. Видно.

Режим, гособеспечение, отсутствие работы и потеря связей с семьей — как специально сделанный конвейер по формированию преступной «пехоты».

90% заключенных никому «за воротами» не нужны, им даже не пишут.

Русские — крайние индивидуалисты.

Через пять лет человек привыкает к тюрьме. Через десять — боится воли.

Тем, кто понимает, что сидит за дело, — легче.

Тем, кто не думает о воле, сидеть легче, а выходить — тяжелее.

В тюрьме ум, чувства работают острее — «сенсорная депривация».

Каждый отдельный день идет медленно, месяцы и годы летят незаметно.

Чтобы добиться своего, надо быть готовым идти до конца. Тогда все возможно. Но фальшь не пройдет.

В лагере выделяться из «массы» всегда опасно и почти всегда вредно. Но можно добиться уважения.

Большинство в лагере ищет подчинения и заботы, прощая «начальству» даже самодурство и тупость.

Если китайцы пообещают платить пособие — вся Сибирь переедет в Китай. Останутся только староверы и начальство.

Русский человек очень талантлив и работящ. Когда трезв.

В лагере и водка, и работа — в дефиците.

Погоня за вещами — добровольное сумасшествие. Человеку реально очень мало надо.

Меркантилизм на свободе часто опасен, в лагере — смешон.

Единственный предмет, по которому скучаю, — компьютер. Зато почерк улучшился.

Российское общество и российский преступный мир соревнуются в негуманности друг к другу. И смотреть страшно, и победа невозможна.

Никто не верит судьям. Большинство верит присяжным.

Люди! Так жить нельзя, если мы — люди!

Патриотизм выдумала интеллигенция.

Лагерь — большая деревня. Все и всё знают.

АВТОР: GQ, 20 ДЕКАБРЯ 2013 Г.
ИСТОЧНИК ФОТО: TASS

http://www.gq.ru/taste/social/60497_tyu … vskogo.php

Михаил Ходорковский уехал в Швейцарию

Михаил Ходорковский вместе с женой Инной, сыновьями-близнецами Глебом и Ильей и дочерью Анастасией покинул Берлин и отправился в Швейцарию. Пока неизвестно: намерен ли он обосноваться там надолго.

После почти трех недель пребывания в Берлине, Михаил Ходорковский в воскресенье, 5 января, покинул Германию и отправился в Швейцарию, где живет его семья. Об этом сообщила пресс-секретарь экс-олигарха Ольга Писпанен. Ходорковского в этой поездке сопровождают его жена Инна, сыновья-близнецы Глеб и Илья и дочь Анастасия. Вопрос о том, намерен ли бывший глава ЮКОСа и вчерашний узник надолго обосноваться в Швейцарии, пока остается открытым.

Прибыв в Базель, Ходорковский заявил журналистам, что намерен бороться за права политзаключенных.

Дата 05.01.2014
Автор Виталий Кропман
Редактор Вадим Шаталин

http://dw.de/p/1AlbI

Ходорковский не определился, будет ли жить в Швейцарии

РБК daily

11:41, 06.01.2014

Фото: EPA

Экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский пока не определился, где он будет жить - в Швейцарии или где-либо еще. Вчера он прибыл в Швейцарию с частным визитом вместе со своей супругой Инной, сообщает пресс-центр Ходороковского.

«После объявления о том, что швейцарские власти выдали Михаилу Ходорковскому  визу, было много слухов и спекуляций по поводу его поездки, утверждалось даже, что он получил вид на жительство и уже живет там. Но это не так», - говорится в сообщении. «Михаил Ходорковский получил обычную Шенгенскую визу на три месяца и приехал на поезде из Берлина. Цель его визита - частная: он и его жена Инна провожают своих двоих сыновей обратно в школу в Швейцарию», -уточнили в пресс-центре.
24 декабря Ходорковский подал заявку в посольство Швейцарии в Берлине на получение трехмесячной шенгенской визы. В МИД Конфедерации тогда подчеркнули, что речь идет «о конфиденциальном процессе». «До принятия решения по этому вопросу никакой дополнительной информации опубликовано не будет», - говорится в коммюнике. На вопрос, зачем Ходорковскому нужна шенгенская виза, если у него уже есть годовая германская виза, в МИД Швейцарии ограничились следующим ответом: «Его адвокат затребовал визу, и мы рассматриваем запрос». Шенгенскую визу бывший бизнесмен получил 30 декабря 2013 года в швейцарском посольстве в Берлине.

20 декабря президент России Владимир Путин подписал указ о помиловании Ходорковского. Вечером того же дня Ходорковский вылетел в Германию. В аэропорту Берлина бизнесмена лично встречал бывший министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер. Именно он сыграл немалую роль в судьбе Ходорковского. Ранее сообщалось, что Ходорковский может уехать в Швейцарию, где живет его супруга Инна, или в Штаты к сыну Павлу.

Вместе с тем Ходорковский уже поделился  некоторыми своими планами на будущее.  «До самого последнего момента я запрещал себе думать о том, что буду делать на свободе. Вопрос бизнеса для меня закрыт. В борьбе за активы участвовать не буду. Вопрос политики как борьбы за власть для меня также не стоит», - заявил он в первой своей пресс-конференции в Берлине. «Буду заниматься деятельностью, в частности, для освобождения политзеков - не только ЮКОСа», - отметил Ходорковский.

http://rbcdaily.ru/society/562949990184002

Опять ЮКОС. «Дочке» «Роснефти» запретили платить по счетам

14.01.2014, 15:07  Мария Жолобова

Федеральный суд Нью-Йорка по требованию Yukos Capital S.a.r.l., контролируемой бывшими менеджерами ЮКОСа, наложил ограничительные меры на «дочку» «Роснефти» – компанию «Самаранефтегаз». Yukos добивается от нее выплаты почти $186 млн. Теперь благодаря решению суда, о котором пишет РАПСИ, «Самаранефтегаз» должна или временно прекратить выплаты акционерам и аффилированным структурам, или внести залог во исполнение ранее принятого американским судом решения о взыскании с нее средств, полученных от Yukos еще в 2004 году.

Решение в пользу Yukos Capital было принято Федеральным судом Нью-Йорка в прошлом году. «Дочку» «Роснефти» тогда полностью обязали погасить полученный от Yukos заем в 2,4 млрд рублей и выплатить в общей сложности $185,9 млн.

Ранее Yukos Capital обращался с соответствующими претензиями и в российские суды, но те признали недействительными договоры займа – «оспариваемые сделки прикрывали не правомерные действия, а результат преступления».

В 2009 году «Роснефти» постановили расплатиться перед бывшими акционерами ЮКОСа за долги еще одной своей «дочки» – «Юганскнефтегаза». В 2010 году Yukos Capital получил $424 млн.

http://slon.ru/fast/business/dochke-ros … 2881.xhtml

Forbes: сколько на самом деле денег у Ходорковского?

21.01.2014, 11:28  Ира Соломонова

Михаил Ходорковский. Фото: KAY NIETFELD / dpa / ИТАР-ТАСС

Российский Forbes предпринял очередную попытку посчитать, сколько денег осталось у Михаила Ходорковского. Точнее, на какие суммы он мог бы рассчитывать. Уже вторую: в конце декабря мнением на этом счет делился Леонид Бершидский, у которого получилось, что нынешнее состояние бывшего олигарха – примерно $100–250 млн. У редакции Forbes вышли другие цифры.

В 2004 году Михаил Ходорковский был самым богатым россиянином по версии Forbes с состоянием $15 млрд. Источниками богатства были ЮКОС и Group Menatep (теперь GML): Ходорковский контролировал свыше 60% последней, а она, в свою очередь, опосредованно владела большей частью первой. В 2005 году Ходорковский передал свои доли в GML Леониду Невзлину.

После того, что случилось с ЮКОCом, экс-партнеры Ходорковского начали избавляться от активов. GML в 2004 году продала банки «Траст» и «Менатеп-СПб», затем холдинг «Фосагро», страховой и телекоммуникационный бизнес. В общей сложности, насчитал Forbes, от продажи бизнеса, не связанного с ЮКОСом, бенефициары получили менее $700 млн. В итоге крупных активов у GML не осталось, но кое-какие, возможно, все-таки есть.

Новым управляющим ЮКОСа (назначенным с подачи «Роснефти») одну задачу решить все-таки не удалось: до его зарубежных активов они так и не дотянулись. Правда, основными доходами связанных с GML иностранных компаний были дивиденды ЮКОСа, а в список кредиторов Россия их не включила, так что миллиардов на их счетах нет. То тем не менее, пишет Forbes, бывшим менеджерам ЮКОСа удалось спрятать и продать активы GML примерно на $2,3 млрд. Еще около $500 млн удалось отсудить у «Роснефти» в качестве долгов. Таким образом, если учесть долю Ходорковского в GML, он мог бы претендовать на $1,7 млрд.

Кроме того, существуют претензии бывших владельцев ЮКОСа к России. Тяжбы длятся с 2005 года, и чем все кончится, станет известно вот-вот: 30 июля 2014 года суд Гааги должен вынести решение по жалобе на $100 млрд. Надежда получить хотя бы часть от этой суммы с РФ – и есть главный актив GML, считает Forbes, который менеджмент обещает распределить между всеми акционерами ЮКОСа. Но бывший владелец компании, вероятно, останется в стороне: в обмен на отказ от притязаний он получил свободу.

http://slon.ru/fast/russia/forbes-skolk … 5844.xhtml