Ходорковский: честные выборы — это смена режима
Требование честных выборов равнозначно требованию смены режима Владимира Путина, заявил в интервью Русской службе Би-би-си Михаил Ходорковский. Бывший глава ЮКОСа считает, что в России поняли: политика — это работа, от которой зависит благополучие людей
До ареста Михаил Ходорковский считался самым богатым россиянином по версии Forbes. Фото: РИА Новости
Некогда самый богатый человек России, а ныне заключенный ответил на вопросы Би-би-си письменно, через адвокатов.
— Как бы вы описали ситуацию, сложившуюся в противостоянии власти и оппозиции после выборов президента? Ничья? Пат? Преимущество какой-либо из сторон?
— Оппозиция, несколько усилившись после парламентских выборов, по-прежнему значительно слабее, чем власть. Разобщенность, отсутствие общепризнанных авторитетов и стратегии — все это пока оппозиционное движение не преодолело. Однако период общественно-политической апатии, очевидно, закончился, а значит, — гражданская активность будет расти.
В то же время, власть серьезнейшим образом подорвала свой авторитет нечестными выборами и продолжает его подрывать отказом признавать факты. Наложившись на возмущение коррупцией и недоверие судебно-правоохранительной системе, создалось общее впечатление аморальности путинского режима, особенно сильное в среде образованных горожан. Любой социальный конфликт теперь не останется без поддержки со стороны элиты. Делегитимизация режима началась. Но оппозиция в ее нынешнем состоянии и формате просто не поспевает за сменой общественных запросов.
Пришло время для выхода на авансцену новых людей, появления новых структур.
— Добились ли протестующие, по вашему мнению, каких-либо важных сдвигов? Каких? Каких они еще смогут добиться в обозримом будущем?
— Протестующие не ставили перед собой практических задач. Размах движения был недостаточен, чтобы говорить о смене режима в практической плоскости, а разговор о нечестных выборах — это разговор именно о смене режима.
В то же время, всем стало понятно — недовольны происходящим в стране отнюдь не только маргиналы. Требование политических реформ прозвучало именно от тех людей, которым власть предлагала только модернизацию экономики.
Это предложение отвергнуто. Власть, в свою очередь, поставила под сомнение возможность реальных политических реформ «сверху», которые были обещаны ушедшим президентом Дмитрием Медведевым в декабре 2011. Потенциал конфликта между политической верхушкой и активной частью российского общества весьма высок. Что именно станет спусковым крючком для следующего витка противостояния, сказать сейчас трудно.
— Какие выводы можно сделать по итогам выборов в Ярославле, где победу оппозиционного кандидата, по его собственному признанию, обеспечили многочисленные наблюдатели?
— Ярославль показал, что требование честных выборов равнозначно требованию смены режима, что российское общество готово к рациональному политическому поведению, что оппозиция постепенно учится становиться выразителем настроений избирателей. А главное — все больше людей понимает: политика — это работа, от которой прямо зависит их благополучие. И эту работу надо делать им самим.
Я не берусь оценивать победившего на выборах мэра Ярославля Евгения Урлашова, поскольку с ним не знаком. Но важно, что оппозиция, объединившись и поставив перед собой реальную, а не имитационную задачу прихода к власти, может добиться успеха.
— Каковы должны быть институциональные изменения в политической системе? Надо ли менять конституцию? Как вы сейчас относитесь к идее переустройства России в парламентскую республику?
— Ключевая проблема нынешнего управления страной — отсутствие реальных государственных институтов, отсутствие правового государства. Власть осуществляется в ручном режиме, а значит, большинство решений принимается помимо законной процедуры. Отсюда разгул коррупции, незащищенность права собственности и прав человека в широком контексте.
Попытки снять проблему путем создания все новых бюрократических структур или изменения названия старых обречены на провал. Единственный путь — демократизация, создание системы сдержек и противовесов, восстановление реального федерализма, оживление местного самоуправления.
Первыми же шагами должно стать восстановление независимости суда, честные выборы, усиление полномочий парламента по контролю над исполнительной властью. Традиция страны тяготеет к президентско-парламентской, а не парламентской республике.
Однако нынешняя суперпрезидентская «вертикаль», де-факто уничтожившая всякое разделение властей, абсолютно не соответствует современному этапу развития российского общества. Деградация экономики является ее прямым следствием.
— Что будет происходить в политической системе России после президентских выборов?
— К сожалению, предполагаю, что Путин воспринимает результаты выборов как выражение доверия себе и своему курсу. Это — двойная ошибка. Выборы были нечестными, а люди, реально голосовавшие за него, считали, что происходящее в стране — результат действий «плохих помощников», которых он «поправит».
Тем не менее Путин, вероятно, видит ситуацию иначе и попытается продолжать строительство коррумпированного госкапитализма, присущего многим странам третьего мира образца второй половины XX века.
Оппозиция будет подавляться точечными репрессиями. Казнокрадство, коррупция и передел собственности продолжатся.
Но вместе с тем запрос активной части российского общества на кардинальные перемены в политической системе, на переход к современной, а значит — либеральной демократии, будет только нарастать. И поддерживать этот запрос станут, в том числе, и влиятельные фигуры политики и бизнеса, которые до самого недавнего времени ассоциировались с Путиным. Само по себе это может создать предпосылки и основания для политической турбулентности.
— Какие из новых создающихся партий, на Ваш взгляд, смогут стать сколько-нибудь влиятельными?
— Я не верю в успешность «идеологических партий» старого типа. Современная партия — это партия-избирательная машина, партия-коалиция множества общественных сил, способных к нахождению компромисса. Партия, чья главная задача — обеспечение регулярной смены власти. Таких партий, кроме партии власти, может быть две или три, включая националистов и «новых левых».
Неплохие перспективы, на мой взгляд, были бы у Михаила Прохорова, но, по-моему, он не готов к участию в реальной партийной борьбе. Политиков и общественных деятелей нового поколения, способных эффективно заниматься общественно-политическим строительством, немало среди нынешних протестующих.
— Чем можно объяснить реакцию Дмитрия Медведева на заключение президентского Совета по правам человека о том, что для помилования не требуется просьба заключенного?
— Дмитрий Медведев, насколько можно судить, имел детальные политические обязательства перед Владимиром Путиным. Он их не нарушил. Остальное — вопрос формы. К тому же Медведев – больше не президент. Вопрос исчерпан.
— Что для дела демократической оппозиции сейчас полезнее: чтобы вы вышли и присоединились к движению, чтобы вышли, но не присоединялись или чтобы сидели дальше?
— Я неоднократно говорил, что борьба за власть меня не интересует. В то же время, моя судьба и судьба моих коллег по ЮКОСу является значимым символом отношения Путина к политически самостоятельным фигурам, к влиятельным идеологическим оппонентам.
Поэтому, полагаю, с прагматической точки зрения, для оппозиции мое нахождение как в тюрьме, так и на свободе имеет свои плюсы и минусы. К счастью, большая часть реальной оппозиции — либеральной и нелиберальной — мыслит в этических категориях. Это отличает ее от власти.
— Чему Вас научила тюрьма за эти годы?
— Тюрьма — место, которое я лично использую для самообразования и размышлений. Многократно возвращаясь к обдумыванию того или иного вопроса, не имея возможности быстро реагировать на происходящее за воротами тюрьмы события, постепенно приучаешься к поиску смыслов, сокрытых под поверхностью сущего.
Длительные размышления, медленное течение времени – тюрьма приучает жить в ином темпе, ритме, чем современный мир.
http://www.bfm.ru/articles/2012/06/07/h … zhima.html