Алексей Улюкаев: «Если убрать все сурковские примочки, народ изберет левый парламент»

Ирина Ясина

Алексей Улюкаев. Фото: Дмитрий Духанин/Коммерсантъ

В феврале у первого заместителя Центрального Банка Алексея Улюкаева вышла книга стихов «Чужое побережье». Мало кто даже из окружения Улюкаева знал, что Алексей Валентинович пишет и публикует стихи, они выходили и раньше, в журнале «Знамя», например. Публицист Ирина Ясина беседовала с Улюкаевым о его стихах, но больше – о тех изменениях, которые ждут Россию в ближайшем будущем. Мы публикуем беседу Ясиной и Улюкаева:

– Перемены к лучшему в России при нашей жизни произойдут?

– Ответ – из двух слоев. Первый, если отвечаешь как экономист. Мир вступил в фазу макроэкономической нестабильности. И за мою активную жизнь эта фаза не завершится. Это будет полоса низких темпов роста, то там, то тут будет вспыхивать то, что любят называть кризисами. Хотя я этого слова стараюсь не использовать. Россия как более хрупкое, более слабое звено мировой цепи будет встречаться с этими кризисными явлениями чаще. Тому будут способствовать несколько российских особенностей. Одна – у нас до сих пор избыточно централизованное государство.

И мышление тоже, а раз так, то вероятность совершить ошибки выше. Как известно, генералы всегда готовятся к прошлой войне. У нас генеральская система – вертикаль власти. Сверху генерал, под ним полковники, майоры, капитаны. Генерал готовится к прошлой войне и посылает импульс готовиться к прошлой войне всем остальным, и они исполняют. Поэтому мы всегда будем больше опаздывать, чем другие страны. Другие тоже будут совершать какое-то количество ошибок, но это будут, по закону больших чисел, менее драматические ошибки. А у нас – более драматические. Мне так кажется. А если говорить в экономических терминах, я считаю, что мы будем где-то посередине по темпам роста и по многим другим показателям. Мы будем статистически чуть лучше, чем развитые экономики, но чуть хуже, чем развивающиеся. Все в два раза снизятся, мы вместе с ними в два раза снизимся.

– Но это достаточно оптимистический прогноз.

– В том смысле, что все будем живы? Ну да. Ничто не изменится радикально, и вообще, желание изменить радикально, например догнать Португалию так, как завещал нам Илларионов… Это нелепо! Не надо ни с кем соревноваться, это же не спорт, это не Олимпиада в Сочи. Это адекватное развитие. Ты развивайся, соизмеряя свои возможности, свои ресурсы со своими задачами.

Второй пласт. Может ли вообще что-то измениться? Да, конечно. Однако я не верю, что это могут быть перемены к лучшему. Хотя надо договориться заранее о терминологии. Лучшее – это какое?

– Предположим, более европейское.

– Для меня тоже на бытовом уровне европейское лучшее. Но на уровне ответственной политики это не всегда так. Европейские политики такие же, как все, кто слишком сильно зависит от волеизъявления людей. Наши точно такие же. Просто там популисты масти трефы, а у нас популисты масти бубны. Даже товарищ Сталин по-своему зависел от ожиданий масс. Он не мог позволить себе выходок, которые бы не монтировались с представлением народа о лучезарном отце нации. Вериги, налагаемые на нацию, налагаются и на вождя. Это как в басне «Топтыгин на воеводстве»: от него ждали больших безобразий, а он чижика съел. Вождь не может есть чижиков. То есть общественный договор существует всегда. Формы разные.

Нормальный западный политик ответственен перед теми, кто за него проголосовал. Это такое текущее понимание ответственности. Но еще же есть ответственность перед детьми тех, кто проголосовал, перед внуками тех, кто проголосовал. А интересы детей и внуков могут сильно отличаться от интересов ныне работающих. В наших экономических реалиях это, например, вопрос повышения пенсионного возраста. Ответственный политик должен принимать непопулярные решения сегодня, чтобы страна жила завтра. А элита общества должна, если угодно, приподнимать планку, менять масштаб задач.

– Оценим с этой точки нашу элиту, то есть людей культуры, бизнеса, всех тех, кому, как говорится, многое дано.

– Кто я такой, чтобы это делать? Я даже к себе не могу отнести этот вопрос. У меня вообще невысокое мнение о существующем российском обществе, но я понимаю, что все упреки я должен, прежде всего, отнести к самому себе. Элита – это обязательства. Тот, кто несет на себе обязательства, это и есть элита. А тот, кто просто красиво и с удовольствием живет, – тот не элита. Нет, я нисколько не против того, чтобы удобно спать и вкусно есть, но жизнь – это больше.

– В нашей жизни был человек, которого можно назвать элитой во всех отношениях. Служение, ответственность, мужество. Егор Тимурович Гайдар. В декабре было два года со дня его смерти. Плохо без него?

– Очень. Это был великий человек, и одно из самых больших событий моей жизни – встреча с ним. Егор учился на курс старше меня, и мы познакомились, уже закончив университет. Нам было лет по 26. Настоящий энциклопедист, человек, который не с узкодисциплинарной, а с глобальной точки зрения анализировал происходящее. Егор был синтезом либерального и настоящего патриотического подхода к решению проблем. Великий патриот, который своей кровью подпитывал страну, своими руками делал реформу. Это тонко чувствующий и глубоко страдающий человек. Интеллигент в чеховском смысле этого слова. Егор не ходульный херувим, он живой человек. Любил хорошую литературу, театр, любил, наконец, выпить и поесть. У меня есть стихотворение, посвященное памяти Егора, называется «Молоко одиночек».

Хороши или плохи – поди разберись,

Ахи-охи,

Полосатая жизнь и небесная высь.

Две эпохи.

Мы были друзьями. Все было переплетено. И мне его не хватает во всех смыслах.

Я не люблю выражение «лихие девяностые». Мы делали не либеральные реформы, мы делали единственно возможное и необходимое для спасения страны. И это бы делал кто угодно ответственный – либерал, монархист, – кто угодно. Если у тебя есть любовь к своему народу и ответственность, ты сделаешь именно это. Мы это видели в 1998–1999 годах с правительством Примакова–Маслюкова. Так бывает, что левым политикам порой проще реализовывать правую повестку.

– А сейчас левая Дума не опасна ?

– Ну у нас же Дума – не место для дискуссий, поэтому бояться нечего. Но вообще, если говорить о демократии, то посмотрим правде в глаза. Всеобщее избирательное право – это благо или нет? Ведь если убрать все сурковские примочки, то сейчас народ изберет совсем левый парламент, изберет безответственно и безответственных. Можно относиться к народу как к малому дитя, постоянно исправляя то, что кажется его ошибками. Собственно, этот подход и реализовал последовательно Сурков. Мы, к сожалению, не можем пройти тот путь, который прошли западные демократии, когда первоначально право голоса имели белые мужчины, платящие налоги. А в дальнейшем круг голосующих просто расширялся. Мы должны перевернуть знаменитый лозунг времен американской борьбы за независимость – нет налогобложению без представительства в парламенте. Мы должны сказать: нет представительства в парламенте, если нет ответственности. Скажем шире, если человек ничего не ставит на кон, он не может претендовать на представительство. Платя налоги, я отрываю от себя кусок чего-то: кусок еды, кусок образования своих детей и поэтому я хочу участвовать в делах страны. Эта логика мне понятна.

– Логика людей на Болотной и на Сахарова была примерно такой.

– Наверное, я пока не уверен, но в любом случае, хорошо, что клиент, читай, общество, скорее жив, чем мертв.

– А протест на западе – «Оккупируй Уолл-Стрит» – это ответственный или безответственный протест?

– Безответственный.

– Вернемся к роли интеллигенции. Мы говорим об ответственности… «Я буду рисовать свое яблоко, даже если фашисты войдут в Париж», – постулировал кто-то из великих художников. У нас творческая, интеллектуальная элита пробуждается. Вот выступал на Болотной и на Сахарова Борис Акунин, ему аплодировали круче, чем политическим лидерам. Он прилетел специально из-за границы для того, чтобы выступить на митинге. Евгений Попов, известный писатель, в живом журнале призывал себе подобных идти в наблюдатели на выборах. Именно людей с именами и кристальной репутацией. Сама видела на политическом мероприятии Юрия Норштейна и Сергея Гандлевского. Какую роль творческая и интеллектуальная элита должна играть в жизни страны в такой точке бифуркации, в которой мы сейчас находимся?

– Это очень сложный вопрос. Есть единицы, которые действительно живут в башне из слоновой кости. Они не должны сильно запариваться по поводу какиx-то Кремлей, каких-то Болотныx площадей, какой-то демократии.

– Но они же граждане?

– Фигня все это. Вот понять действительно, как устроено яблоко, что у него внутри? А если сжать его так, что будет? В мироздание, в тайны бытия они должны быть погружены. Они живут своей жизнью. Я даже не знаю, кого можно привести в пример. Есть другие. Они вполне успешные культурные люди. Вот Быков. Я не скажу, что он великий прозаик или поэт, чью книжку я возьму с собой на необитаемый остров. Но они состоявшиеся. Не какие-то небожители, а жители земли, ее культурная элита. Должны они? Должны! Так же, как мы. Мы же все граждане страны, мы не идиоты в греческом понимании этого слова, которые отказались от своих гражданских прав. Хотя я, например, не ходил на голосование, возможно, я – идиот, по греческим меркам.

А времени хватает следить за культурным процессом? Следить за этой интеллектуальной элитой?

– Расскажу, у меня, конечно, не хватает времени. Что я делаю? Я читаю рецензии 5–6 людей, обозревателей литературных, культурных, которым я доверяю. От них я узнаю о театре, о кино, о книгах, о музыке, о балете, обо всем. У меня, слава богу, сын кинематографист, если он меня заставляет посмотреть кино – я посмотрю.

Прозу не читаю, потому что просто боюсь толстых книжек… А вот поэзию современную я для себя открыл, особенно интернет-поэзию. Если не брезгуешь возиться в навозной куче, не сильно боясь запаха, то ты находишь настоящие жемчужины. Мой дед, мамин папа, был учителем литературы, и он подарил мне на день рождения – мне было лет 12 – томик стихов. Там оказался Бальмонт, Мандельштам, Северянин, Ахматова, Цветаева, Пастернак. Я все это прочитал, и меня как шибануло! Я понял: вот это вот – оно! Вот, оказывается, как можно все понимать и говорить. Сам стал писать чуть после. У меня первый период стихописания был с 1970-го по 1980-й.

– A когда была работа с Гайдаром, не до этого было?

– Я в предисловии к книжке как раз об этом … «Сначала поэт в России был больше, а потом оказалось, что, как во всем мире – меньше или равен».

Сначала объявилась гласность, стало можно писать на острые темы и публиковаться. Журнальные и газетные статьи вытеснили стихи. Худшие книги вытесняли, соответственно лучшие, претендующие на вечность замещались актуальными. Это в самом деле так, ты думаешь, что это потом, потом про розы и морозы напишешь! А следом за публицистикой уже и какие-то проекты законов, указов. А потом попробовать самому сделать что-то реальное… и вдруг чего-то получилось, это же такой неслыханный кайф! Пушки заговорили, музы куда-то убежали.

– Сейчас опять…

– Два года как опять. Что-то произошло во мне, в обществе. Я 30 лет не брал в руки этих шашек! Я себя сравниваю сам с космонавтом, который улетел к далекой звезде, к Альфа-Центавра, потом прилетел, тут другая жизнь, другая поэзия, другая история, другая культура. А этот явился, не запылился. И ему нужно скорее-скорее-скорее понять, чего вокруг происходит. Я сейчас судорожно, лихорадочно читаю современную поэзию.

– Вышла книжка стихов. Все новые?

– Там есть маленький раздел, он называется «До нашей эры», это 1974–1980 годы. Другая жизнь. Но это примерно пятая часть книжки, основное написано за последние 2 года. Читатель сразу видит светлое, это начало, а остальное – в основном черной краской.

– И в магазинах сборник будет продаваться?

– Да, мне хочется посмотреть, как это, хотя мне известный критик сказал: «Я видел людей, которым книжки стихов дарили, видел людей, которые дарили, но никогда не видел человека, который платил бы за них деньги». Хотелось бы в глаза ему посмотреть, этому человеку. Может, существует.

– Существует нестыковка на уровне понятий, первый зампред Центрального Банка, и вдруг – поэт?

– Существует. Я написал в предисловии, что долго сомневался, мне было страшно…

– Ну, тогда надо было убрать в стол, и пускай лежит. Дети прочитают.

– Надо было бы именно так поступить, но я не смог.

– А почему хочется, чтобы прочитали?

– Мы хотим, чтобы нас любили. Мы любви хотим. Желательно, бескорыстной. И вот ты думаешь, что напишешь чего-нибудь вот такое, а тебя полюбят. И ты сам, второй половиной мозга понимаешь, что это ерунда полная, с какого это перепуга тебя будут любить? Но та половина, которая хочет любви, она сильнее. И она тебя тащит. Я считаю, что поэзия – это высказывание, я не работаю над стихами. Вот я выдохнул и пошел дальше.

– Нравится работа?

– Очень. Это лучшая из всех моих работ. Большие возможности и сравнительно мало кандалов. Когда я работал в Минфине, у меня возможностей было большое, но и вериги! Здесь же зерен больше, чем плевел. Предсказуемость и осмысленность. Если говорить о работах в моей жизни, то у меня в жизни было 3 замечательных периода. Два революционных: конец 80-х – начало 90-х, когда была иллюзия, что вот мы умные, образованные, уж мы-то знаем, как все это сделать. Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю. Нам дали точку опоры, и мы вроде бы перевернули, а потом вроде бы все вернулось назад. Но это потом, а тогда такой драйв был, каждый день ты знал, для чего ты живешь! Второй период – это 2000–2003 гг. Минфин – снова попытки реформ: бюджетных, фискальных, финансовых и так далее... Тоже было интересно и так здорово, и мне все казалось, что вот-вот… а потом это закончилось. А сейчас у меня просто интересная работа. У меня нет больших иллюзий, что я что-то изменю…

– Охранительская функция?

– Охранительская, вот это очень правильно сказано. Я хочу минимизировать количество ущерба, которое можно нанести. Может быть, действительно нет смысла рыпаться сейчас, но, с другой стороны, как можем не рыпаться? Двигаться надо. Пока мы живые – мы двигаемся. Если мы перестали рыпаться, значит все, значит, траурная музыка. То есть как человек я должен дерзать, но как мыслитель я понимаю что это, скорее всего, напрасно. Но кто-то потом придет, который сделает. И это будет не напрасно.

– Новый брак и маленькие дети. А как воспитывать детей? Люди нашего поколения, выросшие в СССР, были голодными во все смыслах. И мы дорвались до вкусной еды, красивой одежды, путешествий. А наши дети растут в обстановке, когда это все в той или иной мере доступно. Как воспитывать в них и желание достигать, и ответственность после достижения поставленныx целей?

– Не знаю. Я на сегодняшний день многодетный отец, у меня четверо детей в разных поколениях. Что делать? Разговаривать. Я сам – атеист, а шестилетний сын – верующий. И мы с ним говорим о боге. Как не навязать ему свою точку зрения? Рецепт один – относится к нему как к равному. Он просто меньше по размеру, но не по духу и не по сознанию. Огромное количество реальностей все равно объяснить сложно. Например, старшим детям трудно было втолковать, почему в СССР нельзя было пользоваться ксероксом. Еще одно, дети тех, кто сам назвал себя элитой в нашей стране, – несчастные люди. Живут в резервациях. Ребенок в детстве может быть одинаково счастлив, если его просто любят, живет он на элитной даче или в деревне Новгородской области. Но что потом? Всю жизнь жить в элитном гетто в собственной стране? Или выходишь, и происходит встреча и с необъятной родиной и с народом-богоносцем...

– Но существуют же паллиативные методы выхода из « резервации»? Благотворительность, например. Дочки государя-императора работали в госпиталях. А детей наших руководителей нигде никогда никто в глаза не видел.

– Очень многим из нас проще поделиться деньгами, а не временем. А вдруг там, на выходе из резервации, будет плохо пахнуть? А вдруг мне не скажут спасибо? Каждый выбирает ношу по себе. Я помогаю интегральному кукольному театру в Петербурге. Там ставят кукольные спектакли одновременно для здоровых детей и для детей с пороками зрения и слуха. Как они это делают, я не понимаю. Но если бы мои собственные дети могли бы лично там чем-то помогать, было бы здорово.

И как финал:

У меня есть такой стишок, коротенький. «Ты был романтиком и лириком, шарахался от всякой скверны, не мог проснуться без будильника, хороший сон, в порядке нервы, теперь другое – пьешь снотворное горстями и пропил будильник, осталась только шляпа черная, в которой вылитый ты лирик». Называется «тело в шляпе».

http://slon.ru/russia/aleksey_ulyukaev_ … 9650.xhtml

Президент без столиц. Где кончается легитимность Путина

Александр Баунов

Иллюстрация: Карл Вениг. "Последние минуты Дмитрия Самозванца" (фрагмент)

Президентом можно быть в разных смыслах слова. В узком и широком. И, в отличие от Нового Завета, непонятно, какой из двух путей труднее.

Чтобы быть президентом в узком смысле слова, достаточно ведь, чтобы охрана тебя признавала и пропускала в президентский кабинет. Меня вот, например, не пустит, а Медведева пока пускает, и Путина пустит и не спросит: «Вы к кому?». Ходишь на работу в президентский кабинет – вот уже и президент. Можно даже и совсем без выборов. Так многие в мире и делают.

А когда ты ходишь на работу в президентский кабинет – у тебя и вертушка, и гербовая печать, и зарплатные ведомости администрации, и зам. по кадровым вопросам. Значит, уже и личный состав администрации президента тебя, а не кого-то другого,  будет признавать главой государства: шофер, и завхоз, и глава пресс-службы – все. Шофер подкатывает утром к подъезду, завхоз  выдает скрепки, сколько попросишь, глава пресс-службы приносит папочки с любыми новостями.

Человека, который сидит в кабинете президента с вертушкой и за которым, по традиции, два капитана ВМФ носят ядерный чемоданчик, волей-неволей признает и армия. Ну, большая ее  часть. И, поскольку в этот кабинет, кто бы там ни сидел, носят доклады внутренняя и внешняя разведка, то у этого человека может сложиться впечатление, что у него всё под контролем. Дальше – больше: раз он назначает премьера и правительство и – пока еще – местное начальство, ему может показаться, что он управляет и всей страной – как в целом, так и в частностях, как в центре, так и на местах.

А на самом деле – нет. На местах, может быть, да, а вот с центром как-то не очень, а значит, и с целым тоже, а значит – и с частностями.

На самом деле, он – президент в узком смысле. Президент своих непосредственных подчиненных. Президент государственной бюрократии. И, конечно, президент своей группы поддержки. Вольно же барину Троекурову быть президентом собственных холопов. Вот попробовал бы он быть президентом крестьян соседа своего – помещика Дубровского.

А ведь это и значит быть президентом в широком смысле слова. Чтобы быть президентом России в этом смысле, нужно, чтобы тебя признавала вся страна. А с этим у Путина проблемы.

ПРИЗНАНИЕ МЕНЬШИНСТВОМ

Проблем, собственно, две: непризнание меньшинством и непризнание столицей, из которой придется править.

Признание бюрократией и признание страной – это разные вещи. Признание бюрократией – очень важная штука, без него глава страны не сможет управлять, он вроде самозванца в своем кабинете с солидно блестящей табличкой и двумя капитанами.

Но признание страной еще важнее. Бюрократию можно кое-как заменить, а страну – нет. Бюрократия может подчиниться давлению страны и начать выполнять распоряжения нелюбимого президента, а общество, если бюрократия ей кого-то навязывает, в лучшем случае может абстрагироваться и уйти в частную жизнь, в худшем – взбунтоваться. Не бойся, Маша, я – Дубровский.

«Оппозиция всегда недовольна и всегда не признает итоги выборов», – часто повторяет Путин, и это, конечно, неправда. В нормальной ситуации оппозиция хоть и недовольна, но итоги как раз таки признает. Маккейн со своей анекдотической Сарой были недовольны, но признали, и оставшийся один Качиньский признал Туска, несмотря на форс-мажор под Смоленском, и даже Гор, набравший большинство голосов в целом по стране, уступил Бушу, въехавшему в заветный кабинет благодаря извивам американского федерализма. Этот случай Путин любит приводить как пример скандального несовершенства западной демократии. Но это он не признает неправильной победы Буша, а Гор-то признал.

Когда проигравшие не признают проигрыша, то и выигравший всё равно что не выигрывал. Человек, который опирается только на большинство, без признания меньшинства – это еще не президент страны.

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

Как же не президент, когда вон сколько за – целых 64%. Да, кроме того, что он – президент бюрократии (охраны, шофера и двух капитанов), он президент своего большинства.

Но это большинство рассеяно где-то там, по деревням, городкам, по поселкам городского типа, по воинским частям, по национальным окраинам, по общагам, по предприятиям непрерывного цикла. А в столице, откуда ему придется править страной, у него вовсе не большинство, да и в других крупных городах – центрах деловой экономической жизни, судя по всему, тоже. Цифры могут этого не показывать, но ведь у нас цифрам не верят. Люди верят своим впечатлениям, своим ощущениям, друзьям, знакомым, родственникам и (в Москве и прочих мегаполисах) чувствуют себя обманутым, недосчитанным большинством.

Кроме того и без мегаполисов видно, что в центре России дело для него обстоит хуже, чем на национальных окраинах. Странно, правда, что и.о., который в первый раз попал в тот самый кабинет как защитник России и Москвы от взбунтовавшихся окраин, теперь попадает в него благодаря тем самым окраинам. И даже защищает себя с их помощью в Москве от москвичей.

А ведь была у него возможность получить настоящее, честное большинство и в центре России, и в самой Москве. Это если бы он пошел на второй тур. Но к череде ошибок, о которых я писал здесь, система прибавила еще одну: выжала победу в первом туре и вместе с этим упустила шанс покорить столицы и добиться гораздо более высокой и концентрированной легитимности, а не жидкой и рассеянной везде помаленьку.

Ведь это неправда, что Путин проиграл бы любому кандидату во втором туре. У большинства не повернулась бы рука проголосовать, допустим, за Зюганова с его священным чайником. Даже если Путин по опросам побеждал в первом туре, в его интересах было придумать второй. Все-таки было бы у общества чувство, что не просто шаг назад, а пусть два назад, зато один вперед. Но бюрократия в очередной раз предпочла покой внутри себя стабильности в стране.

ЧУЖОЙ В СТОЛИЦЕ

Ну и что в итоге? Да, где-то по стране у него большинство. Не стоит думать, что вся страна проснулась вместе с нами и превратилась в рассерженных горожан. Там есть и совсем не горожане, и не очень рассерженные. Россия – страна большая и разноскоростная: много ли рассерженных горожан было в Москве в 2008 году, после выхода России в полуфинал чемпионата Европы?

По стране у него большинство. Но меньшинство не признает его победы, и это меньшинство – большинство в столице. А, может быть, и в еще нескольких ключевых городах. За малиновой далью на далекой лесной стороне спит любимая в маленькой спальне. А жить-то придется здесь, с нелюбимой.

В результате бессмысленной победы в первом туре мы получили очень шаткую ситуацию, когда президент правит в общем равнодушной и местами глухо недовольной страной из активно недовольной, не признающей его столицы.

И вот он начнет ездить на работу, потому что у него, вернее, у его зама, с прошлых сроков остались ключи от кабинета и пропуск, его узнает охрана, в коридорах с ним здоровается завхоз, пресс-секретарь и другие сотрудники администрации. Но каждый день он едет туда, в те помещения, где его считают президентом, по не признающей его столице, возвращается по ней домой, приглашает в нее зарубежных руководителей – большая часть которых тоже не признают его прав на эту столицу. Смотрит на этот враждебный город в окно машины и кабинета, пытается проникнуть в него речами через телевизоры, но их уже давно не слышат: за 12 лет они слились в общий фон с бормотанием диктора и рекламой.

В этом городе, он по-настоящему – президент мэра (собственноручно назначенного бывшего подчиненного), собственных охранников, своего шофера, своих секретарш, своей пресс-службы, директоров пары телеканалов и двух капитанов, разумеется.

Кому нужен такой Рим? Император Константин, чтобы не мучиться, перенес столицу от греха и Рима подальше, в заштатный городок Византий, переименованный по такому случаю Константинополь. Вот не зря же власти придумали год назад в стороне от нынешней новую Москву.

http://slon.ru/russia/pervyy_tur-760777.xhtml

Дурдом голосует за Путина. Академгородок – против

Роман Доброхотов

Фото: Reuters

Пока оппозиция спорит с чиновниками о том, сколько на самом деле голосов было отдано за Путина, Slon решил выяснить, кому эти голоса принадлежат. Время от времени в сводках ЦИК появляются участки с экстремально высокими процентами в поддержку Путина. Или, наоборот, неожиданно низкими на фоне соседних УИКов. Slon выяснил, что же это за участки.

В Москве Владимир Путин в среднем набрал меньше 50%, зато есть есть отдельные участки, где в его поддержку высказался необычайно большой процент избирателей. Среди рекордсменов – УИК №3245, где находится Психоневрологический интернат №25 – там за Путина проголосовало 91% избирателей. В целом это это достаточно нормальный показатель для подобных заведений, скажем Психоневрологический интернат № 30 (УИК №1981) дал Путину 82%, а в аналогичном заведении для пожилых граждан – Геронтопсихиатрическиом центре (УИК №1881) – Владимир Владимирович получил 84%.

Примерно такие же результаты Путин показывает в различных пансионатах для инвалидов и ветеранов:

– УИК №3357 (пансионат ветеранов труда и инвалидов № 6) – 94,46%,
– УИК №3273 (пансионат для ветеранов) –  84,88%,
– УИК №3260 (реабилитационный центр для инвалидов,) – 92%,
– УИК №2879 (пансионат для ветеранов войны) – 80%

Наблюдатели свидетельствуют: в таких заведениях почти все пациенты голосуют с помощью медсестер, им трудно держать ручку, многие из них не способны вспомнить, что говорили минуту назад, кто-то все время зовет маму и папу, но по закону они дееспособны, а директора этих заведений контролируют, чтобы каждый поставил галочку, явка всегда под 100%.

Популярен Владимир Путин и среди граждан, содержащихся под стражей, но чуть меньше: в знаменитой «Матросской тишине» (УИК №3304 ) его авторитет признали 69% голосовавших, такой же процент он получил и в следственном изоляторе «Семерка» (УИК  №3313), зато в колонии и сизо №50/12 (УИК №3401) он получил достойные 88%, а в знаменитой «Бутырке» (УИК №3222) – все 89%.

Надо, правда, признать, что авторитетность Путина среди заключенных может быть несколько преувеличена. Скажем, на УИК 3303, который тоже относится к «Матросской Тишине», Путин набрал лишь 41%, а в «Лефортово» (УИК №3308) – 44% (притом, что на обоих этих участках «Единая Россия» взяла в декабре за 80%). Секрет прост – на обоих участках на этот раз были независимые наблюдатели. Так что за всех заключенных было бы говорить неправильно. Вот, к примеру, во Владивостоке в СИЗО-1 (УИК №135) победил и вовсе Жириновский, получив 39% голосов (Путин получил лишь 31%).

Особенно слаженно и бодро за Путина голосуют в военных гарнизонах. Причем вне зависимости от их расположения результат примерно одинаковый. Вот, выбранный случайно навскидку Чебаркульский гарнизон в Челябинске (УИК №2230) – за Путина 85.96%. А вот военный городок ЗАТО Мирный в Архангельской области: тут сразу девять УИКов, и на каждом явка – 100%. Посмотрите, как красиво смотрятся результаты голосования за Путина, если их записать в столбик:

УИК №552 – 90,43%

УИК №553 – 90,74%

УИК №554 – 99,76%

УИК №555 – 98,87%

УИК №556 – 97,40%

УИК №557 – 98,19%

УИК №558 – 99,58%

УИК №559 – 89,80%

УИК №560 – 99,10%

Противники Путина концентрируются не так четко. Заметно, например, что в центральных районах Москвы поддержка Путина редко превышает 40%, а на периферии и в области она выше, но с чем это связано – с уровнем образования, достатка, с качеством наблюдения? А как быть тогда с каким-нибудь беднейшим Южно-Сахалинском, где Путин на большинстве участков не набрал 50%, а там, где набрал –  немногим больше 50%. Не говоря уже о Владивостоке, где Путин на половине участков и 40% не набрал. В масштабе страны проводить такие параллели сложно, зато можно обратить внимание на те случаи, где заметна особая разница на соседних участках. Так, например, в Зеленограде, в элитном жилом комплексе «Молодежный» (УИК 3115) с большим отрывом победил Прохоров – 44,02%. На остальных участках голосование – как и в среднем по Москве, не считая, опять же, местного следственного изолятора, где за Путина проголосовало 87,85%.

А вот Прохоров победил, например, в общежитиях МГУ:

Студгородок «Проспект Вернадского» (УИК №2616) – Прохоров – 39,63%; Путин 32,63%,
ФДС (филиал дома студентов) МГУ (УИК №2661) – Прохоров – 40,37%; Путин 29,16%
ДАС (дом аспирантов и стажеров) (УИК №2053) – Прохоров – 40,22%; Путин – 31,14%

Скандал разгорелся с главным зданием, где перед выборами неожиданно в дополнительные списки было внесено более тысячи избирателей. Так, например к УИК 2639, где на парламентских выборах «Единая Россия» получила 17% и заняла третье место, приписали дополнительных 624 человека, и Путин в результате получил здесь аж 41%. Если этих 600 вписанных отнять от голосов за Путина, то он окажется на том же третьем месте, что и «Единая Россия» на думских выборах.

Путин среди студентов в целом оказался крайне непопулярен. Скажем, студенты СПБГУ (УИК №124) отдали Прохорову 38,4% голосов, а Путину – только 35,11%. У физтеховцев в Долгопрудном  Прохоров набрал 44,98%, а Путин – 29,88%.

Примерно тех же взглядов придерживаются и ученые. В знаменитом Новосибирском Академгородке (УИК №1970) Прохоров получил 38,34%, а  Путин – 32,57%.

Примечательно, что наиболее образованные граждане голосуют примерно так же, как россияне, живущие в развитых странах. И очень возможно, что если Путин будет оставаться у власти все 6 лет, то эта первая категория граждан может плавно превратиться во вторую.

http://slon.ru/russia/durdom_golosuet_z … 2972.xhtml

Калачев: муниципальный фильтр надо отменять — иначе это отрезание хвоста по частям

Рабочая группа по избирательному законодательству поддержала предложение ЦИК и договорилась о снижении муниципального фильтра на выборах губернаторов

Фото: Павел Смертин

Обновлено в 23:10

Рабочая группа по совершенствованию избирательных законов при кремлевской администрации решила снизить муниципальный фильтр на выборах губернаторов с 10% до 5%, сообщает РБК. При этом ограничения по нижней границе не будет.

В «Единой России» это решение поддержали. Вот что заявил Business FM член думской фракции «Единой России» Александр Грибов:

За изменение порога муниципального фильтра ранее не раз выступала глава ЦИК Элла Памфилова. По ее мнению, меры по развитию конкуренции необходимы для того, чтобы власти не использовали административный ресурс для снятия неугодных или наиболее реальных оппонентов на выборах.

Руководитель «Политической экспертной группы» Константин Калачев считает смягчение муниципальных фильтров ненужной полумерой:

Будет ли муниципальный фильтр снижен уже на следующих осенних выборах, пока неизвестно. Однако реформа не окажет никакого влияния на кампанию в Москве и Петербурге, уверен политолог Андрей Колядин:

В конце прошлого года в Северной столице уже вносили поправки в закон о выборах губернатора, однако фракция «Единой России», как писала «Фонтанка», снижение муниципального фильтра тогда не поддержала.

https://www.bfm.ru/news/407352